Страница 47 из 49
— Так вот, это та самая служанка, что работает у миссис Магинн.
Фицпатрик недоверчиво покачал головой и сказал Хеффернану, чтобы тот врал, да знал меру, однако Хеффернан стоял на своем:
— Как-то, когда я ждал тебя, она мне эту историю сама поведала — в первый же вечер. «Зайдите на кухню, холодно ведь, мистер Хеффернан», — говорит. Знаешь, когда это было? Ты еще в тот день дома не ночевал, помнишь? Она мне яичницу пожарила.
— Господи, ну и память…
— Ты с медсестрой из Дандрема развлекался.
Фицпатрик захохотал:
— Девчонка что надо. — Он припомнил кое какие подробности, но Хеффернана они не интересовали.
Она выложила мне то же самое, что выудил из нее Джимми Джойс, когда она была совсем еще девчонкой. Ради своего любимого она стянула золотой соверен.
— Ты что, старая карга честней некуда…
— И тем не менее. Стибрила — и нисколько не жалеет об этом. Она и сейчас считает, что Корли — самый лучший мужчина на свете.
— Но Корли никогда не существовал…
— Еще как существовал. По-твоему, он не развлекал эту смазливую шлюшку шуточками мистера Ленахана?
Следующим по очередности событием, по словам Фицпатрика, стала одна весьма примечательная встреча. Хеффернан сообщил профессору Флаксу, что павшая жертвой любви молоденькая служанка из рассказа Джойса «Два рыцаря», оказывается, еще жива и следы ее отыскались в Доннибруке. Профессор разволновался не на шутку, и как-то вечером, когда миссис Магинн отправилась в кино, Хеффернан встретил его на автобусной остановке и отвел к служанке на кухню.
Это был тщедушный старичок в твидовой паре — Фицпатрик представлял его себе совсем иначе. Служанка миссис Магинн, его сверстница, была туга на ухо и страдала ревматизмом. Хеффернан купил полфунта инжирного печенья и выложил его на тарелку. Старуха налила гостям чай.
Профессор Флакс буквально засыпал ее вопросами, однако задавал их вежливо, ненавязчиво, без напора и язвительности, которые приписывал ему Хеффернан. В кухне в тот вечер царила необычайно теплая атмосфера: Хеффернан предлагал гостям печенье, а служанка ударилась в воспоминания грешной молодости.
— И впоследствии вы рассказали об этом мистеру Джойсу, не так ли? — с нетерпением спросил профессор.
— Он приходил в дом, где я тогда работала, на Норт-Фредерик-стрит, сэр. К зубному врачу, О’Риордану.
— Мистер Джойс приходил лечить зубы?
— Именно так, сэр.
— И вы беседовали с ним в приемной?
— Делать-то больше нечего, сэр. Всех и делов: откроешь дверь, когда звонок зазвонит, а потом, до следующего звонка, целый час ждешь. Я мистера Джойса хорошо помню, сэр.
— Его заинтересовала ваша… связь с человеком, которого вы упомянули, не так ли?
— Еще б не заинтересовала — это ведь все случилось только-только. Выставили меня хозяева с Бэггот-стрит — и поделом. Невесело мне было, когда мы с мистером Джойсом познакомились, сэр.
— Хорошо вас понимаю.
— Я тогда часто с клиентами в разговор вступала: поговоришь, и вроде легче…
— Но сегодня чувство обиды прошло, верно? Молодой человек дурно с вами обошелся, и тем не менее…
— Чего там, дело прошлое, сэр.
Хеффернан и Фицпатрик пошли провожать профессора на автобус, и, по словам Фицпатрика, Флакс дрожал от восторга. Профессор опустился на сиденье и принялся что-то оживленно обсуждать сам с собой, не заметив даже, как друзья помахали ему на прощанье. Когда автобус тронулся, они зашли в ближайший паб и заказали по кружке портера.
— Признавайся, это ты ее подговорил? — полюбопытствовал Фицпатрик.
— Да она из тех, кто ради денег удавится. Ты сам разве за ней этого не замечал? Старая скряга.
Стоило Хеффернану попасть на кухню к миссис Магинн, как он обратил внимание на то, что старая служанка невероятно скупа и экономия превратилась у нее в навязчивую идею. Она не тратила ни пенса, изо всех сил стремясь приумножить нажитое. За то, чтобы она повторила историю, которую он ей внушил, Хеффернан заплатил ей целый фунт.
— Правда, она хорошо держалась? По-моему, первый сорт.
— Жалко все-таки старину Флакса.
— Пропади он пропадом, этот твой «старина Флакс»!
Прошло несколько месяцев. Хеффернан больше не бывал на кухне в Доннибруке и о профессоре Флаксе вспоминал редко. По своей природной лени Фицпатрик предположил, что подлог венчает дело и теперь во всей этой истории можно будет поставить точку; он полагал, что ущемленное самолюбие Хеффернана, проявившееся в этой истории в полной мере, наконец удовлетворено. Но не тут-то было. Как-то раз, когда друзья погожим летним днем прогуливались по Стивенс-Грин в надежде подцепить пару девочек, Хеффернан сказал:
— В следующую пятницу состоится одно мероприятие. Можем сходить.
— Какое еще мероприятие?
— Выступает мистер Флакс. На «Обществе друзей Джеймса Джойса».
Профессору предстояло выступить с лекцией на конференции, которая должна была продлиться неделю и посвящалась жизни и творчеству писателя, являвшегося raison d'etre этого общества. Откуда только не понаехали «Друзья Джойса»: из Соединенных Штатов, из Германии, Финляндии, Италии, Австралии, Франции, Англии, даже из Турции. Ученые мужи смешались с неучеными энтузиастами. Участники конференции побывали в Чепелизоде у мистера Джеймса Даффи и в Управлении дублинской военной полиции у мистера Пауэра; были обследованы Кейпел-стрит и Или-Плейс; состоялись экскурсии на знаменитую башню Мартелло, в Хоут и в магазин братьев Пим; неоднократно упоминались Бетти-Белецца и Вал из Скибберина. Ни о чем, кроме Джойса, не говорили. Целую неделю в Дублине царил Джойс, один Джойс.
Когда в назначенный вечер Фицпатрик отправился вместе со своим другом на лекцию профессора Флакса, интуиция подсказывала ему, что «мероприятие» предстоит прескучное. Он понятия не имел, что задумал Хеффернан, и вовсе не собирался расходовать на это свою интеллектуальную энергию. «Подремлю — и на том спасибо», — решил он.
Перед началом лекции, безусловно, главного события дня, какая-то дама из Вашингтонского университета сделала краткое сообщение «Об опечатках у Джойса», а бородатый немец зачитал недавно обнаруженный черновой вариант «Святой миссии». Наконец, на кафедру поднялся в своем неизменном твидовом костюме профессор Флакс. Прихлебывая воду из графина он почти целый час распространялся о прототипе молоденькой служанки из рассказа «Два рыцаря». Сделанное им открытие — служанка, оказывается, жива до сих пор и отыскалась в Доннибруке, где подвизается в той же должности, — вызвало в зале восхищенный шепот, которым сопровождалась вся лекция и который, когда профессор закончил, сменился бурей аплодисментов. Когда Флакс занял свое место, на его бледном лице играл легкий румянец. «Звездный час старикана», — заметил Хеффернан своему дремлющему другу.
Вот тогда-то Фицпатрик и заподозрил недоброе. Слушатели, заполнившие лекционный зал до отказа, отнеслись к сообщению профессора в высшей степени серьезно, а между тем в том, что говорил Флакс, не было ни единого слова правды. Во время лекции за профессором записывали, теперь посыпались вопросы. Чей-то голос сзади, захлебываясь от восторга, проговорил, что ради этого потрясающего открытия стоило ехать две тысячи миль. Все находящиеся в зале живо представили себе, как Джеймс Джойс собственной персоной сидит в приемной зубного врача. Было решено совершить паломничество на Норт-Фредерик-стрит в самое ближайшее время — завтра, может даже, сегодня вечером.
— Я бы только хотел, если позволите, — прокричал Хеффернан, ибо в зале стоял невообразимый шум, — задать профессору один-единственный, самый простой вопрос. — Он вскочил на ноги, чем и привлек внимание Флакса, который ласково ему улыбнулся. — Меня вот что интересует, — продолжал Хеффернан. — Не является ли вся эта история галиматьей от начала и до конца?
— Галиматьей? — переспросил чей-то голос с акцентом.
— Галиматьей? — не поверил своим ушам профессор Флакс.
Возбужденный гул в зале не затихал между тем ни на минуту. Ответы на вопросы выслушивали лишь те, кто эти вопросы задавал. «Как все же трогательно, — воскликнула сидящая рядом с Фицпатриком дамочка, — что молоденькая служанка, с которой так нехорошо поступили и портрет которой Джойс так метко набросал в своем рассказе, все эти годы не держала зла!»