Страница 145 из 170
Шуху медленно вдохнул и выдохнул.
- Личный трофей, - проговорил он, ещё снижая голос, чтобы ни звуком не выдать истинных чувств. - Немая, дура, прислуживает мне.
- С ножом, ага.
- Мясо резала.
- Чьё? - столичные волки снова рассмеялись
- Да ладно, - сравнительно благодушно сказал волк в длинной бархатной куртке. - Шлюха ударила Лиму - ну так накажи её и отправь к рабыням. Или приколи вообще. Не можешь же ты делить с девкой постель и кров, верно? А сами - выходите. Покажем Львёнку Львов, какая шантрапа у него тут, в Данхорете...
И тут Шуху заклинило.
- Рабыня - моя, - сказал он еле слышно, сжимая кулаки. - Моя рабыня, ясно! А моя рабыня, мой меч, мой верблюд и моя честь будут при мне, что бы чангранский слизняк на это счёт не болтал.
Чангранцы опешили. Тот, кого ударила Чикру, закусил губу и переменился в лице. Хенту тут же понял, что он сейчас рубанёт Шуху мечом, и подставил под меч круглую деревянную столешницу - на это ушло не больше мгновения - меч врезался в дерево наискось, как топор - Чикру оказалась сзади и двинула франту сцепленными кулаками по затылку - он стукнулся подбородком и губами о ту же столешницу - и тут в очень маленькой тёмной комнатушке дерущимся стало жутко тесно.
Кто-то, кажется Нельгу, коротко охнул, как человек, которого ткнули под рёбра кулаком или ножом - а Шуху лупил ногами франта, и Винору с Дориту кого-то заламывали, и Хенту бил кого-то медным кувшином по морде, и какой-то неуклюжий боров опрокинул светильню - в мутном, уже ночном свете из оконца стало решительно не разобрать своих и чужих - и тут драка вдруг кончилась.
Хенту вытащил кресало и высек искру. Фитиль в полупустой светильне тускло вспыхнул - и Хенту увидел Нельгу, сидящего на коленях посреди комнаты, рядом с окровавленным франтом. Нельгу, прижав ладони к груди - сквозь пальцы лилось чёрное - поднял на Хенту глаза, в которых отразился маленький огонёк, сказал каким-то детским голосом: " А меня убили..." - и мягко завалился на бок. Его глаза остановились и остекленели. Дориту, державший чангранца за грудки, врезал им о стену так, что барак вздрогнул - и отшвырнул отяжелевшее тело в сторону, как мешок.
- Это что же, - растерянно сказал Винору, - они все мёртвые, что ли? Чангранцы-то?
- Не-ет, нет, их так просто не убьёшь, это они убивают, их - нет! - прошипел Шуху. Хенту услышал в его голосе нестерпимую тоску и такую же нестерпимую злобу. - Ох, Нельгу, братишка, меня собой закрыл в Аязёте, получил мою пулю в плечо, две недели болтался между мирами - вместо меня...
Чикру подошла и обняла, так, как, порой, делают северянки для своих мужчин, но никогда не делают рабыни. Её скуластое лицо с широким носом и раскосыми глазами выражало болезненное понимание. Шуху, словно забыв, что на него смотрят товарищи по оружию, погладил её по щеке - и никто, ровно никто ни единым вздохом не дал понять, что видит нечто отвратительное или непристойное.
- Я шагу не сделаю за Нуллу-Львёнком, - сказал Шуху. Он присел рядом с мёртвым Нельгу, закрыл ему глаза, и попытался уложить поудобнее. - Хоть этого гада послал Лев Львов, хоть Творец там, Владыка гуо, командир ангелов - мне наплевать. Пусть Нуллу язычники на куски рвут - я не то, чтоб спасать кидаться, я его даже не приколю из жалости, чтоб я сгорел...
- И я, - подал голос Дориту. - Ждали Львёнка, чтобы в бой повёл - а пришёл крашеный индюк, притащил с собой свою псарню... За что велел казнить Налису? Приказ Льва Львов - или его дурной взбрык? Не боец, а палач... А других парней? А за что Нельгу убили, гады?
- Вот что я думаю, - сказал Хенту негромко. - На Нуллу-Львёнке мир клином не сошёлся. Есть Анну-Львёнок. Мы ему присягали - и этого слова ещё никто не отменял.
- А на что я один Львёнку Анну? - Шуху злобно усмехнулся. - Нуллу собирается в поход завтра - Творец в помощь. Не пойдёт завтра. Будет выяснять и рассусоливать - да и верблюды полудохлые у половины армии. Ему и в голову не ударило позаботиться - он тут измену искореняет, великий воин... Ну так и пусть себе. Я возьму своих людей. Мы уйдём, когда все угомонятся - и верблюдов мои волчата сами выберут. Тех, что получше.
- Моим оставьте, - усмехнулся Винору. - У меня теперь сотня Хенту. Я тоже Аязёт помню. И Тиджан...
- А я, - сказал Дориту, - скажу своим и скажу людям Нельгу. Скажу, что поганые столичные псы убили Нельгу ни за что, ни про что, между прочим, только потому, что он хотел всех помирить... Я всё скажу, как есть. Знаешь, Хенту, если Анну-Львёнок решит вломить Нуллу между глаз - я с ним.
- Ты не забудь, с Анну - Пятый и Маленький, - сказал Хенту, заставив себя улыбнуться. - Два Львёнка Льва - против одного, который - урод в Прайде...
- А какая разница? - сказал Шуху. - С нами будет около пятисот волков, если всё выйдет хорошо, если все пойдут и если все дойдут. Тут останутся все прочие... Но... навоюют они Нуллу, помяните моё слово.
- А с этими что делать? - Винору кивнул на неподвижных чангранцев.
- Пусть молчат. Совсем, - сказал Шуху и задул коптящий фитиль светильни. - Поторопитесь, братья.
***
Запись N147-02; Нги-Унг-Лян, Лянчин, пустыня близ гор Лосми
Верблюды мне нравятся больше, чем лошади. Такие они шершавые, мохнатые, спокойные ребята - ложатся по команде, послушно, хоть и неторопливо, встают, меня укусить не пытаются, вид имеют изрядно надменный, но снисходительный.
А может, просто у верблюдов нынче сезон не агрессивный.
Верблюды идут ровно и мерно, быстрее, чем я думал - упругим таким, плавным шагом. Не отвлекаются и не пытаются грызться между собой, как жеребцы . И видно с верблюда гораздо дальше. Видна - пустыня.
Мы прошли Чойгурский тракт, не заходя в Чойгур, чтобы не терять времени на стычку, которая непременно бы там произошла, оставили его белые мраморные стены за флагом - и направились караванной тропой к горам Лосми.
Горная цепь Лосми, если верить картам - этакий молниеобразный зигзаг, уходит на юго-восток. Она всё время в поле зрения - то приближаемся, то удаляемся, но на горизонте всё время маячат выветренные вершины, сизые, красноватые, бледно-бурые... Валуны причудливых форм - напоминающие то грибы, изъеденные насекомыми, то какие-то фантастические деревья, то ворота, то башни в духе Гауди - оживляют собой, если можно так сказать про бездушный камень, бесконечную равнину перед горами: выгоревший песок, сухая белёсая каменистая почва, снова песок...
Тут почти ничего не растёт. Только русло давным-давно исчезнувшей реки затянуто, как паутиной из тонких чёрных верёвок или колючей проволоки, странным местным растением. По весне оно даже цветёт: на гибких его усах или жгутах, усеянных колючками - бледно-лиловые мотыльки цветков, нежные и невесомые, с завитыми усиками тычинок. Раскрываются цветки на рассвете, пока ещё прохладно - и закрываются к белокалильному полудню, пряча розоватые крылышки в восковые бурые капсулы чашелистиков. Я почему-то вспоминаю розовую акацию в Тай-Е.
- Там, под верёвочником, вода есть, - говорит Анну, глядя на Юу. - Только глубоко. Корни у него - ты не представляешь, Ар... - и осекается.
- Он вернётся, - говорит Юу. - Если бы его хотели убить, убили бы на месте.
Кажется, Анну это не убеждает. Он не отвечает. Он угрюмо молчит и смотрит вперёд злыми сухими глазами. Я думаю, что синие стражи совершенно напрасно сделали то, что сделали: у Анну желание убивать на лице написано. Дин-Ли тоже опечален: он полагает, что в его задачу входила охрана жизни Господина Ча, и что задачу эту он не выполнил.
Элсу нехорошо. Ему слишком жарко - и его мучает жажда; я снова вижу на его щёках красные пятна лихорадки. Ломаю для него капсулу стимулятора - не хватало ещё, чтобы Маленький Львёнок свалился посреди безводных земель. У Кору - отчаянный вид: она не знает, чем своему командиру помочь - от этого страшно горюет. Элсу улыбается ей через силу потрескавшимися губами. Кору поит его из своей фляги, хоть он и пытается протестовать.