Страница 36 из 681
Ольга задумывается в нерешительности, и я предлагаю:
– Добавь, что долг свой солдатский он выполнил до конца и смертью своей сохранил десятки, да что там десятки, если по большому счету, тысячи жизней. И добавь, – это хоть какоето утешение, хотя и слабое, конечно, – что смерть его была легкой, мгновенной. Многие из нас позавидуют такой смерти. Гораздо тяжелее падать последние несколько минут своей жизни в горящей неуправляемой машине. А тут мгновенный взрыв, и все.
Ольга смотрит на меня, потом протягивает листок.
– Напиши все сам: и как он погиб, и то, что ты сейчас сказал, у меня так не получится, – просит она.
Ее глаза просят меня: “Помоги мне, я не в состоянии описать его смерть”.
Делать нечего, беру листок и присаживаюсь к столу.
Ольга вздыхает.
– Больше всего мама будет переживать, что даже могилы , у него нет.
Я отрываюсь от письма.
– Что ж, это удел многих летчиков. Когда Белыничи освободят, там поставят памятник летчикам, погибшим при штурме этой базы. Их там много осталось, и ни у кого из них нет могил. Фамилия Ивана Тимофеевича будет там первой.
– Почему первой?
– По традиции. На братских могилах списки пишут в порядке воинских званий. А генерал погиб там только один – он.
– И это напиши, – просит Ольга, – мама сюда обязательно приедет, когда будет можно.
В дверь ктото деликатно стучит.
– Войдите! – отзывается Ольга.
В комнату входит Гучкин, сразу заполняя собой все свободное пространство.
– Не помешал?
– Отнюдь, – отвечаю я, заканчивая письмо словами: “С искренним уважением и соболезнованиями, Андрей Злобин”.
– Прочитай, – говорю я Ольге.
– Не буду, – качает она головой и сворачивает треугольник.
– Я смотрю, вас можно поздравить, Андрей Алексеевич. Вы теперь – капитан!
– Бери выше, уважаемый. Гвардии капитан.
Гучкин щелкает каблуками и вытягивается во фрунт.
– Извиняйтес, гвардии капитан, больше не ошибемсяс! Это дело надос отметить. – Он щелкает себя пальцем по горлу и резко бросает легкий тон. – Заодно Ивана Тимофеевича помянем. Один момент!
Ольга поворачивается ко мне и смотрит на мои петлицы.
– А я и не заметила. Поздравляю! К тому же вы теперь – гвардейцы.
– Дивизия твоего отца тоже гвардейская.
– Да, – вздыхает Ольга, – но уже без него.
Я еще раз внимательно смотрю на нее и принимаю решение.
– Знаешь, я не буду сегодня у тебя оставаться.
Ольга согласно кивает.
– Правильно.
В этот момент появляется Гучкин с фляжкой, половинкой хлеба, шматом сала и миской с яблоками и солеными огурцами.
– Ольга Ивановна, доставай кружки.
– У нас здесь стаканы.
– Я и забыл, что мы с вами – на женской половине. У нас им – все лучшее, – поясняет он мне.
Мы поминаем Ивана Тимофеевича, обмываем мою шпалу, Гвардию. После третьей Гучкин таинственно поднимает палец.
– А у меня еще одна новость.
– Что такое?
– Наш госпиталь включили в состав вашего корпуса.
– Ого! – Я смотрю на Ольгу и поясняю: – Теперь будем все время рядом.
– Здорово! – радуется она. – Вот за это надо непременно выпить.
Мы допиваем водку, сидим еще полчаса, и Гучкин с Ольгой провожают меня до околицы.
– Андрей, – говорит Ольга, прощаясь, – не забывай, пожалуйста, что теперь ты у меня один остался.
–А мама?
– Мама это мама. Но ты же знаешь, что женщине всегда нужно мужское плечо. Одно плечо я уже потеряла. Не оставляй меня совсем без опоры. Хорошо?
– Постараюсь, – говорю я и целую большие карие глаза.
Глава 15
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.
В.Высоцкий
Еще один день проходит в ожидании. В девять утра вылетаем в патрульный полет. Находимся над своим участком больше часа, но в небе чисто.
С рассветом следующего дня немцы начинают наступление. За день нас поднимают четыре раза. Отражаем налеты на Оршу. На следующий день немцы оставляют город в покое, но мы без дела не сидим. Нас перенацеливают на прикрытие наземных войск и сопровождение штурмовиков.
Три дня подряд делаем по пять вылетов. Я сбиваю два “Ю87” и одного “мессер”“Нибелунга”. Этот нахал после того, как Волков сбил ведущего группы, никак не желал отставать от нас и все время лез в драку. Пришлось его успокоить. Правда, мы с Сергеем вынуждены были изрядно потрудиться, прежде чем мне удалось прочно сесть этому “Нибелунгу” на хвост. Что ни говори, а “Нибелунги” – не слабые вояки.
Утром четвертого дня я с Сергеем вылетаю на разведку. То, что мы видим, производит удручающее впечатление. Оборона наша трещит, хотя и держится пока. Ясно, что долго она не выдержит, даже невзирая на хорошую поддержку с воздуха. В ближайшем тылу у немцев готовятся вступить в бой свежие пехотные и танковые соединения.
– Похоже, что скоро опять перелетать, – высказывает Сергей предположение.
К концу дня Жучков выдает нам новые карты.
– Утром поэскадрильно, с интервалом сорок минут, вылетаем на прикрытие переднего края вот на этом участке: узел дорог – переправа. Возвращаться уже предстоит на новую базу.
“Село Васняково” – читаю я на карте. Ясно. Интересно только, куда переводят госпиталь? Жучков словно читает мои мысли.
– А госпиталь эвакуируется вот сюда: село Краснове, три с половиной километра. Кстати, Николаев, выяснил я, почему задержали тебе капитана. В штабе корпуса засомневались, соответствует ли это воинское звание должности ведомого. Предлагал тебе Злобин стать ведущим, ты отказался. Так что теперь не спорь и готовься принимать звено. Вон молодых сколько, не их же командирами назначать.
Вечером мы собираем свои нехитрые фронтовые пожитки и прощаемся с хозяйкой. Комэск стоит в сенях и задумчиво смотрит на трех осиротевших на днях котят, которые, попискивая, трутся о его сапоги. Вдруг он решительно сгребает их и рассовывает по карманам.
– Куда ты их? – спрашиваю я.
– Знаешь, не могу их немцам оставить. Пропадут. Всетаки они – братья наши меньшие. А кошки – народец особый. Собаку, лошадь, корову человек домашними сделал, а кошка сама к нему пришла, сама его выбрала. И ведь они нас любят, надеются на нас. Замечал, как кошка, если приболеет, вокруг хозяина трется – плачет, жалуется, просит: “Помоги! Плохо мне!” Самые несчастные существа – брошеные кошки. Они – воплощение уюта и домашнего очага. И вне этого они быстро гибнут. Бродячие кошки долго не живут.
Вникая в эту “кошачью” философию, мы быстро идем к аэродрому. Там уже готова к вылету первая эскадрилья.
Вернувшись из штаба, Волков дает нам карту, где обозначен участок прикрытия, а сам присаживается под крылом “Яка” и выпускает на волю своих приемышей. Котята весело играют с ремешком планшета. Взлетает зеленая ракета.
– По машинам! – командует комэск и сгребает своих домочадцев к себе за пазуху комбинезона.
На рулежке я не перестаю дивиться вновь открывшейся грани характера нашего сурового, но такого доброго комэска.
Над линией фронта мы встречаем три девятки “лаптежников”, которых прикрывает десяток “мессеров”. Быстро оттесняем прикрытие и атакуем бомбардировщиков. Одного с ходу сбивает Волков. Я прикидываю: уже тридцатый! Еще одного зажигает Саша Комов. Это его первая победа. Молодец парень, становится настоящим истребителем. Больше нам “свирепствовать” не над кем. Потеряв две машины, фашистские летчики ретируются. Остальное время патрулируем свой участок без помех.
Домой идем уже по новому маршруту, на Васняково. Село это, к сожалению, существует только на карте. Вместо него – закопченные остовы печей да груды угольев. Видимо, здесь отбомбились немцы, освобождаясь от груза, когда не смогли прорваться на Смоленск.