Страница 8 из 11
– Premiere divraison. – Paris, 1830), открывающуюся словами о несомненной пользе мемуаров Мура о Байроне, разъясняющих "нам все подробности богатой приключениями жизни славнейшего из поэтов нашего времени и служащих к изречению беспристрастного суда о его характере"44. На публикацию книги Томаса Мура в переводе А.—Л.Беллок отозвалась и французская петербургская газета «Le Furet»45. «Северная пчела», в отличие от «Литературной газеты» и «Le Furet», откликнулась на выход этой книги лишь короткой информативной заметкой: «Записки (Memoirs) лорда Байрона, изданные Томасом Муром, уже вышли в Париже на французском языке и возбуждают всеобщее внимание. Сколько можем судить по отрывкам, записки исполнены оригинальных мыслей и вполне обнаруживают характер великого поэта, произведшего тьму пигмеев-подражателей у всех народов. Теперь для этих доморощенных Байронов открывается новое поприще подражания – странностям великого мужа!»46.
Публикация английского и французского изданий книги Томаса Мура о Байроне вызвала и обывательские пересуды в российской прессе. Так, газета "Бабочка" в феврале 1830 г. сообщала, что "английский поэт Томас Мур получил за биографию лорда Байрона 75000 талеров"47. По информации той же газеты, увидевшей свет в мае 1830 г., леди Байрон намеревалась «печатать опровержение на записки мужа ее, изданные Муром»48. Подобные сообщения можно воспринимать в качестве незначительных информационных поводов, позволявших вернуться к разговору о мемуарной книге Мура.
Сопоставления Байрона и Томаса Мура, двух наиболее популярных английских поэтов современности, получивших в России прижизненную славу, были вполне закономерны для критики, однако постепенно усиливалась тенденция выявления принципиальных отличий между двумя поэтами, при этом в творениях Мура акцентировались наиболее понятные читателю-романтику аспекты, в то время как ирландский бард все больше отходил как от романтических канонов, так и от традиционных читательских пристрастий. Наглядным свидетельством сказанному служит дважды переведенная в России статья французского романтика Карла Нодье "Байрон и Томас Мур", увидевшая свет сначала в "Литературной газете" в 1831 г., а затем, в 1833 г., в "Литературных листках", прибавлении к "Одесскому вестнику"47. Проводя критическую параллель между Байроном и Томасом Муром, Ш.Нодье писал, что «они припоминают собою тех двух серафимов Клопштока, порожденных единою мыслью творца, которые разлучились однажды, но на вечность, в день возмущения сатаны»48. Контрастный показ двух великих писателей сочетается у французского автора с их образно-оценочными характеристиками, данными с определенной исторической дистанции, с учетом наметившегося завершения бурного процесса активного включения творческих находок Мура в текущий литературный процесс многих стран, в том числе Франции и России. Впрочем, для представителей русского романтизма, уже явившего миру собственные поэтические образцы, суждения Ш.Нодье вряд ли могли казаться убедительными, о чем свидетельствует комментарий издателя «Литературной газеты» к осуществленной публикации: «Статья сия помещается здесь как образец остроумных парадоксов замысловатого писателя Карла Нодье. Во всех его мнениях более блеску, нежели истины: так и в этом сравнении Байрона и Мура. Теперь уже трудно кого-либо увлечь парадоксами»49. В сознании издателя «Литературной газеты» фигуры двух английских поэтов не могли стоять рядом, – настолько сильны были различия между ними, проявившиеся как в жизни, так и в литературном творчестве.
Переводы произведений Томаса Мура на русский язык, в большинстве своем, вызывали критические замечания в отечественной прессе. "Лалла Рук", эта очаровательная поэма Т.Мура, общипанная, сокращенная, является порусски на <…> маленьких страничках плохой прозы"50, – так характеризовал «Московский телеграф» первое отдельное издание русского перевода «Лалла Рук», вышедшее в 1830 г. В том же году «Вестник Европы» поместил рецензию на новый немецкий стихотворный перевод «Лалла Рук» (Lalla Rook von Th.Moore / Metrisch übersetzt von G.—W.Bueren. – Emden, 1829), в которой утверждалось, что «это самый лучший из немецких переводов знаменитого Томаса Мура»51. Считая, что «поэзия новых времен может похвалиться весьма лишь немногими эпическими поэмами, которые выдержали бы сравнение в достоинстве с „Лалла Рук“, творением Томаса Мура»52, автор рецензии проводил параллель между анализируемым произведением и образцами восточной эпики, связанными с именами Низами и Алишера Навои. Попутно осуществлялось и сопоставление Томаса Мура с Байроном, – при этом отмечались кроткость, ясность мысли ирландского барда, а также благополучие его судьбы, столь резко контрастирующее с жизненной трагедией Байрона.
В целом рецензентом "Вестника Европы" был осуществлен достаточно ёмкий анализ отдельных частей "восточной повести" Мура. Так, трагическая история любви Гафеда и Гинды в третьей вставной поэме "Лалла Рук" "Огнепоклонники" (в "Вестнике Европы" – "Чтители огня") изложена с учетом литературной традиции, при этом авторская мысль получает отчетливое выражение: "Гафед есть начальник гебров, последнего останка древле-персидских огнепоклонников, не принявших магометанства. Гинда – дочь арабского эмира Гассана, преследующего гебров между горами. Она любит, не зная того, что ее любезный есть жесточайший враг ее родителю, и она, наконец, долженствует быть свидетельницей его гибели. Это обстоятельство напоминает нам о Ромео и Юлии; но герой повести восточной играет здесь роль двойную – и любовника, и ревностного приверженца своей веры. Борьба между древним учением огнепоклонников и системою магометанства, между древней свободою и деспотизмом, изображена пламенными красками"53. Вместе с тем рецензент «Вестника Европы» отчетливо ощущает отход Мура от исторического правдоподобия, на что, впрочем, указывает крайне осторожно, поскольку анализ текста идет не по английскому оригиналу, а по немецкому переводу: «Одно лишь покажется сомнительным в этой прекрасной картине, именно – терпимость, похожая на что-то слишком новое. Ни аравитянин, ни гебр не могли быть творцами сей повести»54. Как видим, рецензент признает наличие в «Лалла Рук» отпечатка современности, той европейской действительности, в которой каждодневно жил автор «восточной повести».
В№ 8 "Телескопа" за 1831 г. появилась анонимная статья "Перевод стихотворения Козлова на английский язык Томасом Муром", содержавшая наивное утверждение о том, что Томас Мур перевел на английский язык стихотворение И.И.Козлова "Вечерний звон": "…г. Мур, певец Лалла-Руки, <…> теснее соединил союз наших муз с музами Альбиона, освятив будущие труды своих единоземцев собственным переводом некоторых стихотворений русских, в числе коих находим перевод (хотя и не совершенно верный) "Вечернего звона" И.И.Козлова, как бы в дань благодарности за прекрасное усвоение им нашей литературе его "Бессонницы", "Романса" и некоторых "Ирландских мелодий" английского Анакреона"55. Как известно, в случае с «Вечерним звоном» первоисточник вновь был английским – И.И.Козлов перевел стихотворение Томаса Мура «Those evening Bells». Однако наблюдение анонимного автора, писавшего, что «в нынешнее десятилетие преимущественно сказывается готовность иностранцев усваивать себе произведения наших писателей, коими по справедливости и мы гордимся»56, можно признать соответствующим действительности: русская литература, вступившая в новый этап своего развития, способствовала существенному обогащению мирового литературного процесса эпохи романтизма.
В начале 1830-х гг. русская периодика регулярно извещала читателей не только о новых изданиях, но и о творческих планах Томаса Мура. Например, "Северная пчела" сообщила 9 августа 1830 г. о том, что "знаменитый Т.Мур намерен в непродолжительном времени обнародовать биографию короля Георга IV"57. В том же году «Московский телеграф» проинформировал читателей о работе Томаса Мура над книгой, посвященной ирландской истории58. В 1831 г. в «журнале словесности и мод» «Эхо» сообщалось, что «ирландский поэт немедленно издаст в свет сочинения под названием „Жизнь и смерть лорда Эдуарда Фитцджеральда“. Лорд сей – один из героев Ирландии последнего века»59.