Наваждение

Дымка перед глазами начала медленно расползаться.

— Тебе опасно передвигаться по городу в одиночку, — покачал головой венгр. — Так и норовишь попасть в беду.

С этим не поспоришь.

— А тебя так и тянет меня спасать.

— Никогда не думал, что буду выступать в роли ангела-хранителя. — Этери коснулся моих волос, убрал выбившуюся из хвоста прядь и заправил за ухо.

Не сразу поняла, что мы по-прежнему стоим под светофором, его руки бережно обвивают мою талию, а живой поток из проходящих мимо людей огибает нас, при этом награждая любопытными взглядами.

Это подействовало отрезвляюще. Я высвободилась из объятий и, не обнаружив на горизонте никакого движения, ступила на белую полосу.

— Сожалею о случившемся, — негромко проговорил Этери, когда мы оказались на другой стороне. — Представляю, каково сейчас твоей матери. Слышал, она долго искала этот сосуд.

— А найдя, сразу же потеряла, — грустно кивнула я. — Мама сильно перенервничала. И расстроилась. Надеюсь, что преступников в скором времени поймают.

Парень ничего не ответил. Некоторое время мы шли молча, потом он повернулся ко мне лицом и, отступая назад, заговорщицки произнес:

— В том случае, если все-таки захочешь продолжить наше знакомство, я бы хотел тебя куда-нибудь пригласить.

— Например?

Ой! Зачем я это сказала?! Такой вопрос уже сам по себе предполагает положительный ответ. Но ведь, я это знала заранее, ответ в любом случае должен был быть положительным. Видно, уже имеющихся проблем мне оказалось недостаточно, и я решила взвалить на себя новые, связавшись с человеком, от которого мое шестое чувство советовало держаться подальше. Но эти бабочки в животе неумолимо убеждали меня в обратном.

— Выбери на твое усмотрение. — Этери все прекрасно понял по моим глазам и теперь радостно улыбался.

— С одним условием, — выпятив грудь, как депутат во время выступления в государственной Думе, важно сказала я, — нас будет четверо. Ты, я, Иза и Даниэль.

С подругой мне спокойнее, да и Изкиному счастью нужно поспособствовать, хотя не уверена в его долговечности. Даниэль рано или поздно уедет. Правда, Изольда не способна долго горевать и быстро утешится в объятиях какого-нибудь нового незнакомца.

Этери сразу сник.

— С этим могут возникнуть проблемы, — осторожно начал он. — Видишь ли, Даниэлю не то чтобы не нравится твоя подруга, просто она…

— Напористая, — подсказала я и беспощадно добавила: — Ну так что, вчетвером или никак?

— Ты не оставляешь мне выбора, — сдался парень на милость победителя. — Нас с Даниэлем ожидает до-о-олгий разговор.

Прощаясь, Этери предложил вечером заехать за мной, но я решила сохранить хоть какое-то инкогнито. На всякий случай. Пока не познакомимся поближе. Договорились встретиться в восемь в парке. В глубине его располагался небольшой уютный ресторанчик, один из моих любимых. Представляю, как обрадуется Изка, когда я сообщу ей о намечающемся свидании. Будет прыгать до потолка.

Но окрылять подругу я решила начинать уже после посещения музея, иначе придется висеть на телефоне до самого обеда. А еще нужно успеть забрать из школы Яцинта.

Перекинувшись парой фраз со сторожем, попросила ключи от хранилища, сославшись на то, что ищу материал для доклада. Посетовав на то, что современное поколение напрочь позабыло о библиотеках и теперь черпает информацию из интернета, старичок похвалил мое рвение к изучению старых талмудов и беспрекословно наградил связкой ключей от подвального помещения.

Спустившись вниз, быстро отыскала нужную дверь, оцинкованную снаружи железом. За ней находилась довольно большая комната, куда сносились невыставляемые экспонаты, а вдоль отштукатуренных стен высились стеллажи со множеством папок. Самую важную информацию давно занесли в компьютер, но оставалось немало документов, до которых у работников музея никак не доходили руки.

Я здесь уже бывала, когда помогала маме, и поэтому достаточно хорошо ориентировалась в помещении, воздух в котором был наполнен терпким запахом пыли.

Открыв маленькое окошко под самым потолком, приступила к поискам. Республике Индии, ее истории и культуре, отводился целый стеллаж. Очень скоро я поняла, что заглянула сюда не напрасно. В одном из томов в кожаном переплете с золотистым, изрядно потертым тиснением удалось обнаружить то самое изображение чаши, что демонстрировала мне мама. Перетащив древний фолиант на стол, включила лампу, которая несколько раз слабо мигнула, прежде чем осчастливить комнату тусклым светом.

Больше, к сожалению, по чаше Лакшми ничего обнаружить не удалось. Но я не отчаивалась. Подхватив маленькую табуреточку, отправилась на поиски материалов по Чахтицкой пани. Помнится, мама говорила, что к ней попала копия документов с судебного процесса по делу Эржебет. Анна была очень педантична, хранила важную информацию не только в своем компьютере, но и отправляла ее в распечатанном виде в архив.

Каково же было мое удивление, когда вместо двух-трех тоненьких файлов я обнаружила тянущийся до самого потолка стеллаж, набитый папками и кипами книг, и все по семейству Батори: от его родоначальников, братьев Гута и Келеда, храбрых воинов, воевавших с дикими племенами даков, и до нынешнего поколения. Самым последним представителем знатного рода, как узнала, был Габор Батори, 1941 года рождения. Дата смерти не указана, значит, можно предположить, что наследник до сих пор еще жив. Но в данный момент меня интересовал не он, а вон та темно-бордовая толстая папочка, на ярлыке которой значилось «Батори Эржебет, графиня Надашди».

Рядом стоял не менее внушительных размеров талмуд, содержащий описание «подвигов» неугомонной авантюристки Клары Батори, тетки Эржебет. Красавица Клара пережила многих своих любовников и мужей, а некоторым из них собственноручно помогла переместиться в мир иной. Поговаривали, что племянница и тетя питали друг к другу не только родственные чувства и частенько уединялись в покоях графини, когда Клара наведывалась к ней с визитами вежливости. Дойдя до абзаца, где описывалась смерть любвеобильной женщины, попавшей в плен к турецкому паше и ставшей временным развлечением для его отряда, я поспешно захлопнула книгу и вернула ее на место. Ну и семейка! Один похлеще другого!

Постаралась выбросить из головы лишнее и сосредоточилась на причине моего появления здесь — серебряном сосуде. В первой, найденной мною книге говорилось, что в чаше заключена чудодейственная сила Лакшми и тот, кого она удостоит своим вниманием, становится обладателем бесценного дара. Ниже уточнялось, что только сильный духом, избранный, способен носить на себе начертания пресветлой богини, иначе…

Дрожащими руками перевернула страницу. Слева была нарисована уже набившая оскомину чаша, справа… Ну что за напасть! Несколько листков были вырваны, и узнать, что же произойдет в случае, если наделенный божественной милостью человек окажется слабым духом, ну точно, как я, не представлялось возможным.

От злости заскрежетала зубами. Такое ощущение, будто кто-то там, на небесах, решил поиграть со мной в кошки-мышки. Я тут ищу, сама толком не зная что, а они наверху, небось, пупки надрывают от смеха, наблюдая за моими потугами докопаться до истины.

И вообще, какой дар, какие избранные?! Почему нельзя было написать простым русским языком, могут из-за этого чертового горшка появиться на теле рисунки или нет?!

Едва не лопаясь от злости, я продолжила нервно перелистывать страницы, но больше о таинственном вазоне не было сказано ни слова. Ни абзаца, ни строчечки!

Пришлось переключаться на Эржебет. Придвинув к себе бордовую папку, распухшую от огромного количества втиснутых в нее листков с потрепанными, надорванными краями, я взяла в руки первый.

По мере того, как погружалась в биографию сумасшедшей графини, у меня глаза на лоб лезли, а волосы на голове вставали дыбом. История не помнит более жестокой представительницы рода человеческого. Чего она только не проделывала с бедными девушками… Была настолько изощренной в своих кровожадных изысках, что давала фору любой инквизиции. Вонзала несчастным иглы под ногти, вгрызалась в юные тела зубами, прижигала их раскаленным железом, истязала плетью до тех пор, пока те, обессиленные и измученные, не испускали последний вздох, и при этом кружила вокруг них подобно коршуну, вкусившему кровавой плоти, оглашая замок жутким хохотом, больше похожим на вой обезумевшего животного.