Страница 5 из 15
Я подошел к дверям амбара и посмотрел в ночь, но луна скрылась в облаках. Не то что бы мне нужно было увидеть, насколько истончился ее серп. До того, как он исчезнет, у меня оставалась неделя.
— Что еще он сказал?
— Только то, что ты должен добраться до Тамворсига до того, как луна исчезнет, господин.
— И сделать всё правильно? — спросил я озадаченно.
— Он сказал, ты знаешь, что это значит, господин.
— Я не знаю!
— И еще он сказал… — медленно произнес отец Кутберт.
— Что?
— Сказал, что ослепил меня, чтобы я не мог ее видеть.
— Кого?
— Сказал, что я недостоин того, чтобы смотреть на нее, господин.
— На кого смотреть?
— Потому он и ослепил меня! — запричитал он, а Мехраса заголосила, так что я ничего не мог разобрать.
Но по меньшей мере мне был знаком Тамворсиг, хотя судьба ни разу не приводила меня в этот город, лежащий на границе земель Кнута Ранульфсона. Когда-то он был большим городом, столицей могущественного короля Оффы, Мерсийского правителя, что построил стену против валлийцев и правил Нортумбрией и Уэссексом.
Оффа называл себя королем всех саксов, но он давно умер, и могущественное королевство Мерсия ныне превратилось в печальные останки, разделенные между саксами и датчанами.
Тамворсиг, служивший когда-то домом для величайшего короля Британии, крепостью, что защищала его наводившие ужас войска, теперь превратился в обветшалые развалины, где саксы стали рабами датских ярлов. Это было также самое южное пристанище Кнута, аванпост датских властителей на спорной приграничной территории.
— Это ловушка, — предупредил меня Осферт.
Я несколько в этом сомневался. Все дело в инстинкте. То, что сделал Кнут Ранульфсон, было опасно и очень рискованно. Он послал людей, вернее, привел людей далеко вглубь Мерсии, где его небольшую группу могли с легкостью разбить и перерезать всех до последнего.
Но что-то заставило его пойти на такой риск. Он чего-то хотел и верил, что я могу это дать, и вызвал меня, но не в большой дом в глубине его земель, а в Тамворсиг, что лежал очень близко к землям саксов.
— Мы поедем, — сказал я.
Я взял всех, кто был способен ехать верхом. У нас было шестьдесят восемь воинов в кольчугах и шлемах, с щитами, топорами, мечами и боевыми молотами.
Мы скакали под моим знаменем с волком, скакали на север под прохладными летним ветром и внезапными колючими ливнями.
— Урожай будет плох, — сказал я Осферту по пути.
— Как и в прошлом году, господин.
— Нужно поискать, кто продает зерно.
— Цена будет высока.
— Всё лучше, чем мертвые дети, — сказал я ему.
— Ты настоящий хлафорд.
Я повернулся в седле.
— Этельстан!
— Лорд Утред? — мальчик ускорил шаг своего жеребца.
— Почему меня называют хлафордом?
— Потому что ты хранишь пищу нашу, господин, — ответил он, долг настоящего лорда — накормить своих людей.
Я одобрительно хмыкнул, услышав ответ. Хлафорд — это лорд, человек, охраняющий хлаф, то есть хлеб. Моим долгом было поддерживать жизнь своих людей во время суровых зим, и если это требовало золота, то его придется потратить.
У меня было золото, но его всегда не хватало. Я мечтал о Беббанбурге, об этой крепости на севере, что была украдена у меня моим дядей Элфриком. То была неприступная крепость, последнее убежище на побережье Нортумбрии, до того мрачная и грозная, что датчане так и не смогли ее покорить.
Они захватили весь север Британии, от богатых пастбищ Мерсии до границы с дикой Шотландией, но так и не взяли Беббанбург, и если я хотел отвоевать его, то мне понадобилось бы больше золота для людей, копий, топоров, больше золота, чтобы разбить своего родственника, что украл мою крепость.
Но чтобы это сделать, мне придется пробиться через земли датчан, и я начал опасаться, что умру до того, как снова доберусь до Беббанбурга.
Мы достигли Тамворсига на второй день путешествия. В каком-то месте мы пересекли границу между землями саксов и датчан, границу, которая не была четко обозначена, это была просто широкая полоса местности с сожженными фермами и вырубленными садами, где было мало скота, а паслись лишь дикие животные.
Однако некоторые фермы были отстроены заново, я заметил новый амбар из свежей древесины, а на некоторых лугах пасся скот. Мир привел на эти пограничные земли людей.
Этот мир длился со времен битвы в Восточной Англии, что последовала за смертью Альфреда, хотя это был шаткий мир. Совершались налеты за скотом и рабами и происходили мелкие стычки на приграничных землях, но то не были армии.
Датчане по-прежнему желали покорить юг, а саксы мечтали отвоевать север, но вот уже десять лет мы жили в угрюмом спокойствии. Я хотел бы нарушить этот мир, повести армию на север, в Беббанбург, но ни Мерсия, ни Уэссекс не дали бы мне людей, так что мне тоже приходилось сохранять мир.
А теперь его нарушил Кнут.
Он знал, что мы придем. Он расставил разведчиков наблюдать за всеми трактами, ведущими с юга, а мы не соблюдали осторожность.
Обычно, когда мы скакали в сторону этой пустынной границы, мы высылали вперед собственных разведчиков, а теперь ехали смело, держась римской дороги, зная, что Кнут ждет. И он ждал.
Тамворсиг был построен к северу от реки Тейм. Кнут встретился с нами к югу от нее и хотел внушить страх, потому что с ним было более двух сотен воинов, стоящих в стене из щитов поперек дороги.
Его знамя с изображением боевого топора, разрубающего христианский крест, развевалось в центре строя, а сам Кнут в сверкающей кольчуге и темно-коричневом меховом плаще на плечах, с блестящим на руках золотом, ожидал верхом в нескольких шагах впереди.
Я остановил своих людей и подъехал к нему один.
Кнут тоже поскакал в мою сторону.
Мы придержали лошадей на расстоянии копья. И посмотрели друг на друга.
Шлем обрамлял его худое лицо. Бледная кожа выглядела как будто растянутой, а его губы, обычно с такой легкостью растягивающиеся в улыбку, были мрачно сжаты.
Он выглядел старше, чем я его помнил, и когда я заглянул в его серые глаза, меня поразила мысль, что если Кнут Ранульфсон хочет осуществить мечту всей своей жизни, то он должен поторопиться.
Мы смотрели друг на друга, и лил дождь. Откуда-то с ясеней слетел ворон, и я гадал, что это может предвещать.
— Ярл Кнут, — я нарушил молчание первым.
— Лорд Утред, — ответил он. Его лошадь, серый жеребец, дернулась в сторону, и он похлопал ее по шее рукой в перчатке, чтобы успокоить. — Я вызвал тебя, и ты пришел, как испуганный ребенок.
— Хочешь обменяться оскорблениями? — спросил я его. — Ты, рожденный женщиной, ложившейся с любым, кто поманит пальцем?
Он некоторое время молчал. Слева от меня, наполовину скрытая за деревьями, под этим унылым летним дождем несла свои холодные воды река. В прохладе воздуха по реке медленно хлопали крыльями два лебедя. Я притронулся к молоту на своей шее, надеясь, что это было хорошим предзнаменованием.
— Где она? — наконец спросил Кнут.
— Если бы я знал, кто она, — сказал я, — я бы тебе ответил.
Он посмотрел мне за спину, туда, где ждали мои люди.
— Ты ее не привез, — уныло произнес он.
— Ты собираешься говорить загадками? — спросил я. — Тогда ответь на одну. Четыре цветочка, четыре столбика, две закорючки и одна завитушка.
— Осторожней, — произнес он.
— Это коза, — объяснил я, — четыре соска, четыре ноги, два рога и хвост. Это простая загадка, а твои сложные.
Он уставился на меня.
— Две недели назад, — сказал он, — это знамя находилось в моих землях, — он показал на мой флаг.
— Я не посылал его и не приносил, — заявил я.
— Семьдесят человек, как мне сказали, — он не обратил внимания на мои слова, — а они направлялись в Букестанес.
— Я был там, но много лет назад.
— Они забрали мою жену, сына и дочь.
Я вытаращился на него. Он говорил ровным тоном, но выражение его лица было злобным и вызывающим.