Время, чтобы вспомнить все

В Гиббсвилле встречались и мужчины, и женщины, которые хотя и не выказывали одобрения деятельности Майка, тем не менее пользовались его услугами, и среди них было немало тех, кого обычно называли «компанией с Лэнтененго-стрит». Однако снобы не знали и никогда бы не поверили, что, во-первых, Майка и его жену вполне устраивало их социальное положение и более высокого положения они хотели только для своих детей, а во-вторых, что поставки мороженого и посредничество в прочих благотворительных мероприятиях было успешным исключительно потому, что Майку нравилось помогать людям. Майк был проницательным, практичным и способным на бессердечность, но он был и из тех, кто с удовольствием делал добрые дела. Он часто совершал эти добрые дела автоматически, инстинктивно, не успевая даже подумать о выгодных ответных одолжениях. Приезжая в большие города, он нередко проявлял щедрость, почтение и доброту по отношению к совершенно незнакомым ему людям, которые в ответ не могли сделать для него ничего, кроме как, признав эту доброту, сказать ему спасибо.

При этом Майк способен был убить любого, кто всерьез обидел бы его жену или дочерей. Убить в прямом смысле этого слова. Майк умел пользоваться телефоном, умел завязывать галстуки и читать ноты, говорил по-французски и переводил с латыни, мог объяснить суть «Дела Дартмутского колледжа», ловко управлял лошадьми, понимал принцип работы двигателя внутреннего сгорания, умел держать себя в руках и умеренно есть, мог в боксерском сражении победить более сильного противника и соблюдал все правила личной гигиены. Но при этом Майк вполне способен был убить любого, кто всерьез обидел бы его жену или дочерей. Во всем остальном он был сговорчив и готов пойти на компромисс, а порой даже страстно к нему стремился. Более того, он знал за собой эту особенность, поскольку его способность критически оценивать других людей исходила из весьма глубокого понимания самого себя, вызванного постоянной оценкой своих поступков перед исповедью. А так как Майк осознавал свою чрезмерную озабоченность благополучием своей семьи, он с превеликой осторожностью судил о тех, кто на это благополучие покушался. Но если он признавал человека виновным, наказание следовало незамедлительно. Однако тот реальный факт, что Майк никогда никого не убивал, казался ему менее существенным, чем тот недоказанный факт, что он способен был на убийство.

Пег довольно скоро поняла, насколько рьяно Майк готов защищать благополучие своих родных, и это открытие научило ее с большой разборчивостью и осторожностью рассказывать о нанесенных обидах и оскорблениях. Майк не всегда соглашался с ее оценками людей, но всегда верил рассказанным ею фактам. И первый урок он преподнес ей на втором году их супружеской жизни. Как-то вечером после ужина они сидели вдвоем, и Пег, рассказывая ему о событиях прошедшего дня, как ей казалось, невзначай упомянула о происшествии, которое вызвало у нее раздражение.

— …Я купила продукты и шла с полными руками пакетов, и при выходе из лавки Пол Тристрэм, выходя предо мной, распахнул дверь, не придержал ее, и она с размаху выбила у меня из рук все пакеты.

— Что он сделал? Он не придержал дверь?

— Да, и я страшно на него рассердилась. Мне пришлось собирать с полу все мои покупки.

— И он даже не помог тебе их собрать?

— Нет, он посмотрел на меня и пошел дальше.

— И он знал, что это из-за него?

— Конечно, он знал. Я сказала ему: «Что это такое?»

— И он тебя услышал?

— Конечно. Он обернулся, а потом как ни в чем не бывало зашагал своей дорогой.

— Ну да? — изумился Майк.

Он поднялся с места, надел пальто и шляпу и на пути к двери бросил:

— Я скоро вернусь.

— Что ты собираешься сделать? — спросила Пег.

Но Майк ничего не ответил.

Сначала он двинулся в северную часть города, где, как он знал, жил Пол Тристрэм. Он дернул ручку дверного звонка, и на пороге появилась жена Тристрэма.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Ваш муж дома?

— Нет. Нету его дома. Наверно, в пожарной компании.

Майк кивнул и зашагал прочь. «Компания стойких борцов с огнем» находилась в трех улицах от дома Тристрэма. Майк отлично знал ее. Он поднялся наверх в комнату отдыха, где находился бар, стояли бильярдный стол, стол для игры в покер и стулья. Майк не был членом этой компании, но с полдюжины членов, находившихся в комнате, с ним поздоровались, среди них и Пол Тристрэм. Майк подошел прямо к Тристрэму и залепил ему пощечину.

— Тебе, Тристрэм, следует научиться кое-каким манерам, — сказал он.

А потом, сжав кулаки, Майк принялся колотить его по лицу и телу до тех пор, пока тот не упал, а когда упал, Майк пнул его ногой в ребра. И лишь тогда он впервые обратился к окружающим:

— Пусть он сам вам расскажет, почему я это сделал.

И вышел из комнаты.

Это была не драка, это было избиение. Но даже приятели Тристрэма предположили, что оно было справедливым, хотя и не знали, чем оно было спровоцировано. Если бы это была драка, они, возможно, сочли бы себя обязанными вмешаться и встать на сторону Тристрэма и в самой драке, и впоследствии тоже. Но когда трезвый человек прилагает все усилия, чтобы разыскать и наказать того, кто оскорбил его жену, тут уже совсем иная история. Из-за этого происшествия Майк мог потерять шесть голосов, но не более, однако в среде членов «Компании стойких борцов с огнем», которые прежде не имели о нем вообще никакого мнения, он не только не потерял эти шесть голосов, он их приобрел.

За три-четыре дня история облетела Гиббсвилль. У Майка это вызвало только раздражение: он не хотел ничего о ней слышать и отказывался ее с кем-либо обсуждать. История стала частью легенды о Майке Слэттери. О ней не узнали дамы из высшего общества Гиббсвилля, но в клубе «Гиббсвилль» о ней знали все. Среди членов клуба были и такие, которые еще почти ничего не слышали о Майке, и когда им объяснили, что это происшествие не было типичной ирландской стычкой, репутация Майка в их глазах ничуть не пострадала. Что касается Пег, то ее вообще не волновало, что думают о ней другие женщины, и это происшествие ее нисколько не смутило. Но оно заставило ее впредь всерьез призадумываться прежде чем рассказывать мужу то, что могло его возмутить и разозлить.

Рассчитывать на то, что в ближайшее время появится возможность оказать влияние на Эдит Чапин, Майку не приходилось, и он решил сам создать такую возможность. Мысленно перебирая друзей Чапинов, он сразу же исключил Артура Мак-Генри, поскольку тот был самым близким другом этой семьи, и выбор этот казался слишком очевидным. Следующим по счету среди друзей был Генри Лобэк.

Семья Генри Лобэка привыкла, что их фамилию произносят двумя разными способами: те, кто жил на Лэнтененго, произносили ее «Ло-бэк», а все остальные жители Гиббсвилля — «Ла-бок». Генри принадлежал к первому поколению в своей семье, которое произносило свою фамилию на американский лад, считавшийся «менее германским». Предки Генри приехали в Америку еще до революции, и смешанные браки выкорчевали из их рода почти все явные признаки немецкого происхождения. Таким образом, Генри мог запросто выдавать себя за мистера Лоулелла, и не один житель Новой Англии не усомнился бы в правдивости его слов. Генри родился в тот же год, что и Джо Чапин, и был тем мальчиком, с которым Джо в прямом смысле слова вырос бок об бок. Когда Джо отправили учиться в Хилл, родители Генри послали его в Мерсерсберг, а потом в Лафайет, где он пользовался у студентов популярностью и принадлежал к обществу Фи-бета-капа. Генри трудился не покладая рук, чтобы заработать золотой ключ, потому что его отец, сохранивший кое-какие немецкие традиции, считал, что парень идет в колледж для того, чтобы чему-то научиться. Ключ же был подтверждением послушания сына, и благодаря ключу Генри заработал себе подарок в две тысячи долларов.

«Лобэк и Компания» была фирмой семейной и полностью принадлежала Лобэкам и их кузенам, которые вкладывали деньги Лобэков, обеспечивали Лобэков прибылью, собирали квартирную плату жильцов Лобэков, вырезали для Лобэков купоны и защищали их доброе имя. На печатном бланке фирмы рельефными прописными буквами значилось название фирмы и печатными буквами ее адрес, и ни единого слова о деятельности фирмы, ее возможностях и влиянии или о дочерних корпорациях, которыми владела «Лобэк и Компания». Например, мало кто знал, что у фирмы было право выполнять функции частного банка и агента для нескольких пароходных компаний, и это было скорее для удобства фирмы, чем для удобства широкой публики. Приход незваных визитеров отнюдь не поощрялся: на витрине фирмы, рядом с главным входом, значилось название фирмы, слово «частная» и просьба «Не входить без стука», яснее ясного указывающая на отношение фирмы к случайным посетителям. У фирмы были настолько жестко установленные правила, что когда кто-то стучал в дверь, то скорее всего этому человеку в компании нечего было делать, и потому сотрудники фирмы встречали вошедшего пристальными, настороженными взглядами. Но Джо Чапин, Артур Мак-Генри и некоторые другие могли заглянуть в фирму по делу и без дела — просто поболтать. Однако большинство клиентов, включая Чапинов и Мак-Генри, фирма принимала в заранее назначенные часы. Генри придерживался девиза своего отца: «Контора — это кофейня». На стенах конторы «Лобэк и Компания» не было никаких семейных портретов.