Страница 4 из 15
— Они пришли, чтобы убить тебя, господин, — предположил Осферт.
Но датчане сначала выслали бы разведчиков, поговорили бы со странниками, они знали бы, что со мной по меньшей мере двадцать человек.
Я решил не брать эту двадцатку в Тофечестер, чтобы наказать того, кто раньше был моим сыном, потому что воину не нужны двадцать человек для того, чтобы справиться с кучкой священников.
Моего сына и мальчишки было вполне достаточно. Но датчане не знали, что я в Тофечестере, я и сам не знал, что отправлюсь туда, пока не услышал весть о том, что мой проклятый сын станет христианским колдуном.
Но Кнут Ранульфсон рискнул своими людьми в таком далеком и бесцельном набеге, несмотря на опасность столкнуться с моими людьми. У него было больше людей, но все равно он рисковал вляпаться в неприятности, которые вряд ли мог себе позволить, а Кнут Длинный Меч был расчетливым человеком и никогда не стал бы так глупо рисковать. Все это не имело смысла.
— Ты уверен, что это был Кнут Ранульфсон? — спросил я Осферта.
— Они несли его знамя, господин.
— Топор и сломанный крест?
— Да, господин.
— А где отец Кутберт? — спросил я. У меня были священники. Сам я не христианин, но большинство моих людей верили в пригвожденного бога, и в те дни моим священником был Кутберт. Мне он нравился.
Он был сыном каменщика, долговязым и неуклюжим, и женился на освобожденной рабыне со странным именем Мехраса. Она была темнокожей красавицей, захваченной в каких-то таинственных землях далеко на юге, ее привез в Британию работорговец, что умер от удара моего меча, и теперь Мехраса завывала и причитала, что ее муж пропал.
— Почему он не был в церкви? — спросил я Осферта, но тот лишь пожал плечами.
— Брюхатил Мехрасу? — спросил я язвительно.
— Разве не этим он постоянно занимается? — голос Осферта снова звучал неодобрительно.
— Так где же он? — опять спросил я.
— Может, они его забрали? — предположил Ситрик.
— Они скорее убьют священника, чем возьмут его в плен, — произнес я и пошел в сторону сгоревшего дома. Люди копались граблями в пепле, оттаскивая обугленные и дымящиеся деревяшки.
Может, тело Кутберта находится там, черное и сморщенное.
— Расскажи, что ты видел, — снова потребовал я у Осферта.
Он всё терпеливо повторил. Он находился в церкви Фагранфорды, когда услышал крики, доносящиеся из моего дома, лежавшего неподалеку.
Он вышел из церкви и увидел, как дым поднимается в летнее небо, но к тому времени, как он вызвал своих людей и вскочил на коня, налетчики уже ушли.
Он последовал за ними и разглядел их, и был уверен, что среди воинов в темных кольчугах находится Сигунн.
— Она была одета в белое платье, господин, то, которое тебе нравится.
— Но ты не видел отца Кутберта?
— Он носит черное, господин, как и большинство налетчиков, так что я мог его не заметить. Мы не смогли подойти близко. Они скакали со скоростью ветра.
Среди пепла показались кости. Я прошел через бывшую дверь дома, отмеченную обугленными столбами, и почувствовал запах горелой плоти. Я отбросил обугленную балку и увидел в пепле арфу.
Почему она не сгорела? Струны скрючились на черных пеньках, но рама арфы выглядела неповрежденной. Я наклонился, чтобы подобрать ее, и теплое дерево рассыпалось в моей руке.
— Что произошло с Осликом? — спросил я. Он был арфистом, поэтом, который пел в доме песни о войне.
— Его убили, господин, — ответил Осферт.
Мехраса начала причитать громче. Она уставилась на кости, что обнаружились среди пепла.
— Вели ей замолчать, — рявкнул я.
— Это собачьи кости, господин, — человек с граблями поклонился мне.
Кости собак, что жили в доме, их любила Сигунн. Это были маленькие собачки-крысоловы. Человек вытащил из пепла расплавленное серебряное блюдо.
— Они пришли не для того, чтобы убить меня, — сказал я, уставившись на маленький скелет.
— А кого ж еще? — спросил Ситрик. Когда-то он был моим слугой, а теперь стал воином, и хорошим воином.
— Они пришли за Сигунн, — объяснил я, потому что не мог придумать другого объяснения.
— Но почему, господин? Она тебе не жена.
— Он знает, что я к ней привязан, и это означает, что он чего-то хочет.
— Кнут Длинный Меч, — зловеще произнес Ситрик.
Ситрик не был трусом. Его отцом был Кьяртан Жестокий, и Ситрик унаследовал умение отца обращаться с оружием. Он стоял со мной в стене из щитов, и мне была известна его храбрость, но сейчас, когда он произнес имя Кнута, его голос звучал нервно.
И неудивительно. Кнут Ранульфсон был легендой в тех землях, где правили датчане. Он был худощавым и белокожим, с белыми, как кости, волосами, хотя был не стар. По моим предположениям, сейчас ему было около сорока, уже довольно много, но волосы Кнута были белы с рождения.
А рожден он был умным и беспощадным. Его меча по имени Ледяная Злоба боялись повсюду, от северных островов до южного побережья Уэссекса, и эта слава привлекала к нему людей, приходивших из-за моря, чтобы служить ему.
Он и его друг Сигурд Торрсон были величайшими датскими лордами Нортумбрии и мечтали стать величайшими лордами Британии, но у них имелся враг, который снова и снова преграждал им путь.
А теперь Кнут Ранульфсон, Кнут Длинный Меч, воин, которого больше всех боялись по всей Британии, забрал женщину этого врага.
— Он чего-то хочет, — повторил я.
— Тебя? — предположил Осферт.
— Мы это выясним, — сказал я. Так мы и сделали.
Мы узнали, что Кнут Ранульфсон захотел, чтобы в тот вечер отец Кутберт вернулся домой. Священника привел торговец шкурами, он привез отца Кутберта в своей повозке. Мехраса подняла нас своим криком.
Я находился в большом амбаре, который датчане не успели сжечь, где мы решили устроиться, пока не будет построен другой дом, и наблюдал, как сооружают очаг из камней, когда услышал крик, и я побежал, увидев накренившуюся на дороге повозку.
Мехраса тянула оттуда своего мужа, а Кутберт махал своими длинными тощими руками. Мехраса все еще кричала.
— Помолчи! — рявкнул я.
Мои люди последовали за мной. При моем приближении торговец шкурами остановил повозку и упал на колени. Он объяснил, что нашел отца Кутберта на севере.
— Он был в Беоргфорде, господин, — сказал он, — у реки. Они кидались в него камнями.
— Кто кидался камнями?
— Мальчишки, господин. Просто мальчишки развлекались.
Итак, Кнут поскакал к броду, где, по всей видимости, отпустил священника. Длинная ряса Кутберта была изорвана и заляпана грязью, а голова покрыта запекшейся кровью.
— Как ты поступил с мальчишками? — спросил я торговца.
— Просто прогнал их, господин.
— Где он был?
— В камышах, господин, у реки. Он плакал.
— Отец Кутберт, — произнес я, подходя к повозке.
— Господин! Господин! — он протянул ко мне руку.
— Он не мог плакать, — сказал я торговцу. — Осферт! заплати этому человеку, — я показал на спасителя священника. — Мы тебя накормим и дадим кров твоим лошадям на ночь.
— Господин! — причитал отец Кутберт.
Я подошел к повозке и поднял его. Он был высоким, но удивительно легким.
— Можешь стоять? — спросил я его.
— Да, господин.
Я поставил его на землю, проследил, чтобы он не упал, а потом сделал шаг назад, потому что его обняла Мехраса.
— Господин, — сообщил он через ее плечо, — у меня есть послание.
Он говорил, как будто всхлипывая, и возможно, он и правда плакал, хотя человек без глаз плакать не может. Человек с двумя кровоточащими глазницами не может плакать. Слепой должен плакать, но не может.
Кнут Ранульфсон ослепил его.
Тамворсиг. Там я должен встретиться с Кнутом Ранульфсоном.
— Он сказал, ты знаешь, почему, господин, — сказал мне отец Кутберт.
— Это всё, что он сказал?
— Ты знаешь, почему, — повторил он, — и ты сделаешь всё правильно, встретишься с ним до того, как луна пропадет с неба, или он убьет твою женщину. Медленно.