Лаура. Ванна

Это вызвало улыбку у Мирты. Тиео бросила на нее понимающий взгляд, но это отнюдь не уменьшило у нее вид превосходства. Затем она сделала заявление, которое окончательно и бесповоротно положило конец всем сомнениям и расспросам:

Она сказала, что хочет быть Живой,— сообщил я.— Она сказала, что этого же хотим мы все.

Повисло молчание. Лаура посмотрела прямо в глаза Тиео и сделала молчаливый знак одобрения. Маленькая девочка приветствовала это величественным кивком головы. Я почувствовал, хотя она старалась тщательно скрыть свои мысли, что она довольна нами.

Она подвинулась к костру и поправила огонь, подчеркивая этим жестом, что не видит необходимости в дальнейших дискуссиях. Затем она перешла к Мирте и села рядом. Та обняла девочку за плечи. Тиео уютно устроилась в ее объятиях, прижалась к груди Мирты и закрыла глаза.

Николас помолчал минуту-другую, а затем спросил:

— А что будет делать Арава?

— Он не пойдет с нами,— ответил я.

Улыбка тронула губы Лауры.

— Он всегда поступает не так, как я,— вздохнула она.

Я посмотрел в лицо Мирте — она собиралась что-то сказать, затем удержалась от комментариев и прижалась щекой к головке Тиео, волосы которой блестели в ночной темноте.

Наши пироги с трудом двигались против течения. Тихая и спокойная река, поднимаясь дальше в горы, стала бурной, заполненной порогами и стремнинами. Небольшие островки корней и колючек, вырванных из берегов, крутились вокруг нас. Когда вымывался ствол дерева, опасность столкновения с ним наших утлых челнов возрастала.

Два мощных гребца, управляющих нашими каноэ, избегали эти препятствия, немыслимым образом вскакивая на выступы скал, острые и выдвинутые вперед, что предохраняло их от водоворотов. Они пятками отталкивали лодки от скал или от узких проходов, которые угрожали разбить лодки. Затем под аккомпанемент наших криков они прыгали снова в наши лодки, которые подпрыгивали от ударов, но не опрокидывались. По крайней мере, пока.

Я делил одну лодку с Миртой и Тиео. Мы промокли с головы до ног, но это мало беспокоило нашего маленького гида. Она не знала, что наши широкие брюки, рубашки и корзины высыхали гораздо дольше, чем ее короткий и очень тонкий саронг и голые ноги.

Одетая таким образом, она стала совершенно другой личностью: наша европейская одежда никогда не подходила ей. Мне было приятно оборачиваться и смотреть на нее, обмениваться с ней улыбками. Я все еще не могу понять точно (но все-таки я это тоже узнаю — впереди еще достаточно времени), что мне больше нравится: её головка, помещенная между грудей Мирты, или ее собственные крепкие и маленькие грудки.

Я до сих пор не обращал внимания на них: серьезное выражение ее лица не давало возможностей любоваться ими. Здесь же ее наполненные солнцем глаза, ее обворожительное и свободное поведение открыли мне их истинную красоту так же ярко, как и ее мокрый саронг, с которого ниспадали сверкающие капли воды.

Наименее запасливая из всех нас Тиео не потрудилась захватить корзину или сумку: ее багаж состоял из маленькой круглой корзиночки, наполненной плодами манго. Ей нужно было всего лишь поднять руку к деревьям, чтобы вновь заполнить корзинку, когда она пустела. На мгновение она зажимала корзиночку между обнаженными бедрами, когда хваталась за ветви деревьев, срывая с них плоды.

Единственное, что меня немного расстраивало, это то, что она заслоняла от меня Мирту. Когда мы отъезжали и Тиео прыгнула в лодку, я с удовольствием вспомнил, что она не отличалась от своих компаньонок ни внешним видом, ни грациозностью. И действительно, трусики на ней смотрелись бы еще хуже, чем на Лауре или Мирте.

Когда я с Натали приехал в институт Ланса, наиболее интересными из первых сведений, полученных нами, были слухи, что дочь директора института никогда не носит нижнего белья. Услышав это, мы с трудом сдержали улыбки тайной радости, как напоминание о наших маленьких радостях, сохраненных памятью: вечер, когда два года назад мы встретились впервые. Если бы в тот день на Натали были трусики, то мы никогда не стали бы любовниками и мужем и женой.

Я занялся любовью с Натали спустя час после того, как впервые увидел ее. Полюбил ли я ее за такой краткий промежуток времени? Да. Один час не так уж и мало, когда ты проводишь его, наблюдая за телом своей подруги, и не обращаешь внимания ни на что другое, а только жаждешь проникнуть в нее.

И Натали полюбила меня так же быстро, как

только увидела, с какой страстью я уставился на ее

обнаженные до живота бедра. Она сидела на кушетке среди подушек в доме какого-то ирландца или испанца — впрочем, это не так уж важно, он просто пригласил меня к себе. Она перебросила голую ногу через колено своего мужа и флиртовала с ним очень интимно довольно развратно.

На ней была легкая плиссированная шелковая юбка, голубино-серые и небесно-голубые полоски которой очень подходили к ее затуманенным от страсти голубым глазам. Она высоко подняла подол юбки, не обращая никакого внимания на то, что можно было увидеть: на ней вообще отсутствовали трусики.

В то время ей, казалось, было все равно, какие желания вызывает смелая и гордая ее нагота у других мужчин, кроме ее мужа: было очевидно, она и он заняты только самими собой и собираются через несколько минут трахаться.

Конечно, я был ими восхищен, но, если быть до конца честным, мне было абсолютно безразлично, как сложатся их отношения — в ближайшем или далеком будущем. Мои чувства и мысли были взволнованы одним — красотой, свежестью и воображаемой доступностью женских бедер, на которые я неотрывно смотрел.

Спустя час не ее муж, а именно я сам ласкал их, пил из их вершины, вошел в нее.

Хотя ни я, ни она не были влюблены друг в друга в тот вечер, мы все время рыдали от смеха! Никогда в жизни мы не занимались любовью в таких неудобных и неестественных позах. Мы могли только стоять, опускаться на колени или сидеть в крохотной ванной комнатке, куда случайно заскочили. Вероятно, в том доме были и лучше приспособленные для этого места, но мы там никогда не были раньше и даже не знали в лицо наших хозяев, не знали вообще, у кого можно спросить, где можно заняться любовью, не повредив позвоночник.

Наша импровизация и неудобства, без сомнения, заставили нас искать еще один шанс, так как если бы первый опыт был более удачным, мы, возможно, не почувствовали особой необходимости испытать то же самое снова. А после еще одной более удачной попытки мы уже были просто не способны жить друг без друга.

Но я не намеревался отнимать Натали у ее мужа. Так или иначе, ни она, ни ее муж не имели ни малейшего намерения разводиться. Он, она и я проводили дни и ночи напролет, обсуждая одну и ту же проблему — что нам делать дальше. По мнению Натали, такой проблемы вообще не существовало:

— Вы оба любите меня. Вы оба трахаете меня.

Именно этим мы все вместе занимались несколько месяцев, не беспокоясь больше ни о чем.

В конце концов, Соерен захотел развестись с Натали, поэтому мы с ней смогли спокойно оформить свой брак официально, и она поехала со мной на поиски земли народа мара. Эта командировка была предпринята мной по требованию хозяев моего университета.

Как это часто случается, как только мы зарегистрировали свой брак, мы вдруг решили, что Натали было бы лучше не отправляться в такое рискованное путешествие. Поэтому я отослал ее назад к Соерену, который был совсем не против снова заполучить Натали к себе в постель. Ее также это вполне устраивало.

Я отнюдь не уверен, что она оставила бы его даже тогда, когда я вернулся, если бы Соерен, как любовник, не показал себя более эгоистичным, чем когда он был мужем.

Он постоянно твердил своей жене одно и то же, и этот вопрос приводил его в состояние шока:

Почему это Галтьер отдает тебя так легко, а свою курительную трубку не дает никому?

— Потому что, отдавая трубку, он не доставляет ей тем самым никакого удовольствия,— Натали тщетно пыталась разубедить его.