Страница 15 из 32
Чепчик печальной из материи мочальной,
Кожаная самара* да рваных лаптей пара…
* С а м а р а – долгополая одежда.
– А ведь этот дед не без ехидства, – улыбнулся Кутузов. – Заметили, как он сказал: «чепчик печальной». Это ведь последняя парижская мода. Так и называется: «чепчик печальный».
– Да. Есть еще чепчики «подавленных чувств» и «нескромных жалоб», – смеялась Катя. – Дед не отстает от века. Я ж говорила вам, что зазывалы интереснее, острее прочего.
– Когда моя бабушка выходила замуж в одиннадцать лет, ей в приданое дали куклу, – вспомнил Кутузов.
Но Катя не поддержала разговора о свадьбе. Она была поглощена разворачивающимся вокруг действием.
На их пути встал со своим ящиком с картинками раешник.
Он издалека приманивал:
Подходи, народ честной и божий, шитый рогожей!
Подходи, мужик и барин – всякой будет благодарен!
– Посмотрим? – спросил Кутузов.
И тут же сам невольно подумал: «Одним глазом неудобно смотреть…»
И Катя, словно поняла его мысль, ответила:
– Нет, не стоит – все знакомое: «Париж – угориш», «Москва – золотые маковки… Усиленский собор…» Это для детей хорошо.
– Может, покатаемся на карусели?
– Нет, лучше на качелях. Я люблю их – так дух и замирает. Но это напоследок. А теперь пойдем к Петрушке. Как же, быть на масленичном гулянье – и не повидать Петрушки? Я его очень люблю.
Они повернули и направились туда, где гнусавила шарманка.
Перед ширмой петрушечника толпились ребятишки и взрослые.
Из-за ширмы слышалось то кряхтенье, то какое-то кудахтанье.
И вдруг выскочил всем знакомый смешной Петрушка:
– Здравствуйте, господа. Я, Петрушка, пришел сюда повеселить всех, больших и малых, молодых и старых!
Он сел на барьер, застучал рукой:
– Эй, музыка!
И тотчас же из другого угла ширмы появился музыкант – с громадным носом и скрипкой в руке.
В толпе засмеялись:
– Тальянец, тальянец!
– Что скажешь, Петрушка? – спросил музыкант.
– Я задумал жениться…
– А где невеста?
– Сейчас приведу!
Петрушка исчез за ширмой. Он вывел оттуда красиво одетую куклу:
– Смотри: хороша! Ручки, губки, шейка. Добыть такую сумей-ка. А пляшет как! Ну-ка, сыграй!
Музыкант заиграл «Камаринского». Петрушка пустился с невестой в пляс.
– Ну, дальше пойдет малопристойное: Петрушка станет выбирать для невесты лошадь. Пойдем к качелям, – обернулась к Михаилу Илларионовичу Катя, и они пошли к перекидным качелям.
Когда они взлетели на качелях и стали стремительно падать вниз, Катя прижалась к Мише – стало все-таки страшновато.
И он невольно поцеловал ее в прохладную от легкого морозца румяную щечку:
– Катенька, моя дорогая! Катенька!
Катя полуобернулась к нему и сказала с укоризной:
– И обязательно целоваться на людях? Разве иначе нельзя?
– Значит, целоваться можно? Значит, ты любишь меня? – зашептал Кутузов, не выпуская Кати.
Он не чувствовал больше ни взлетов, ни падений.
– Люблю, Мишенька…
– Когда же повенчаемся?
– Это тебя все Петрушка подбил? – шутила Катя.
– Нет, я давно хотел сказать.
– Знаю, знаю. Но что же делать? Завтра уже нельзя: великий пост. Придется обождать красной горки. Тогда и повенчаемся, – говорила она, и ее черные бибиковские глаза сияли от счастья.
Качели остановились.
Надо было с небес спускаться на землю.
Глава четвертая
Я на камушке сижу,
На Очаков я гляжу.
А. Суворов
I
Над русским лагерем у Очакова стояли облака пыли.
Армия фельдмаршала Потемкина располагалась одним громадным каре на пшеничных полях, истоптанных повозками, людьми и лошадьми.
Ветер, дувший из степи, подымал тучи песку. Он набивался в лицо и обмундирование. Им был запорошен весь полотняный палаточный город. Даже роскошные шатры фельдмаршала не избежали общей участи, хотя стояли в середине каре.
Когда русские полки становились вокруг Очакова и Потемкин увидал, что его со всех сторон обступили побуревшие армейские палатки, он, смеясь, сказал:
– Да вы меня, братцы, совсем сжали!
В ответ на это со всех сторон раздалось:
– Сейчас ослобоним местечко, ваше сиятельство!
– Гренадеры, прими вправо!
– А ну, алексопольцы, подвиньтесь малость!
Солдаты любили фельдмаршала: Потемкин заботился о них. Он уничтожил ненавистные им букли и косы и тесное прусское обмундирование.
Он запретил офицерам бить солдат.
Хотя какой фельдмаршал сможет запретить жилистому фельдфебельскому кулаку втихомолку угощать солдата зуботычиной?
Полки отодвинулись подальше от палаток фельмаршала, чтобы густые армейские запахи – заношенного белья и плохих солдатских желудков – не так били бы в нос командующему.
Армия Потемкина охватила восьмиверстным полукругом турецкую крепость Очаков.
Очаков – с каменными одеждами и башнями – стоял на крутом мысу, на возвышенном берегу Черного моря и Днепровского лимана.
Волны подбегали к его каменным высоким стенам, с которых глядели триста орудий.
Перед старой крепостью тянулись ретрашементы, рвы, волчьи ямы, и где-то были заложены мины – измышление французских, европейских инженеров.
Внутри крепости укрывался небольшой городок – лабиринт узких, восточных улочек, кое-где утыканных минаретами.
Очаков был единственной надеждой турок.
Крым, ставший русским, не давал им покоя. Турки считали, что Очаков поможет им вернуть утраченный Крым. Очаков запирал выход к морю из Днепровского лимана, у которого русские построили город Херсон.
Кючук-Кайнарджийский мир турки считали простым перемирием.
Послы в Константинополе – английский Энсли и прусский Диц – научили турок: не ждать, а напасть на Россию. В Европе считали положение России плохим: два последних года были неурожайные.
И 13 августа 1787 года «вздумалось блистательной Порте и неблистательным ее советникам объявить войну России», как писала Екатерина II.
Прежде всего турки решили уничтожить русские укрепления на Кинбурнской косе, которая лежит против Очакова.
Первого октября они высадили на косе большой десант, но Суворов опрокинул турок в море. Из пятитысячного турецкого десанта спаслось не более шестисот человек.
А летом 1788 года армия Потемкина осадила Очаков.
В первую турецкую кампанию 1768 – 1774 годов никто не обращал внимания на Очаков, а теперь он приобрел первостепенное значение.
Екатерина II говорила об Очакове, что он «южный, естественный Кронштадт» – Очаков влиял на развитие и само существование Черноморского флота и на оборону Крыма.
И к Очакову Потемкин стянул все свои силы.
В числе других войск у очаковских стен стояли любимые егеря Потемкина под командой генерал-майора Михаила Кутузова.
II
Кутузов смотрел из траншеи в зрительную трубу на очаковское предместье, утопавшее в садах. Сады находились в полуверсте от русской передовой батареи, которую прикрывали бугские егеря.
Сегодня егеря получили задание: во что бы то ни стало добыть «языка». Князь Потемкин хотел узнать расположение турецких мин у Очакова.
Турки сидели в окопах среди садов.
Егерям и батарее было приказано не тревожить сегодня турок. И на левом фланге с утра стояла полная тишина.
Уже час тому назад два егеря, умело пользуясь местностью, отважно подползли к буеракам и рвам, которые были в нескольких саженях от турецкого окопа, и залегли.
Кутузов остался доволен своими молодцами. Он недаром приучил егерей действовать на разнообразной местности. Егеря так скрытно подползли к буеракам, что турки не заметили их.
Дальше предстояло так же умело разыграть вторую часть действия.