Страница 146 из 170
Стимулятор, впрочем, действует. Через пару часов Маленький Львёнок выпрямляется в седле. Кору одаривает меня благодарным взглядом - странно видеть такое в свой адрес от этой угрюмой амазонки.
Ри-Ё тихонько честит пустыню на чём свет стоит. Встречается со мной глазами, виновато улыбается:
- Простите, Учитель. Жарко очень - я мокрый насквозь.
Лотхи-Гро, которую пустыня взбодрила и привела в весёлое расположение духа, улыбается, блеснув яркими зубами на опухшем разбитом лице:
- Ты, белый, соль лизать. Верблюд соль видеть - соль лизать, и ты - соль лизать, - и смеётся.
Удивительная личность - шаоя Лотхи-Гро, старый солдат. Все ужасы рабства и плена с неё - как с гуся вода; синяк и раненая нога - превратности войны и только. Косички лихо отшвыривает за спину, рубаха на ней белая, подарок торговцев из Хундуна, штаны - ковбойские какие-то, на шнуровке - оттуда же, с хундунского базара, тяжёлый меч, прихваченный с собой мясницкий тесак - "счастливый оружие!" - и беззаботная обаятельнейшая улыбочка. И с верблюдом она разговаривает нежно, и ухитряется напевать что-то на своём языке, изрядно отличающемся от лянчинского, и жизнью довольна совершенно честно. Счастливая женщина!
Даёт Ри-Ё и Юу палочки соли - смеётся. Со своей товаркой по несчастью, Нодди, пересмеивается, болтая на совершенно дикой смеси лянчинских слов, слов шаоя и, вероятно, слов народа Нодди:
- Нодди, Творец сущим - отец или мать, а? Что твой варвар говорить?
- Творец - Отец-Мать, Творец - всё, - отвечает Нодди невозмутимо. - Отец-Мать послал удачу, сестра. Мир - добр, жизнь - хороша.
- Мы - всех победить, домой вернуться, - Лотхи-Гро машет рукой на запад, - я - туда, а ты - туда, - и машет на восток. - От варвар детей рожать. Да?
- Нет, - говорит Нодди. - От лянчинец рожать. Только найти лянчинец себе - чтобы красивый, как конь, спокойный, как верблюд.
Лотхи-Гро хохочет, смеются девочки-волчицы. Волки переглядываются, делают вид, что это их не касается.
В вырезе рубахи я вижу часть повязки у Нодди на рёбрах - кровь не проступает, бальзам торговцев сработал хорошо. Похоже, старые бойцы и впрямь не умирают.
Эткуру и Ви-Э обмениваются боевым опытом - он у них первый, у обоих. Со вчерашнего дня обсуждают с горящими глазами непревзойдённую отвагу друг друга и будущие подвиги. Ви-Э сдвигает брови и декламирует куски из эпической поэмы "Западный Перевал", Эткуру слушает воодушевлённо, кивая в патетических местах - он сделал большие успехи в языке Кши-На за последнее время.
После драки на базаре Эткуру вообще подтянулся и воспрял духом: больше не ноет, не брюзжит и не раздражается на всё и вся. Война действует на лянчинцев благотворно - как ни дико это сознавать.
Зной утомляет безмерно. Я чувствую себя, так же скверно, как мои друзья-кшинассцы - сам северянин. Не перестаю удивляться тому, что на этой мёртвой земле кто-то может чувствовать себя хорошо: долговязые пауки, стремительно переставляющие ножки-волоски по раскалённому песку, змеи, ползающие не по поверхности песка, а внутри него, ещё какие-то странные существа... Песчаные сверчки скрипят отвратительным металлическим скрипом, с присвистом - то же самое "вик-вик", только раз в пять громче. Попался песчаный дракон - то ли сухопутный крокодил, то ли смутное подобие варана, чуть не двухметровой длины - интересно, что такие твари жрут... Нас сопровождает птица - крупная, высоко, виден только распластанный в парении тёмный силуэт, а его тень скользит по барханам.
Мы едем целый день в таком темпе, какой действительно не вынесли бы лошади - но на верблюдов палящий зной, похоже, не действует. К вечеру наш отряд подходит к горам сравнительно близко - тут, между камней, если верить лянчинцам, встречаются родники. Вечер отвратителен: закат заливает пустыню запёкшейся кровью, багровое солнце валится за голый горизонт. Свежеет, конечно, зато сразу появляются какие-то крохотные мошки и толкутся в холодеющем воздухе.
Вода - приметна. Крохотный родник, бьющий из скалы и уходящий куда-то под камень - а вокруг, на щербатых валунах зелёная плесень лишайника. Напоить всех верблюдов из этой чайной ложки - невозможное дело, и они, огорчённо вздыхая, ложатся на остывающий песок. Девочки наполняют холодной водой фляги. Ночь, как чёрный занавес, валится на мир - никаких северных нежностей, вроде сумерек, тут не предусмотрено. Звезда Элавиль сияет над пополневшим лунным серпом - лянчинцы смотрят на неё нежно, в своей молитве или медитации без слов.
Я думал, что придётся обойтись без огня, но Анну и лянчинцы, которым случалось воевать в песках, ухитряются найти топливо. Какие-то сухие хворостинки, жёсткие и гибкие, как обрезки медного кабеля, разгораются долго и потом еле тлеют. Анну расставляет караулы, садится около костерка и смотрит на этот огонёк, кусая губы. Никто не рискует к нему соваться.
Даже лянчинцы устали от жары, поэтому праздных разговоров не ведут. Я успеваю заметить, что все, кроме караульных, засыпают очень быстро - и сам выключаюсь, как только опускаю голову на верблюжью попону.
Меня будит неожиданный шум. Подскакиваю, в первый момент ничего не могу сообразить: темно, только светит луна, и - драка, кажется. Прямо рядом со мной - Ри-Ё сцепился с кем-то, все повскакали с подстилок, кто-то зажигает импровизированный факел из тряпки, намотанной на ножны - в неровном свете волки рассматривают злоумышленника.
Ри-Ё заломил его руку к плечу, шипит:
- Ты хотел убить Учителя?! Кто тебя послал?! - и осмеливается орать по-лянчински. - Госпожа стража, вы - солдаты или кто?!
Подходит Анну. С ним - волки из свиты и Дин-Ли, все - в ярости.
- Караульных - ко мне! - рявкает Анну. - Как этот здесь оказался?!
А я, наконец, тоже рассматриваю "этого". И у меня случается глубокий шок.
"Этот", насколько можно судить по типу лица - пустынный дикарь, нори-оки, соотечественник нашей Нодди. Юн - ровесник Ри-Ё, насколько я могу судить. Кожа тёмная, как у мулата, копна кос в пёстрых пластиковых зажимах в виде звёздочек, футболка с эмблемой КомКона, потрёпанные джинсы и белые кроссовки. На ремне - совершенно варварские ножны из дерева и кожи, а в них - обсидиановый кинжал с деревянной рукоятью.
Мне это снится. У капитана - солнечный удар. Ночью.
Дикарь-галлюцинация - хорошенький, как кукла. Хорошенький, чистенький и холёный. Это - не нги-унг-лянец, а подделка. Киборг. Неудачная подделка.
- Я ничего не понимаю, командир, - говорит Олу. - Он мимо нас не проходил.
- Это правда, - кивает Келсу, его подруга. - Мы бы его увидели.
- Мимо нас тоже не проходил, - откликаются часовые с другой стороны.
Поддельный дикарь смотрит на меня дивными очами, огромными, тёмными и блестящими, как у куклы, в длиннющих ресницах, и говорит по-русски:
- Я не хотел никому зла. Я хотел спросить, как ты сюда попал, чужой... ой, то есть, как ты попал, землянин.
Они его и запрограммировали неудачно!
- Он говорит не по-нашему! - тут же замечает Нодди.
- По-нашему он говорит, - говорю я. - Ри-Ё, отпусти-ка это чудо природы, я с ним побеседую.
Ри-Ё с неохотой выпускает руку галлюцинации. Киборг делает совершенно живое человеческое движение существа, которому больно и хочется потянуться, и говорит Ри-Ё по-лянчински:
- Прости. Я не хотел тебя будить. И убивать твоего учителя тоже не хотел. Это правда.
- Что это значит? - спрашивает Анну подозрительно.
- Чудит тут кто-то, вот что это значит, - говорю я. - Тут, видимо, кто-то из наших живёт, в этих горах. Отшельник. Есть такие, знаешь... безмолвия ищут. Иногда уходят страшно далеко от родных мест. Я вот тоже забрался далеко от дома - ты знаешь...
- Этот, что ли, отшельник? - спрашивает Анну. - Он же нори-оки!
- Да нет, - говорю я, тщательно подбирая слова. - Он, я думаю, ученик нашего... скажем, знахаря. Ты ведь в курсе, Анну, тебе Ар-Нель рассказывал, что я умею кое-что: раны лечить, глаза отводить...