Страница 7 из 8
– Мы познакомились с Нани перед поездкой в Париж. Никогда не забуду, как она принесла на оформление документов свой паспорт без фотографии. Руководитель нашей делегации даже растерялся и не сразу пришел в себя, чтобы задать вопрос – что случилось с фото? Нани ответила: «Это все Эка». Тут уже наш чиновник рассвирепел: «Какая Эка?!» А Нани опять спокойно ответила: «Моя дочь. Она играла с паспортом и вот, оторвала фото». Конечно же, документ сделали заново и все обошлось. Но не обратить внимания на непосредственную грузинку было невозможно уже тогда.
Или, не забуду, как во время подготовки документов, когда встал вопрос – едет Нани или нет, она с потрясающей чистотой и наивностью ответила: «Ой, как будет хорошо, если я не поеду в Париж какой-то. Лучше поеду обратно в Тбилиси к маме, Эке, Мерабу».
Но в итоге, как известно, наша делегация отправилась в столицу Франции. В министерстве культуры решили отправить в Париж по представителю от каждой союзной республики. Россию представляла Люся Зыкина, Украину – Юра Гуляев, из Таджикистана какая-то девочка народный танец танцевала. Всех уже и не припомню. И мы с Нани подружились. Так сблизились, что друг без друга никуда не ходили.
Знаете, сколько аншлагов дал наш мюзик-холл? Сто один аншлаг!
Накануне поездки в Париж нас собрала Екатерина Алексеевна Фурцева – министр культуры СССР, и сказала: «Девочки! Ни в коем случае не покупайте ничего в маленьких частных магазинчиках. Там все очень дорого. Если что-то захотите купить, то делайте это только в больших магазинах!»
Но, конечно же, Нани именно в маленьком магазинчике увидела в витрине миниатюрное черное платьице. Я тогда впервые в жизни увидела, как с человеком случился столбняк. Нани замерла и не хотела сдвинуться с места, ее я не могла оттащить. Потом она все-таки позвонила в колокольчик и вошла в этот магазинчик. Выскочила хозяйка, быстро поняла, в чем дело и обрядила Нани в это платье. К счастью, оно оказалось велико.
У нас оставался шанс красиво уйти. Я сказала: «Ну видишь, Нани, значит, не судьба. Пойдем отсюда, пойдем, мы опаздываем. И денег у нас все равно не хватит». Но хозяйка тоже поняла, что теряет клиентов, и закричала куда-то вглубь магазина голосом: «Лаура!» Из дальних дверей выползла эта самая Лаура, на руке у нее был браслетик с мягкой подушечкой, в которую были воткнуты иголки, а во рту были булавки. Она быстро подошла к Нани, поправила платье, все наколола и сделала наряд ей по фигуре.
Я сказала хозяйке (а французским владею прилично, особенно разговорным): «Вы все равно не успеете, сейчас уже шесть часов вечера, а у нас в семь в «Олимпии» начинается спектакль». Ну не говорить же, что у солисток советского мюзик-холла нет денег на платье. Но и она не собиралась сдаваться: «Через 30 минут это платье будет у вас».
Я понимала, что мы не расплатимся никогда в жизни, даже сложив все наши суточные – и мои, и Нани. Платье стоило бешеных денег. Но что вы думаете? Когда мы пришли в «Олимпию», на служебном входе уже сидела хозяйка того магазинчика, прижимая к себе огромную коробку. В которой, конечно же, лежало то самое черное платье.
Такой счастливой я Нани не видела никогда в жизни. И она никогда так хорошо не пела, как в этом платье. Чтобы расплатиться за наряд, мы собрали деньги со всего коллектива. Суточные-то были копеечные – нам выдавали по 25 франков в день, делали это один раз в 10 дней, мы сразу получали по 250 франков. Бедная Нани потом уже никаких суточных не получала, а еще долго расплачивалась по долгам.
Нани была очень интересной. Когда она подводила глазки, красила губки… Была такой принцессой. А сейчас стала, конечно, настоящей королевой.
Я помню, мы пришли с ней как-то в большой магазин, по-русски разговаривали между собой, и что-то выбирали. Как всегда, над чем-то громко смеялись. В этот момент в магазин вошло еще три наших девочки. Хрупкие, красивые, все как на подбор.
Продавщицы торгового центра не выдержали, подошли и спросили меня на французском:
– Скажите, вы откуда? Из Польши?
Я ответила:
– Нет.
Они продолжали выспрашивать:
– А, тогда из Италии?
Я снова отрицательно качаю головой:
– Нет!
– Так откуда же вы все?
– Из России.
У парижанок вытянулись лица – в России такие женщины?! С такими талиями? А у меня талия была 48 см, специально приходили папарацци ко мне в гостиницу, мерили.
И продавщицы буквально обалдели:
– А в наших газетах пишут, что в России все очень толстые, ходят в таких широких нарядах, в лаптях, обуви на каблуках не существует. А по улицам медведи ходят.
Я не стала спорить:
– Да, медведи ходят, и еще крокодилы ползают.
Вот такое мнение было в те годы о России. И мы его развеяли. Обо мне, например, в «Пари матч» писали и фотографировали, называли русской Бриджит Бардо. Я на нее действительно тогда была похожа. И Нани была хорошенькая– хорошенькая. Милая очень. А потом, в ней столько было душевной доброты, чувства юмора, теплоты, что она никого не оставляла равнодушным.
Ту нашу поездку во Францию я не забуду никогда. Совершенно потрясающий эпизод случился, когда грузинская диаспора закупила всю «Олимпию» ради того, что бы послушать, как Нани будет петь на грузинском языке «Тбилисо». А мы тогда с Нани не расставались ни днем, ни ночью, очень близко подружились. Так вот Нани накануне этого концерта перед земляками-эмигрантами мне говорит: «Элочка, миленькая, сделай мне длинные-длинные ресницы».
А тогда тушь для ресниц делалась на простом мыле, она была в такой черненькой коробочке, и туда вкладывалась щеточка пластмассовая. Нужно было, извините, плюнуть на эту тушь, а затем щеточкой все размазать и нанести на реснички. А чтобы они стали совсем пышные и длинные, нужно было сначала наносить слой пудры, потом опять слой туши, и так далее.
Сейчас это звучит, возможно, как что-то из разряда фантастики. А тогда я все это проделала, и сделала Нани огромные ресницы. Она вышла, как королева, с роскошными ресницами, в том самом черном платье, встала на абсолютно темной сцене, и запела первую песню «Московских окон негасимый свет».
В какой-то момент ей в лицо ударил яркий луч осветительного «пистолета». Этот яркий свет растопил простое мыло, благодаря которому удалось создать тот самый эффект длинных ресниц. Я стояла за кулисами, смотрю – у Нани потекла черная слеза сначала по одной щеке, потом по другой, а в конце концов у нее нижние ресницы слиплись с верхними, и от этого мыла она и вовсе почти ослепла.
Я вышла, подала ей руку и помогла дойти за кулисы, где она разрыдалась. Мне надо было выходить на сцену, так что успокоить ее мне как следует не удалось.
Одним словом, в тот раз «Тбилисо» она так и не спела. Но грузинская диаспора так хотела услышать эту песню в ее исполнении, что они выкупили зал «Олимпии» еще раз. И вот тогда уже все сложилось.
Во время той поездки мы жили в гостинице в номерах по соседству. У меня был люкс, а Нани жила с Люсей Зыкиной. По вечерам мы покупали длинные французские багеты и уплетали их с кофе и сгущенкой. А однажды решили побаловаться сигаретами. Так-то мы, конечно, не курили, берегли голос. Но один раз ведь не страшно. Сбросились и купили пачку французских сигарет. Только закурили – стук в дверь. Открываем – на пороге стоит Люся Зыкина. Увидев, что мы курим, она тут же развернулась и ушла. Проходит какое-то время – снова стучат в дверь. И вновь это была Зыкина. На сей раз она пришла, укутав лицо полотенцем: «Курите, черт с вами. Так посижу. Без вас скучно».
Нас селили в хороших гостиницах. В номере были все удобства – ванная, душ, биде, шесть полотенец махровых в день, с которыми мы не знали, что делать – три-то еще можно было как-то использовать, а что делать с остальными тремя? Но иногда приходилось ходить в общественный туалет. А надо заметить, что мамочка Нани перед тем, как отправить дочь в Париж, дала ей все бабушкины старинные украшения – с изумрудами, с гранатами, с сапфирами, с бриллиантиками. У нее все пальчики были унизаны этими семейными сокровищами. И она каждый раз, приходя в общественный туалет, и моя там руки, снимала с себя все эти кольца, раскладывала их на умывальник, а потом поворачивалась и уходила. Хорошо, что горничная знала, что тут живут русские, она всех чуть ли не по именам выучила. Так вот она собирала Нанины колечки, стучалась в 24-й номер и говорила: «Мадмуазель, вы опять оставили в туалете ваши драгоценности».