Страница 21 из 25
Получалось, что товарищ Сталин оказывался в очень щекотливом положении. Выдав столь высокие авансы ББ-22, он пошел дальше. Фактически игнорируя заключение госкомиссии, он 20 июня 1939 года распорядился запустить в серию скоростной бомбардировщик на заводе № 1. Это был крупнейший и оснащенный по самому последнему слову авиасборочный завод в стране, на долю которого приходилась четверть всего авиавыпуска. Но случилось и еще одно событие: в ожидании чудо-бомбардировщика в наркомате было принято решение прекратить выпуск хорошо зарекомендовавшего себя бомбардировщика конструкции А.А. Архангельского Ар-2, который по всем основным параметрам превосходил ББ-22, но уступал ему в скорости. Даже то, что бомб Ар-2 брал в три раза больше и летал на расстояние в полтора раза большее, чем Як-4, не помогло ему удержаться в плане выпуска самолетов. Конечно, Архангельскому некому было пожаловаться, и дело было даже не в том, что к вождю он не был вхож, а то, что он вырос как конструктор под крылом «врага народа» Туполева, напрочь закрывало ему дорогу к тем, кто принимает решения.
Местом серийного производства ББ-22, как мы знаем, был определен завод № 1. Это обстоятельство обрадовало Яковлева, хотя некоторая доля горчинки здесь была. Обрадовала потому, что этот завод был самым крупным и самым оснащенным в отрасли и располагался он совсем рядом – в том углу Ходынского поля, что примыкает к Петровскому парку и Ленинградскому шоссе. А горчинка почему-то ассоциировалась с тем, что главным инженером на нем был его давний знакомец Петр Дементьев, однокурсник и однокашник по Академии. То, что он будет выполнять заказ, курируемый самим Сталиным, сомнений не было, а вот будет ли он лояльно и доброжелательно относиться к неизбежным доработкам, переделкам в проекте – это волновало.
Александр Сергеевич созвонился с директором П.А. Ворониным, попросил принять его по поводу будущей совместной работы. Воронин тотчас назначил время, и на следующий день в кабинете у Павла Андреевича состоялась встреча и с главным инженером завода П.В. Дементьевым. Встретились они как давние товарищи, на «ты», но сердечности в разговоре Яковлев не почувствовал. Более того, его несколько уязвил тон бывшего сокурсника, когда он сказал:
– Ты все деревяшками занимаешься? Александр Сергеевич, мы же с тобой за границей бывали, по заводам ходили, видели там и автоматический раскрой дюраля, и плазово-шаблонный метод, и поточные линии. Мы стараемся свой завод на цельнометаллическое производство перевести, а нам опять столярный цех придется расширять, сушилку увеличивать.Директор П.А. Воронин никак не прореагировал на слова своего заместителя и заверил, что, несмотря на то, что заводу определена большая серия самолетов И-200 конструктора Поликарпова, он к заказу малосерийного ББ отнесется со всей серьезностью. И попросил назначить на завод толкового постоянного представителя, который мог бы принимать решения. На том и расстались.
Трудно сказать, позиция ли завода или же неготовность КБ к работе с самым крупным (может, поэтому и самым капризным) заводом, но дела с внедрением в производство Як-2 на заводе № 1 шли крайне трудно. Яковлев приходил в неистовство – ему хотелось бы найти зацепки в работе завода, чтобы обвинить производство в срыве сроков, но ничего подходящего не находилось, на что можно было бы пожаловаться (куда жаловаться он нашел бы). Спешка с оформлением рабочих чертежей и иной документации привела к тому, что конструкторы и строители никак не могли найти общего языка. А постоянные исправления, доработки сырой конструкции и вовсе тормозили работу. Вспоминает Е. Адлер:
«Вокруг самолетов трудилось много народа, но сборочный цех больше напоминал опытный цех, чем сборочную линию серийного завода… На очередном совещании у главного инженера, которым был тогда Петр Дементьев, я с горячностью стал предлагать неотложные меры, которые, по моему мнению, помогли бы выйти из сложившегося положения. Однако, чем больше я кипятился, тем невозмутимее держался главный инженер. Он, положив ногу на ногу, заговорил негромким голосом, иногда поглаживая рукой свой большой лоб, почти сливающийся с лысиной:
– Самолет сырой, к серии не подготовлен. Чертежи следует вернуть Яковлеву для отработки образца, приемлемого заказчику, и только тогда возобновить производство.
Присутствовавшие, практически все, присоединились к его мнению, и теперь только я почувствовал всю глубину пропасти, на краю которой мы очутились.
После этого совещания я отправился к Яковлеву с невеселым докладом. Он внимательно меня выслушал, не перебивал, затем сказал: – А вы что думали? Что этот завод-гигант станет плясать под вашу дудку?».
Яковлев так и сказал: «под вашу дудку». Он никак не хотел признать своими неудачи с машиной, за которую только что получил все мыслимые награды. Досада одолевала Яковлева. Он только что переговорил по телефону с Дементьевым и понял, что на заводе у него нет союзников. Петр Васильевич Дементьев не только не поддержал его, но занял позицию, которую можно было назвать и нейтральной, но, с точки зрения Яковлева, она была, скорее, недружественной. Что за этим стояло? Их давние словесные пикировки, когда рафинированный москвич Яковлев позволял себе пошутить над Дементьевым, уроженцем чувашского села со странноватым названием Убей, или то, что сердце Дементьева уже отдано новому коллективу, который он приютил под своим крылом – конструкторской группе Микояна – Гуревича, которые переметнулись из КБ Поликарпова с уже упоминавшимся самолетом И-200? Что бы ни стояло, но Александру Сергеевичу, как никому другому, было ясно, что самолет не получился.
Головные машины войсковой серии весной 1940 года проходили войсковые испытания в НИИ ВВС. Результаты их выглядели, мягко говоря, разочаровывающими. Опять выявились недоведенность винтомоторной группы, недостаточная прочность колес основных стоек шасси. Плохой обзор из кабины штурмана затруднял ориентирование и выход на цель. Вооружение самолета вновь оказалось неотлаженным: не открывались створки бомболюка, требовались огромные усилия для сбрасывания бомб, задняя стрелковая установка не могла использоваться по назначению, поскольку пневмосистему подъема фонаря и дуги турели не успели как следует отработать.
Ситуация, в которую Сталин невольно загнал себя с этим деревянным бомбардировщиком, раздражала его. В августе он вызвал сотрудников НИИ ВВС и экипаж, испытывавший машину. В своем докладе ведущий инженер Холопов аргументированно указал на многочисленные недостатки «самолета 22». Сталин помолчал, а затем задал вопрос: «Но воевать-то на нем можно?»
Ведущий инженер слегка растерялся, а затем пересказал содержание предложений макетной комиссии. Снова возникла пауза, после чего Сталин отпустил военных. Яковлев остался в кабинете. Вероятно, он сумел убедить вождя в том, что дело поправимо. Это было возможно только в том случае, если вождь хотел быть переубежденным…
По мнению летчиков-испытателей, машины отличались сравнительно большой посадочной скоростью, непривычно крутой глиссадой планирования, недостаточной поперечной и путевой устойчивостью. При высоком выравнивании самолет быстро проваливался, а жесткая амортизация шасси была неспособна эффективно гасить возникающие удары. С точки зрения эксплуатационников, ББ-22 представлял собой форменный кошмар: только на раскапочивание и закапочивание двигателей уходило добрых полчаса. Доступ к агрегатам получился неудобным, в системе охлаждения имелось более 20 сливных кранов… Общую безрадостную картину довершала вибрация хвостового оперения, из-за которой войсковые испытания пришлось прекратить…По мнению Ю.В. Засыпкина, ветерана и летописца ОКБ им. А.С. Яковлева: «Самолет № 22 мог бы стать полноценным разведчиком, защищающим себя не вооружением, а скоростью (он фактически был предшественником знаменитого английского «Москито»). Но навязанная переделка его в бомбардировщик лишила его будущего».
Похоже, это осознал и сам Яковлев. И, как писал все тот же Адлер: «АэС оказался достаточно дальновидным и, поняв, что зазнался, сам написал письмо Сталину с возражением против запуска самолета в большую серию, мотивируя это недоведенностью его самолета».