Страница 66 из 126
29-й день февраля
Тот лишний день, который нам дается,как полагают люди, не к добру, —но люди спят, – еще до дня, до солнца,к добру иль нет, я этот день – беру.Не сообщает сведений надземность,но день – уж дан, и шесть часов ему.Расклада високосного чрезмерностья за продленье бытия приму.Иду в тайник и средоточье мрака,где в крайний час, когда рассвет незрим,я дале всех от завтрашнего мартаи от всего, что следует за ним.Я мешкаю в ладыжинском оврагеи в домысле: расход моих чернил,к нему пристрастных, не строку бумаге,а вклад в рельеф округе причинил.К метафорам усмешлив мой избранник.Играть со мною недосуг ему.Округлый склон оврагом – рвано ранен.Он придан месту, словно мысль уму.Замечу: не́ из-за моих писанийон знаменит. Всеопытный народнасквозь торил путь простодушный самыйотсель в Ладыгу и наоборот.Сердешный мой, неутолимый гений!В своей тоске, но по твоим следам,влекусь тропою вековых хождений,и нет другой, чтоб разминуться нам.От вас, овраг осиливших с котомкой,услышала, при быстрой влаге глаз:– Мы все читали твой стишок. – Который? —– Да твой стишок, там про овраг, про нас.Чем и горжусь. Но не в самом овраге.Паденья миг меня доставит вниз.Эй, эй! Помене гордости и влаги.Посуше будь, всё то, что меж ресниц.Люблю оврага образ и устройство.Сорвемся с кручи, вольная строка!Внизу – помедлим. Восходить – не просто.Подумаем на темном дне стиха.Нам повезло, что не был лоб расшиблено дерево. Он пригодится нам.Зрачок – приметлив, хладен, не расширен.Вверху – светает. Точка – тоже там.Я шла в овраг. Давно ли это было?До этих слов, до солнца и до дня.Я выбираюсь. На краю обрываготовый день стоит и ждёт меня.Успею ль до полуночного часаузнать: чем заплачу́ календарюза лишний день? за непомерность счастья?Я всё это беру? иль отдаю?29 февраля – 4 марта 1984Таруса«Дорога на Паршино, дале – к Тарусе…»
Дорога на Паршино, дале – к Тарусе,но я возвращаюсь вспять ветра и звёзд.Движенье мое прижилось в этом руследлиною – туда и обратно – в шесть вёрст.Шесть множим на столько, что ровно несметностьполучим. И этот туманный итогвернём очертаньям, составившим местностьв канун ее паводков и поволок.Мой ход непрерывен, я – словно теченье,чей долг – подневольно влачиться вперед.Небес близлежащих ночное значеньемою протяженность питает и пьет.Я – свойство дороги, черта и подробность.Зачем сочинитель ее житиявсё гонит и гонит мой робкий прообразв сюжет, что прочней и пространней, чем я?Близ Паршина и поворота к Тарусеоткуда мне знать, сколько минуло лет?Текущее вверх, в изначальное устье,всё странствие длится, а странника – нет.4—5 марта 1984ТарусаШум тишины
Преодолима с Паршином разлукамечтой ума и соучастьем ног.Для ловли необщительного звукаискомого – я там держу силок.Мне следовало в комнате остаться —и в ней есть для добычи западня.Но рознь была занятием пространства,и мысль об этом увлекла меня.Я шла туда, где разворот просторанаивелик. И вот он был каков:замкнув меня, как сжатие острога,сцепились интересы сквозняков.Заокский воин поднял меч весенний.Ответный норд призвал на помощь ост.Вдобавок задувало из вселенной.(Ужасней прочих этот ветер звёзд.)Не пропадать же в схватке исполинов!Я – из людей, и отпустите прочь.Но мелкий сброд незримых, неповинныхв делах ее – не занимает ночь.С избытком мне хватало недознанья.Я просто шла, чтобы услышать звук,я не бросалась в прорубь мирозданья,да зданье ли – весь этот бред вокруг?Ни шевельнуться, ни дохнуть – нет мо́чи,Кто рядом был? Чьи мне слова слышны?– Шум тишины – вот содержанье ночи…Шум тишины… – и вновь: шум тишины…И только-то? За этим ли трофеемя шла в разлад и разнобой весны,в разъятый ад, проведанный Орфеем?Как нежно он сказал: шум тишины…Шум тишины стоял в открытом поле.На воздух – воздух шел, и тьма на тьму.Четыре сильных кругосветных волиделили ночь по праву своему.Я в дом вернулась. Ахнули соседи:– Где были вы? Что там, где были вы?– Шум тишины главенствует на свете.Близ Паршина была. Там спать легли.Бессмыслица, нескладица, мне – долголюбить тебя. Но веки тяжелы.Шум тишины… сон подступает… толькошум тишины… шум только тишины…6—7 марта 1984Таруса