Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 137 из 164



Но это не остановило Вильсона. С согласия Ллойд Джорджа он через своего доверенного советника Э. Хауза попытаться сепаратно договориться с большевиками1818 и 22 февраля послал в Москву У. Буллита [«Проект мирных предложений союзных и присоединившихся к ним правительств» Буллита включал: «…прекращение внутренней вражды в России на две недели, предшествующие открытию конференции; проведение конференции с участием всех признанных де-факто на территории России правительств, которые должны оставаться у власти и не быть свергнутыми; снятие экономической блокады и восстановление торговых отношений, включая право Советов на беспрепятственный железнодорожный транзит и использование портов; граждане Советской России, а также их официальные представители получают право беспрепятственного въезда в союзнические и присоединившиеся к ним страны, равно как и в государства, образовавшиеся на территории бывшей Российской империи; провозглашение всеобщей амнистии; вывод всех вспомогательных союзнических военных сил и сокращение армий всех государств на территории бывшей Российской империи; признание всеми правительствами ответственности по обязательствам бывшей Российской империи». Буллит упомянул и другие статьи: перемирие начинается через неделю после оглашения предложений; конференция состоится в нейтральной стране; Германия должна оставаться в стороне от ее проведения; на Польшу и все нейтральные страны распространяются те же права, что и на союзные державы; Советская Россия должна принять предложения не позже 10 апреля.» Текст проекта мирного предложения союзников и присоединившихся к ним государств, 14 марта 1919 г., FRUS, 1919, Russia, p. 78-80 (направлен Буллитом Вильсону, Лэнсингу и Хаузу) (Дэвис Д., Трани Ю., с. 322).]. Буллит сообщал о своих ежедневных беседах с Чичериным и Литвиновым, а также об одобрении предложений ВЦИКом… Он пришел к выводу, что Ленин, Чичерин и Литвинов «полностью сознают необходимость достижения мира в России и поэтому настроены в высшей степени примирительно». «Я уверен,- продолжал он,- в возможности подкорректировать их заявления таким образом, чтобы они не стали для них неприемлемыми». «Ленин, Чичерин, Литвинов и другие руководители Советской России, с которыми я беседовал, выразили безоговорочную решимость Советского правительства заплатить иностранные долги. Я убежден, что по этому пункту споров не возникнет»1819.

По мнению Драммонда, «если принять большевистские предложения, привезенные мистером Буллитом, будут решены многие трудности, с которыми сейчас сталкиваются участники (Парижской) конференции…» При этом он приводил простые и веские доводы: если Германии не понравятся условия союзников, она больше не сможет угрожать альянсом с большевиками; балтийские страны сумеют без всякого вмешательства сформировать свои правительства; в будущем будут исключены инциденты, подобные венгерскому; и, самое главное, в Европе и в Азии наступит политическая стабилизация»1820. Д. Дэвис и Ю. Трани ссылаются на то, что нежелательная огласка миссии Буллита уничтожила эту возможность установления отношений между Россией и Западом1821. У. Черчилль по поводу миссии изливал свой яд: «Негодование французов и англичан против всякого соглашения с большевиками достигло своего предела, и советские предложения Буллиту, которые, без сомнения, были сами по себе лживы, вызвали всеобщее презрение»1822.

Позицию В. Вильсона поддерживали руководители всех миссий, которые он посылал в Россию. Робинс после возвращения из России пришел к мнению, что мысли Вильсона «гораздо разумней того, на что я считал способным их автора. Я расхожусь с ним лишь в практических деталях»1823. 15 мая 1918 г. Р. Робине утверждал, что если бы ему дали поговорить с президентом Вильсоном всего час, он уговорил бы того признать большевистское правительство. Он заметил: «У меня есть именно то, что нужно». Робинс передавал правительству предложения Советов предоставить нам такие же концессии, привилегии и преимущества, как те, которые Германия получила по Брест-Литовскому договору1824. Робинс был против интервенции без приглашения и признавал ее целью только экономическое сотрудничество1825.

Военный атташе Джадсон также склонялся в сторону сотрудничества с большевиками. По его мнению, союзникам следовало признавать большевиков только с целью оказания на них влияния. Он писал, что ему ясно, что «большевики намерены остаться… и большевики, что бы мы о них ни думали, находятся в положении, которое позволяет решать многие вопросы, вероятно, имеющие жизненно важное влияние на исход войны»1826. Буллит напрямую связывал тяжелое положение в России с интервенцией союзников. Промышленность, за исключением военной, парализована. Буллит считал разрушительную фазу революции законченной; террор прекращается, восстанавливается порядок1827. Он заявлял о поддержке народом власти. Власть Советов, «кажется, становится для русского народа символом революции». Позиции большевистской партии были достаточно сильны. В условиях блокады, интервенции и помощи союзников антибольшевистским силам она пользуется определенной поддержкой оппозиции. Что касается большевистской партии, то, по мнению Троцкого и военного командования, Красная Армия должна была продолжать сражаться, тогда как Ленин был готов к компромиссу. «Ленин склоняется к отступлению от своих принципов по всем пунктам. Он готов пойти навстречу западным правительствам». Именно Ленин ухватился за эту возможность. Буллит подчеркивал, что нельзя «создать ни одно правительство, кроме социалистического». Сторонники Ленина столь же умеренны, как и другие социалисты. Ни в Европе, ни во всем мире нельзя заключить никакого мира до тех пор, «пока не заключен мир с революцией». Необходимо снять блокаду и наладить поставки, хотя бы для того, чтобы ослабить позиции большевиков. Интервенция вынудит оппозиционные партии поддержать Ленина. Если победят Колчак или Деникин, пройдет еще более кровавая чистка. Красная Армия сражается «с энтузиазмом крестоносцев».

Буллит пишет, что Ленин превратился в легенду. «Весьма поразительный человек – откровенный, прямой, но также и гениальный, с большим юмором и ясностью мысли»1828. Кстати, в том же духе о Ленине писал Кейнс – как о выдающемся явлении человеческой цивилизации. Бывший английский посол и ярый сторонник интервенции Бьюкенен писал: «На их стороне превосходство ума, а с помощью своих германских покровителей они проявили организационный талант, наличие которого у них вначале не предполагали. Как ни велико мое отвращение к их террористическим методам и как ни оплакиваю я разрушение и нищету, в которую они ввергли мою страну, я охотно соглашусь с тем, что и Ленин и Троцкий – необыкновенные люди. Предшествующие министры, в руки которых Россия отдала свою судьбу, оказались слабыми и неспособными, а теперь, в силу какого-то жестокого поворота судьбы, единственные два действительно сильных человека, созданных Россией в течение войны, оказались созданными для довершения ее разорения»1829. Философ Бертран Рассел был другого мнения. 13 января он пишет в частном письме: «Над миром царит проклятие, Ленин и Троцкий – единственные светлые пятна»1830.

Американский представитель в Лондоне Тублер после переговоров с Литвиновым 18 января 1919 информировал свое правительство: «Военная интервенция и оккупация России, даже если они в конечном итоге будут успешными, потребуют неопределенно большого времени… Я полностью убедился в том, что мы можем заключить соглашение, обеспечивающее иностранные интересы и иностранные долги, если мы не очень урежем русскую территорию. Если Сибирь и угольные и нефтяные месторождения будут потеряны Россией, то условия относительно долгов будут пропорционально ухудшены»1831. Д. Дэвис и Ю. Трани вполне обоснованно приходят к выводу, что «враждебные отношения между США и Советской Россией не были неизбежны»1832. К такому же результату пришли и российские исследователи еще 1920-х годах, в том числе М. Покровский. В 1975 г. о том же писал Р. Ганелин. Конечно, было бы опрометчивым идеализировать Вильсона или Ллойд Джорджа (как, впрочем, Ленина и Троцкого), они оставались людьми своего времени и своего круга; тем не менее в своем социал-демократическом развитии они были прогрессивны и намного опережали время. Результирующий вектор их политики неизбежно во многом зависел от действия большого количества в первую очередь регрессивных внутренних и внешних сил. Очевидно, что неизбежная раздвоенность лидеров двух стран привела Черчилля к выводу, что «вялые усилия заключить мир с большевиками сопровождались такими же вялыми попытками вести с ними войну»1833.