Платина и шоколад

Думать о том, что жизнь подходит к концу, было тяжело.

Сначала было тяжело смириться с тем, что время, чёрт его дери, идёт. Или же он сам проходит мимо. Стареет тело, потухает взгляд.

Так уж повелось, что у всех, кто взрослеет, тускнеют глаза.

Потом пришло беспокойство — всё ли будет в порядке с сыном, когда не станет Логана. Да, ему было всего лишь сорок три, но эти мысли так навязчиво крутились в голове, что не замечать их просто не получалось.

А затем начался тот кошмар, который вынес из головы всё.

И становилось хуже. Только хуже, потому что кошмар прогрессировал. С каждым днём Логан чувствовал это.

Год назад. Бесконечный год назад.

При живом Люциусе, при старом составе приспешников. Ритуалы, не несущие за собой результатов, и всё хуже, и хуже, и хуже. И ещё хуже, хотя это было просто невообразимо. Стоило ситуации достигнуть дна, как всё проваливалось, и оказывалось, что внизу ждёт что-то ещё более мрачное. Глубокое.

Новое дно. И новое. И новое…

— Мы поможем твоему сыну. Картала сказала тебе, что кровь нечистокровных спасёт его.

Пустые обещания. Люциус делал всё это только ради своего дела. Убийство ради убийства. Потому что Курту не становилось лучше, ни через месяц, ни через полгода. Это было не то. Это было слишком не то.

Логан знал, что проклятье не перебороть мелкими убийствами магглов, несмотря на то, что позволял пропускать через себя магию, чтобы зарядить ею кровь убитых.

И каждый раз во время ритуала холодели руки, потому что просыпалась пустая, глупая надежда. Которая не оправдывала себя. Нисколько. Ни разу не оправдывала себя. Не стоило связываться с семейством Малфоев. Не стоило доверять Люциусу. Возможно, если бы Логан действовал сам, если бы не повёлся на жалкую обманку, Курт был бы здоров. Возможно, это можно выкинуть из головы сына. Но отчаяние толкает порой на вещи, из которых приходится вылезать годами. На поступки, от которых не отмываются руки.

И первое убийство, которое совершили приспешники в начале сентября, без участия покойного Люциуса Малфоя, почти помогло. Почти получилось. Семейка Джорджа Бэллоу, работника Министерства магии, была убита. Ритуал почти принёс тот результат, что был нужен. Проклятие отступило.

Курт присутствовал при убийстве, и Логан видел, как “это” тёмной тучей вырвалось из тела сына, мгновенной, почти незаметной. Никто кроме него, пожалуй, не заметил этого стремительного теневого рывка.

— Ты как? — он до сих пор слышал свой взволнованный шёпот после окончания ритуала.

— Всё… тихо, — и изумлённые глаза сына были такими отчаянно распахнутыми, что камень свалился с души.

Неужели. Неужели помогло? Наконец-то помогло?

Однако не прошло и нескольких недель, когда сова принесла из Хогвартса новое письмо.

“Отец, это началось снова. Я чувствую, как оно возвращается.”

И в этот момент родился страх.

На смену надежде, на смену действиям.

Был только один вопрос: почему? Почему это помогло лишь на время? В чём нужно изменить ритуал, в чём он постоянно совершал ошибку?

Семьи следовали за семьями. Курт сам выбирал жертв. Это были попытки вслепую. Но это были попытки.

Ритуалы не давали ничего. Ровным счётом пустое место. И с каждым разом всё больше пустоты в глазах сына.

Наверное, именно это толкнуло его на очередной поход к Катарле. Очередной поход в Лютный переулок. Очередные тёмные, будто затянутые омутом взгляды волшебников в непримечательных одеждах.

В этой части всегда было тихо, слишком тихо и мрачно. Ноги сами несли к низкому, задёрнутому плотными шторами входу в магазинчик. Логан был редким гостем в подобного рода заведениях, поэтому затхлый запах зелий и проклятий, буквально витающий в воздухе, душил его. Тёмная магия слишком сильно меняла людей, чтобы волшебнику было просто приспособиться к ней сразу же.

Возможно, именно магия и оставила свои бледные отпечатки на тёмных волосах Миллера.

Скрипучая дверь. Шипение змеи, извивающейся на коряге, торчащей прямо из витрины. Зелёные глаза с тонкими зрачками следили неотрывно, как незваный гость следует к прилавку. Толстое и слегка сплющенное под собственной тяжестью тело медленно сползло на пол и изумрудной лентой проскользило к Логану. Тот, поджав губы, наблюдал за тем, как змея съеживается, деформируется, шипит, то ли от боли, то ли в попытке прогнать. И через минуту на её месте уже сидит женщина в свободной мантии, с бледной кожей и собранными в свободный узел волосами цвета болотной тины. И вида схожего.

Глаза с тонкими зрачками по-прежнему следят за Логаном, будто он намеревался украсть один из засушенных черепов, стоящих на полках, или же шкуры белых мышей, вывешенных над стойкой.

— С-снова ты.

Голос колдуньи такой жуткий, что пробрал бы до самых костей любого. Но он уже встречался с ней. Она знает секрет спасения, бояться её нельзя. Поэтому Логан только сдержанно кивнул:

— Здравствуй, Картала.

— Каким нарглом принес-сло тебя? — Женщина поднялась на ноги, холодно приподнимая редкие брови. А затем со змеиной грацией проскользнула мимо него, за витрину.

— Мне снова нужна твоя помощь.

Голова склонилась набок, отчего колдунья сразу же снова напомнила скользкого хищника.

— Что ещ-щё ты не понял из того, что я с-сказала тебе?

— Ты сказала, что нужны грязнокровые семьи волшебников. Это не помогает.

Картала запрокидывает голову и беззвучно хохочет, так широко раскрывая рот, что виден раздвоенный язык. Миллер стоит и смотрит на неё, сдерживая свою злость. Его несчастье кажется ей потешным. Смех прекращается внезапно. Колдунья смотрит с обвиняющим презрением в глазах.

— Я сказала, что нуж-жна одна кровь, но не семья. Когда же вы научитесь с-слушать, что вам говорят, а не придумывать рецепты с-сами?

Мужчина делает шаг вперёд. Кладёт ладони на деревянный прилавок и наклоняется вперёд.

— Одна кровь?

— Кровь человека, наделенного магией и имеющ-щего грязную кровь! Твой с-сын сам должен почувствовать, кто это! С-сам! Я говорила тебе!

И она почти кричит, сотрясая сжатыми в кулаки руками воздух. Она злится на него за недогадливость. Логан смотрит прямо в узкие разрезы зрачков.

— Как он сделает это? Те, кого он выбирает, не подходят.

— Проклятье почувс-ствует. Проклятье с-само почувствует. Оно не такое глупое, как вы, люди, оно с-сможет почувс-ствовать того, кто убьет его!

По взгляду колдуньи видно, что она умалчивает о чём-то.

И Логан едва удерживает себя в руках, чтобы тут же не вытрусить из неё всё. А она словно догадывается. Тонкие губы растягиваются в усмешке, а язык быстрым скользящим движением касается угла рта.

Слуха почти достигает отдалённое шипение.

— Ты же знаешь, в чём секрет. Так скажи мне, чёрт возьми! Скажи мне, я заплачу любые деньги! Тебе нужны галлеоны? Получи, подавись!

И он судорожно вытаскивает из карманов золотые, один за одним, бросая их на стойку, почти не слыша, как они сыпятся на пол. А когда наступает тишина, Картала проводит длинным ногтем по боку близлежащей монеты.

— Ты смеш-шон… — шепчет она. — Ты смеш-шон и глуп.

А затем она наклоняется вперёд, отчего носа касается запах опавшей листвы и свежей земли, будто ведьме куда больше лет, чем кажется. Будто она живёт в зарытом гробу.

— Вам нужна грязнокровка. А не её с-семья. Грязная кровь, ритуал — и проклятье ис-счезнет. Если оно не укоренилось в голове твоего с-сына.

Несколько минут Логан потрясённо молчит. Конечно. Они ни разу не убивали детей. Только взрослых магглов. Но нужны были не магглы. Нужны были нечистокровные маги.

Столько дней… столько месяцев в неправильных поисках лекарства…

— Тогда почему это вышло из Курта после первого ритуала? Была убита семья магглорождённого волшебника.

— Потому что у кого-то из них были задатки волш-шебника! Но проклятье вернулос-сь. Магии было слиш-шком мало.