Страница 61 из 120
— И она больше никогда туда не ходила, но в тот раз шла…
— В сопровождении кучера — разумеется, с хлыстом, — сказал Майк.
— Прекрати язвить, — сказала Пегги. — Это случилось примерно так, как я тебе рассказала. А после этого, вскоре после этого, Шарлотт Чапин слегла и так до конца жизни и не оправилась. Или по крайней мере почти никогда не выходила из своего дома на Северной Фредерик.
— Поскольку я ни разу об этом происшествии не слышал, наверняка ничего особенного тогда не случилось, — сказал Майк.
— Может, и не случилось, но я бы разузнала, кто этот человек, которого отхлестал кучер.
— Ну конечно. Когда это случилось? Лет тридцать назад?
— Я не знаю. Но что-то вроде этого, — сказала Пег. — Так, значит, это ты послал изумительные цветы Эдит Чапин, то есть миссис Джозеф Б. Чапин. Не путать со старушкой, которая уже умерла. Ты хочешь с ее помощью подобраться к Джо, так ведь?
— Более или менее.
— Это будет нетрудно.
— Ты так думаешь? Почему ты так решила? По словам Джо, она страшится общественной жизни.
— Это доказывает, что Джо знает свою жену не лучше, чем большинство мужей. Я не говорю, что Эдит суфражистка или что-то в этом роде, но будь она хорошенькой, из нее получилась бы Долли Медисон[27]. У нее двое детей с разницей в четыре года, так что, по-моему, она не особенно стремится увеличить население нашей страны. И ее дом не требует особых забот — я имею в виду, не отнимает у нее много времени. Гарри и Мариан идеально ведут хозяйство, иначе бы старая леди Чапин их давно выгнала. Одеждой Эдит не интересуется. Она выглядит так, словно одевается на Северной Мейн-стрит у Коэна. Церковными делами и благотворительностью она почти не занимается. Я бы сказала, Эдит Чапин с радостью согласится быть женой… кого? Ты же не сделаешь его сразу членом законодательной «Ассамблеи»?
— Я пока что не собираюсь выдвигать его ни на какие посты. Просто дам ему освоиться среди наших ребят. А потом представлю его публике, и если он ей придется по нраву, замечательно. Он никому не будет стоить никаких денег…
— Это уж точно.
— И ты же знаешь, Джо такой, черт возьми, порядочный. И он мне нравится.
— Почему бы и нет? Он мне тоже нравится. Насколько мне известно, он никогда ничего особенного не сделал: ни плохого, ни хорошего. Все, что Джо собой представляет, и все, чем он владеет, он унаследовал. Свою привлекательную внешность, свое имя, свои деньги. А то единственное, что он не унаследовал, мне кажется весьма неудачным приобретением, но, возможно, мне кажется это оттого, что я не в силах на нее смотреть: до того она уродлива.
— Да, подружками вы с Эдит вряд ли станете, — добродушно заметил Майк.
Пег посмотрела ему прямо в глаза и хмыкнула.
— Что значит это хмыканье?
— Бросьте вы, мистер Майкл Джеймс Слэттери. Я вас вижу насквозь, — сказала Пег.
— Я никогда этого и не отрицал, — сказал Майк.
Он поцеловал ее в щеку, а она при этом сделала страдальческое лицо.
— От нее большого удовольствия не получишь, — сказала Пег.
Майк рассмеялся, а Пегги толкнула его в бок.
— Иди отсюда.
Одно слово Пег Слэттери, и политической карьере Джо Чапина не бывать. Если бы она выказала интуитивную неприязнь к Джо, Майк больше никогда бы не обмолвился о Джо ни единым словом ни самой Пег, ни кому другому. Если бы Пег решила наказать Джо за недостатки его жены, Майк тоже наказал бы его не раздумывая. При выборе кандидатов Майк, во-первых, как и всегда прежде, положился бы на надежное мнение своей жены. А во-вторых, повел бы себя всего лишь как преданный супруг. Однако Пег, не менее преданная Майку, чем он ей, проявляла в делах своего супруга — а именно в политике, — глубокую и страстную заинтересованность. В делах политики она никогда не проявляла мелочности. Для нее в мире существовал только один мужчина, и если для его продвижения требовалось кого-то возвысить или унизить, она с охотой бы удостоила этого человека почестями и с не меньшей охотой нанесла бы ему оскорбление. Наблюдая, как люди постарше все чаще и чаще полагались на суждения Майка и все чаще передавали ему бразды правления, женщина, и не такая сообразительная, как Пег, догадалась бы, что Майк уже занимал одно из главенствующих положений в партии. Из-за его религиозной принадлежности самые высокие государственные посты — губернатора штата или президента Соединенных Штатов — были ему недоступны, но это компенсировалось тем, что губернаторы и президенты, бывало, терпели поражение, и эти поражения марали их репутацию, в то время как после подобных поражений власть политиков только укреплялась. Когда кандидат терпел поражение, партии нужны были профессионалы вроде Майка, которые не метили в кандидаты и готовы были работать изо дня в день, чтобы реорганизовать партию и подготовиться к следующим выборам. Это правило довольно незамысловато и объясняет загадку, которая публике (и побежденным кандидатам) порой кажется необъяснимой: почему и после поражения политики продолжают вкусно есть и курить дорогие сигары? Пег знала объяснение этой загадки, и лучшим объяснением для самой Пег был ее собственный муж, стопроцентный политик, который будет по-прежнему вкусно есть и курить дорогие сигары (хотя лично Майк и не курил) независимо от того, сколько раз Вудро Уильсона изберут президентом.
Майк со смехом отверг предложение стать городским главой Гиббсвилля, окружным клерком, шерифом и регистратором завещаний и отказался от некоторых прочих постов, о которых другие люди могли только мечтать. Когда Майку предлагали баллотироваться на эти посты, он каждый раз отвечал, что его работа в комиссии важнее, и на самом деле так оно и было. Эта работа была важнее для партии, и она была важнее для Майкла Джеймса Слэттери, который не хотел, баллотируясь на незначительную позицию, пятнать себя поражением на выборах. Поначалу, после окончания юридической школы, Майк выполнял работу, для которой не нужно было степени в юриспруденции: с ней вполне мог справиться любой трудолюбивый клерк, — но вскоре проявил свои способности и доказал свою надежность. Пару раз ему поручали передать некую сумму денег руководителям округов, и прикарманить часть этих денег на пути из партийного комитета к руководителю округа считалось мелким, простительным политическим грехом, но когда Майку поручили передать окружному капитану четыреста долларов, окружной капитан получил ровно четыреста долларов, а не триста восемьдесят. Никто бы не сказал ни слова и не испытал бы особого разочарования, если бы Майк взял себе двадцать долларов за доставку, но Майк сразу показал, что он не из тех парней, что покупаются на двадцатидолларовые купюры. Такие, что покупаются, незаменимы, но они так всю жизнь и остаются в одном и том же ранге, а для политической организации необычайно важно найти среди своих членов тех, кто выше мелкого жульничества. Старые и более мудрые политики также отметили, что Майк не торопится выставить себя напоказ и не предъявляет преждевременных требований своей доли в законных окружных партийных взносах. Известность — вместе с долей во взносах — пришла к Майку позднее, одновременно с партнерством в страховой компании и позицией директора в перспективных корпорациях. Поначалу же Майк, образно выражаясь, сносил не одну пару ботинок, и делал он это охотно, так же как и ничуть не возражал за эти ботинки платить, пока постепенно не основал свою собственную организацию, которая, правда, как «партия Слэттери» никогда публично не фигурировала.
Майку за всю его карьеру ни разу не предъявили никаких обвинений. Ни один, даже самый честолюбивый прокурор не смог бы доказать, что Майк за голос избирателя заплатил хотя бы пару долларов. Майк ни разу даже не купил бочки пива для компании пожарных-волонтеров. Пиво они, конечно, получили и прекрасно поняли, что его доставку организовал именно Майк, но свою причастность к его доставке Майк замаскировал так, что не подкопаешься. Разумеется, в утолении жажды бесплатных «пожирателей огня» не было ничего нелегального, так же как и в том, что энергичный общественный деятель послал на пикник лютеранской церкви крендели и мороженое, или в том, что жена этого деятеля явилась в Африканскую методистскую церковь на похороны всеобщего любимца официанта. При этом она случайно оказалась в сопровождении своего мужа и была там единственной белой женщиной, так что впоследствии прихожане просто не могли не вспоминать эту пару с великой благодарностью. (Эти похороны состоялись в 1915 году, и Майк, возможно, пошел на них без всяких политических намерений, так как искренне симпатизировал Кларенсу Уайтхоллу. Однако двадцать лет спустя о присутствии на похоронах четы Слэттери вспомнили некоторые важные негритянские деятели, которых обещаниями райских кущ «Нового курса» пытались переманить из Республиканской партии в Демократическую.)
27
Долли Медисон (1768–1849) — жена четвертого президента США Джеймса Медисона.