Страница 19 из 681
Сопровождая штурмовики, мы видим, что на пространстве от Старых Дорог до Осиповичей фактически нет линии фронта. Гдето вклинились немцы и совершают рейды по нашим тылам. Гдето наши отставшие на оставленных уже рубежах обороны части наносят удары по тылам прорвавшихся танковых колонн, отрезая их от штабов и тылов.
Бои идут на огромном пространстве. Часто бомбы, которые при нашем появлении в спешке сбрасывают немецкие бомбардировщики, падают на немецкие же войска. А наши летчики, выбросившись с подбитого самолета якобы за линией фронта, возвращаются в полк в течение суток. Поселки, высоты, переправы, станции переходят из рук в руки по несколько раз. То, что утром бомбили, вечером прикрываем, а утром снова штурмуем.
Действие “засланных”, вроде меня, сказывается. В той истории, которая мне известна, все было несколько иначе.
В этой круговерти теряем счет часам и дням. Увеличиваю свой боевой счет еще на один “Мессершмит”. Теперь у меня уже двенадцать.
Както не сразу до меня доходит, что ответ от Ольги пришел необычно быстро. Я уже сидел в кабине, готовый к вылету, когда прибежал дневальный и сунул мне письмо. Не успеваю даже разглядеть, от кого оно, как звучит команда: “Вторая! На взлет!” Сую письмо в планшет и выруливаю на полосу. Только к вечеру, возвращаясь с задания, я вспоминаю о письме. Достаю его из планшета. От Ольги! Впрочем, кто еще мне напишет? Не генерал же Колышкин!
Зарулив на стоянку, выскакиваю из машины и прямо под крылом читаю письмо. Ровные, аккуратные строчки, красивый, понятный почерк, а вот что пишет – непонятно. Видно, очень много пережила она за эти дни и, когда писала, хотела на одном листочке рассказать сразу все, но не получилось.
Я только понял, что из Кобрина они вырвались чудом, буквально на несколько минут опередив немецкие танки. Дальше ехали, нигде подолгу не останавливаясь. Над дорогами постоянно висели “Юнкерсы” и “Мессершмиты”. Ольгин госпиталь включали в состав то одной, то другой дивизии, которые через деньдругой сгорали в огне оборонительных боев.
Ведущий хирург госпиталя, к которому Ольгу назначили ассистентом, на пятый день войны умер от инфаркта прямо у операционного стола. Теперь на весь госпиталь, вместе с ней, три хирурга, а раненых поступает столько, что хирургов надо не три, а тридцать три.
Из Старых Дорог их направили в Бобруйск, а оттуда еще кудато. Они только что прибыли, и она пишет письмо, не зная даже, как называется поселок, в котором они остановились. Мое письмо она носила в кармане целый день и восемь раз его перечитала, но ничего из него не поняла. “Тороплюсь, некогда, сейчас привезут раненых. Привет отцу!” Вот и все.
– Ну, как она? – спрашивает Сергей, который уже минут десять стоит возле меня.
Я молча протягиваю ему письмо. Сергей просматривает его и хмыкает:
– Женщина есть женщина. Понять чтолибо трудно. Ясно одно – досталось ей крепко.
С утра снова вылетаем на разведку. Задача: найти выходы для нашей окруженной дивизии. Дивизию я нахожу, но прихожу к выводу, что дивизии этой не выходы из окружения сейчас нужны, а подкрепление. Наши бойцы оседлали три дороги, захватили переправы через Птичь и сейчас “наводят шороху” в тылу у немцев. Если им помочь, то шорох перейдет в грохот. Так я и докладываю.
Сразу же уходим на задание: сопровождаем “Пе2” на Слуцк. Возвращаемся к обеду и сразу бежим в столовую, дневальный торопит: “Скорее, вторая! Скорее! Вам снова на задание идти”. Успеваю заметить хитрые глаза Крошкина. Он явно хочет чтото сказать, но не успевает.
В столовой не вижу комэска. Волков прибегает под конец обеда и торопит нас:
– Скорее, мужики! Времени мало осталось…
Он вываливает гречневую кашу с гуляшом прямо в борщ и быстро хлебает эту смесь, запивая ее компотом. При этом он посматривает на меня и чтото неодобрительно ворчит с набитым ртом.
– Переведи, – прошу я.
Волков отмахивается, проглатывает остатки, вскакивает и смотрит на часы.
– К машинам! Бегом! – На ходу он бросает мне: – Черт страшный! Угораздило тебя найти эту дивизию. Даже пожрать толком некогда…
На стоянке он опять смотрит на часы и кричит:
– Запускай моторы! “Колышки” уже в воздухе!
Вместе с нами идет первая эскадрилья. Выруливаем и сразу видим, как над нами низко проходят боевые порядки штурмовиков. Их около тридцати, и идут они волна за волной. Как только они проходят, мы взлетаем и занимаем свое место.
Идем мы по тому же маршруту, которым я возвращался с разведки. На земле – большое движение. В сторону Птичи идут фашистские танки и пехота. Видимо, эта окруженная дивизия стала у немцев, как кость в горле, точнее, как заноза в заднице.
Впереди, над переправами, видим самолеты. Это “медведи” ведут бой с “мессерами”. Они прибыли сюда раньше нас, для расчистки воздуха. Обгоняем штурмовиков и с “горки” заходим в атаку. Немцы при нашем появлении рвут когти на форсаже, не пытаясь даже обороняться. “ЛаГГи”, сделав свое дело, уходят домой, а мы, рассредоточившись для прикрытия, наблюдаем работу “колышков”.
Плацдарм на левом берегу Птичи атакуют не меньше двух танковых полков. Фашисты уже развернулись в боевые порядки и предвкушают легкую победу. Еще бы! Им сейчас противостоят всего две противотанковые батареи. “Илы” разворачиваются для атаки и заходят вдоль боевой линии немецких танков. “Эрэсы”, бомбы, снаряды творят свое огненное дело, а вниз пикируют все новые и новые тройки “Илов”.
– “Сохатые”! Внимание! К нам идут гости!
Наша эскадрилья ближе всех к “мессерам”, атакующим “колышков”. В пикировании набираем скорость и стремительно атакуем непрошеных гостей, отжимая их наверх. А оттуда их уже атакует первая эскадрилья.
“Мессеры” отваливают и перестраиваются для новой атаки. Почемуто они не торопятся выйти из боя, а, наоборот, стремятся навязать нам его.
– Отжимаем их наверх! – слышу команду Волкова. – Там их должны ждать “тигры”.
Отражаем атаку и, перестроившись, одновременным ударом двух эскадрилий гоним немцев наверх. Они охотно уходят на высоту, полагая, что мы сейчас полезем за ними, а мы остаемся на пяти тысячах и наблюдаем, как на “мессеров” сверху обрушиваются “МиГи”.
– “Сохатые”! “Колышки” работу закончили, идем домой.
Мы не сбили ни одного “мессера”, но и сами никого не потеряли, а самое главное, не потеряли ни одного штурмовика. Навстречу нам попадается эскадрилья “ЛаГГов”, за ними идут новые волны штурмовиков, а над ними – еще одна эскадрилья “медведей”. Видимо, командование всерьез решило помочь смелым и инициативным ребятам, что крушат тылы у немцев, забыв, что сами находятся в окружении.
На стоянке Крошкин, выслушав мое “замечаний нет”, говорит, хитро улыбнувшись:
– А я знаю, командор, откуда ты письмо получил.
Я, не врубившись, говорю:
– Бог мой, все второй день знают, а ты только узнал. От Ольги!
– У тебя, Андрей, в школе с грамматикой, наверное, нелады были.
– С чего ты взял?
– Я сказал не “от кого”, а “откуда”. Почувствовал разницу? – спрашивает он, открывая горловины баков.
Вот теперь до меня доходит.
– И откуда же?
– Из Больших Журавлей!
Я сажусь на траву, где стоял, и закуриваю. Это же в двух километрах отсюда! Мы до войны “жили” в Малых Журавлях, а в Больших жили “тигры” из 130го. Теперь понятно, почему ответ пришел так быстро.
– Как ты узнал?
– Гаси папиросу, командор, заправщик едет. А узнал сегодня утром, когда с нашим “помощником смерти” ездил туда медикаменты и спирт получать. Там теперь госпиталь фронтового подчинения…
– Ну а про Ольгуто ты как узнал? Ты же ее в лицо не знаешь!
– А зачем знать? Ты говорил, что она – дочь комдива штурмовиков. А комдив у них – генерал Колышкин. Так вот, утром мы у них, то есть у медиков, получаем припасы, а какойто длинный как жердь военврач второго ранга стоит под окном и орет во всю глотку: “Колышкина! Ольга! Вставай, так твою растак! Я тебе завтрак в постель подавать не собираюсь, не рассчитывай! Опоздаешь в столовую, сам все съем!” Вряд ли на одном фронте могут быть два военврача с одинаковыми именами и фамилиями.