Страница 32 из 46
- Прогулка на малиновую поляну опасна, - сказал я девушке.
- Да, опасна, - подтвердили ребята и этот очень заинтересовало девушку.
- О, я обожаю опасные прогулки, - стояла на своем Тереза.
- Нет, - отрезал я. - Уже решено. Никакой девушки мы с собой не берем.
Тереза надулась и пожав плечами, пошла на берег к господину Каролю.
Я договорился с ребятами встретиться в семь вечера в лесу возле креста на распутье. Оставалось еще более трех часов. Гарцеры пошли в лагерь, а я отправился к господину Опалка.
Из-за потопа прошлой ночью он не закончил делать фотографии. Пока расположился на новом месте, пока оборудовал темное помещение, прошло полдня. И только сейчас, радостно улыбаясь, он показал мне несколько отпечатков.
Это были не обычные фотографии. Опалка подретушировал фон, дорисовал искусственной голове то ли шляпу, то ли шапку, сделал как живые глаза, подкрасил уста. Поэтому на фотографиях была не гипсовая голова, а как бы живой человек в разных головных уборах.
Господин Опалка отдал мне все фотографии, открыл блокнот, нарисовал в нем фигуру милиционера и подписал: «Уездная комендатура народной милиции».
- Понимаю, - кивнул я головой. - Вы считаете, что я должен занести эти фотографии в милицию и рассказать о наблюдениях госпожа Пилярчиковой?
Господин Опалка захлопал в ладоши, что должно было означать: «Да, именно так вы должны сделать». Спрятав фотографии в карман, я вывел из гаража своего « сама». И через десять минут остановил машину на рынке возле двухэтажного дома Уездной комендатуры народной милиции.
Хотя уже был конец рабочего дня, мне посчастливилось застать коменданта капитана Муху. Это был высокий худощавый мужчина лет сорока с очень длинной шеей и вытянутым лицом. Разговаривая, капитан Муха как жираф вытягивал шею и наклонял голову к собеседнику.
Я кратко изложил ему суть дела, показал фотографии. Пока я рассказывал, капитан Муха не обмолвился ни словом, после этого, тоже молча встал с места, открыл сейф, стоявший в его кабинете и вынул из него розовую папку. В ней лежало несколько фотографий. Это были снимки, которые всегда делают для арестованных или заключенных.
- Как вы думаете, это тот самый человек? - Спросил капитан, сравнивая фотографии в розовой папке с теми, которые сделал господин Опалка.
Мне достаточно было одного взгляда.
- Очевидно, те же, - закричал я. - Могу я узнать, кто он и почему его фотографии лежат в милицейских папках?
Капитан Муха немного подумал.
- Мне кажется, - сказал он, - что для пользы дела я должен вам кое-что рассказать. Этот человек по имени Никодем Плют, был один из тех двух Барабашевых людей, которых удалось схватить живыми. За вооруженные нападения Плюта приговорили к смертной казни. Но Государственный Совет заменил смертный приговор пожизненным заключением. Потом было несколько амнистий. Плют хорошо вел себя в тюрьме и поэтому, где-то через пятнадцать лет, осенью прошлого года его выпустили на свободу. Тюремное начальство переслало нам дело Плюта вместе с его фотографиями и поручило осторожно следить за ним, если он снова появится в этих краях. Ведь кто мог поручиться, что Плют не имел здесь каких-то давних счетов и не захочет теперь отомстить. И действительно, Никодем Плют появился в нашем городе осенью прошлого года, но только на один день. Потом исчез как камень, брошенный в глубокую воду. Мы думали, что он уехал. А тем временем ...
- Его убили, а тело бросили в бывшей бункер, - добавил я.
- Об этом мы передадим в Главное управление народной милиции, - сказал капитан Муха.
- А тот другой? - Спросил я . - Тот, кто вместе с Плютом был приговорен к смертной казни? Или ему тоже заменили смертный приговор пожизненным заключением? Вышел он из тюрьмы?
- Вышел. Нам сообщили, что был выпущен на свободу в мае этого года, то есть два месяца назад.
- Можно мне взглянуть на его фотографию? Капитан Муха подошел было к сейфу, но остановился и не вынул новой папки. Через секунду он сел к своему столу.
- Я не имею права без разрешения начальства показывать вам никаких документов, - сказал он, беспомощно разводя руками. - Наверное, завтра или послезавтра сюда приедет следователь Главного управления народной милиции. Я не хотел бы иметь хлопот от того, что посвящал журналиста в это дело. Кажется, я и так много рассказал. Знаю, что вас заинтересовала эта история, но к сожалению я обязан хранить служебную тайну. Спасибо за информацию о воспроизведении головы Никодема Плюта и о подозрениях, возникших в связи с этим. Вы выполнили свой гражданский долг, все остальное прошу оставить нам, милиции. Мы будем проводить следствие, а ваше вмешательство только бы затрудняло его.
Мне ничего больше не оставалось как встать с кресла и попрощаться с капитаном Мухой. Я выполнил свой гражданский долг, а если комендант не имел права информировать журналиста , то мне не следовало уговаривать его пренебрегать своими обязанностями.
Выйдя из Уездного комендатуры, я сел в «сама» и вернулся в лагерь.
Наступал вечер. В палатках антропологов горели керосиновые лампы и через брезентовые двери я видел студентов, которые уже заканчивали ужинать. В одной палатке у стола, сбитого из досок, пан Кароль, Тереза и господин Опалка играли в карты.
Я побежал на минутку к берегу помыть руки. Река все еще грозно шумела, несла белую пену, ил и песок. В том месте, где раньше стояли экспедиционные палатки, теперь бурлила вода , и казалось , там образовалась большая яма.
Вдруг я вспомнил про Остров преступников. А может, именно среди его зарослей скрыт ключ к загадке, которая не давала мне покоя. «Почему и где именно исчез Скалбан? - Подумал я. - Может, исчез потому, что пригласил меня к себе , чтобы рассказать что-то важное?»
- У-гу-гу! - Раздалось над самым моим ухом. Я вздрогнул и уронил в воду скользкое мыло. Оглянувшись, я увидел Заличку. Это она пошутила, подкравшись ко мне.
- Ну вот! - Рассердился я. - Из-за вас я мыло уронил .
- Эва, я дам вам свое, - сказала Заличка. И вздохнула. - Я думала, что вы романтик. Но ошиблась.
Я вытер полотенцем мокрое лицо.
- Конечно, я романтик. Только вы не разбираетесь в этом.
- Когда я впервые встретила вас в лесу, где вы одиноко жили в палатке, вы показались мне совсем другим, чем сейчас.
- Вы думаете, романтичность - это одинокая жизнь в лесу? А я вынужден был все время сидеть в своем лагере, чтобы кто-то не украл машину или палатки. Что же это за романтичность, когда человек вынужден оставаться на месте будто привязаный к колышку. Это же как неволя. Здесь я чувствую себя иначе. Могу гулять, ездить на машине ...
- Да, - прервала меня девушка. - Вы не романтик, а ... склонны к романам.
- Вы помните стихотворение Мицкевича «романтичность»? - Спросил я Заличку. И не дожидаясь ответа, начал:
Слушай, девушка! - Идешь и не слушаешь.
Там городок! Белая денек! Около тебя никого.
Что же вокруг себя ты видишь?
Кого ты приветствуешь? Идешь и не слушаешь.
Я замолчал и посмотрел на часы. Времени до условленной встречи осталось мало.
- Извините, но мне надо идти.
- Свидание? А может, «романтическая прогулка» при луне? - Насмешливо сказала Заличка .
- Я договорился с гарцерами встретиться в лесу на перепутье, там, где стоит склонившись деревянный крест. Мы пойдем собирать малину.
- Теперь? В темноте? - Снова насмешливо заметила Заличка. - А помните ли вы балладу «Люблю я»?
Смотри, Марыля, то он на опушке:
Лозы справа стеной,
Красные слева овраги раскинулись,
Прямо мостик над водой.
Церковь старушка, дом совиный,
Крест на колокольне наклонный,
С краю колокольни засохла малина,
В той малине могилы.
Черт там завелся, душа заколдована,
Знай! До ночи глухой каждый ,
Кто должен то место пройти ,
В странном своем беспокойстве ...
Заличка декламировала стихотворение, пытаясь отогнать ужасное, зловещее настроение. То ли от такого способа читать, то ли от неожиданного дыхания холодного ветра с реки - неизвестно, только меня аж морозом царапнуло. « С чего бы господину Гертелю, - подумал я, - ездить по вечерам в лес до тех малиновых кустов вокруг старых бункеров». И вдруг я решился: