Страница 74 из 120
— Это… давайте-ка сядем.
— Я могу говорить и стоя, а вы садитесь.
— Я сяду, — сказала она и села.
— Я к вам приглядываюсь уже не один год, даже и не знаю, сколько уже времени. Я о вас много думал.
— Как вы могли обо мне думать, когда вы меня почти не видите, — сказала она.
— А вы почти никого не видите, верно? Я имею в виду, по-настоящему. Я прав? Вы ведь шагаете по жизни с прикрытыми глазами, верно?
Эдит кивнула.
— Вполне возможно, — проговорила она.
— Я не такой. Мне все интересно, особенно женщины.
Эдит слабо улыбнулась.
— Значит, не только я, — сказала она.
— Нет, не только вы, но о вас я думаю уже давно и как-то по-особенному. У меня к вам странные желания… мне хотелось разбудить в вас любопытство. Хотя не думаю, что оно в вас сильно дремлет. В вас есть любопытство. В вас есть задатки превосходной любовницы.
— Вы хотите сказать мне, что я стану вашей любовницей?
— Не совсем. Возможно, это у нас будет всего один раз. Теперь я замолкну, а вы приходите в себя от шока.
Уильямс оседлал стул и принялся ее изучать. Воцарилось молчание, и они оба упорно не хотели его нарушать. В действительности оно длилось не более пяти минут, но за это время ее возбуждение прошло несколько стадий: оно началось с любопытства, потом перешло в страх перед возможными последствиями и снова перешло в любопытство.
— Почему бы и нет? — сказала она.
— Ну да, почему бы и нет, — сказал он.
Эдит встала.
— Я пойду и разденусь.
— Я хотел бы сам вас раздеть.
— Нет, — сказала она.
Эдит долго раздевалась, а когда вышла из ванной комнаты, на ней было кимоно. Она легла на кровать, а он раздвинул полы кимоно, и пока он самым активным образом удовлетворял свое любопытство, на нее снизошло полное спокойствие, ее ум и тело отделились друг от друга, и ее любопытство полностью сосредоточилось на том, что он сейчас будет делать. Минута шла за минутой, и она вдруг накинулась на него, ни мгновения не раздумывая над тем, готов ли он к этому или нет, и в конечном счете сама овладела им.
— Я так и думал, — сказал он, когда они утихомирились.
— Вы так и думали, — сказала она утомленным голосом. — О чем же вы думали? Очередная теория?
— Конечно, — сказал он. — Много мужчин. Много. — Он рассмеялся.
— И это вас так веселит?
— А вас нет? Много мужчин, а пока всего два.
— Всего два и должно быть, — сказала она. — И только два и будет. Вы ведь не женаты?
— Нет, — ответил он.
— Рада это слышать, — сказала она. — Вы на роль мужа не годитесь. А вы не болтливы? Не будете обсуждать все это со своими приятелями?
— Я бы с удовольствием обсудил, но мужчины, с которыми я знаком, этого не оценят. Я одержал победу уже в лифте. В постели это уже вторичная. Моя победа была… назовем ее превосходство мужского интеллекта, которое есть у большинства мужчин. Большинству мужчин из моего окружения даже в голову не придут чувственные мысли о вас. А я поднялся выше этого. Я знал, что вы… отзоветесь. Нет, дорогуша, не будет ни сплетен, ни скандала.
— Спасибо. Я вам верю. И очень вам благодарна.
— За то, что не будет скандала, или за любовные утехи?
— За любовные утехи. Я поссорилась с мужем. А теперь я вернусь к нему, не тая никаких обид, и он подумает, что я милая, нежная жена.
— И именно такой женой вы и будете?
— Да, наверное.
— А если бы не я, если бы не мы с вами, вы бы его распекали еще не один день.
— У вас есть любовница?
— Да, но я ее так не называю. Женщина, с которой я сплю.
— Я не собираюсь спрашивать, кто она такая. Она умная?
— В своем роде, но не в таком роде, как вы или я.
— А она узнает, что вы предавались любви со мной или с кем-то еще?
— Я никогда ей ничего не обещал, так что она не станет напрашиваться на неприятности. Пообещаешь кому-то хоть что-нибудь — например верность, — и это уже контракт. А если контрактов не заключать, то на тебя и не обижаются.
— И все-таки давайте мы с вами заключим контракт.
— Что?
— Это у нас с вами один-единственный раз, и мы не должны этого никогда больше делать, — сказала Эдит.
— Ну вот, вы заключаете контракт, когда я только что сказал вам… Если мы заключим контракт, а потом снова ляжем в постель, вы на меня рассердитесь. Не столько на себя, сколько на меня. Давайте посмотрим: что с нами будет, то будет.
— Ну тогда давайте постараемся больше не видеться, — сказала Эдит. — Мне хотелось бы запомнить, что однажды я встретила мужчину, который доказал мне, что не все мужчины одинаковы.
— Это очень правильное… замечание. Все мужчины и вправду разные, и каждая женщина с каждым другим мужчиной ведет себя по-разному. Теперь, когда вы с моей помощью узнали об этом, я вношу поправку в то, что сказал вам. Вам не нужно спать со многими мужчинами. Вы и так знаете, что все они разные.
— И все женщины разные?
— Еще бы!
— Вам пора уходить, — сказала она.
— А что вы собираетесь делать?
— Принять ванну и лечь спать.
— Вы проснетесь, — сказал он, — в час или в два ночи. Не звоните мне. Телефонисткам в это время делать нечего, и они подслушивают.
— Я оставлю дверь незапертой.
— Сколько времени, по-вашему, вы будете спать? — спросил он.
— Понятия не имею, — ответила она.
— Я приду после полуночи. Если вы не спите, я останусь. Если спите, я не буду вас будить.
Уильямс ушел. В час ночи он открыл дверь ее номера, но она глубоко дышала во сне, и он понял, что она не притворяется. Он тут же бесшумно закрыл за собой дверь и направился к себе в номер.
Эдит вернулась на ферму, и ни один из них не стал искать встреч. Единственным человеком, который заметил в ней перемену, был Джоби. Эдит стала проявлять к нему внимание, сочувствие и материнскую заботу. Джоби такое поведение ставило в тупик, вызывало у него подозрение, и поскольку он никак не мог его объяснить, оно ему не нравилось. Тогда Джоби еще больше сблизился с Энн. И до конца лета, и на всю его дальнейшую жизнь так оно и осталось.
Не было ничего примечательного в том, что Эдит и Ллойд Уильямс за весь год ни разу не виделись. Ллойд Уильямс жил в Кольеривилле, шахтерском городке всего в трех-четырех милях от Северной Фредерик, но разделяло их дома общепризнанное различие в благосостоянии и социальном положении: на одном конце была шахтерская бильярдная комната, на другом — клуб «Гиббсвилль», на одном — удручающая нищета, на другом — четыре слуги обслуживали семью из четырех человек, на одном — курица и вафли на ужин в Английской лютеранской церкви, на другом — «Второй четверг». Джо Чапин и Ллойд Уильямс были знакомы исключительно благодаря тому, что встречались в здании суда и оба были членами Республиканской партии, но Джо был хозяином компании, а Ллойд членом профсоюза и при этом республиканцем, потому что быть кем-то иным в округе Лэнтененго было попросту нелепо и бессмысленно. Через два года после знакомства с Ллойдом Уильямсом Эдит не смогла бы вспомнить, когда впервые с ним познакомилась, а через три года ни за что бы не вспомнила, сколько именно раз с ним встречалась. Уильямс был ей знаком приблизительно так же, как сотрудники отделения полиции Гиббсвилля, как водитель компании «Адамс экспресс», как работники суда, как городской дантист (но не ее личный дантист) и как многие другие мужчины, которых она знала в основном потому, что они занимали приличные должности и знакомиться с которыми лично не было никакой нужды. Но теперь, после того, что случилось в Филадельфии, Эдит то и дело с ним сталкивалась. Она считала, что это происходит оттого, что она теперь по вполне понятным причинам помнила о его существовании, однако дело было не только в этом. Эдит не знала, что Ллойд Уильямс ввязался в политику и стал теперь вездесущим.
Их первая встреча Эдит насторожила. Встреча эта произошла в «Шведском банке». Эдит увидела Уильямса, он заметил ее и, приподняв шляпу, сказал: