Страница 212 из 227
Охотник быстро подошел к старику и заговорил на делаварском наречии:
— Вставай, Чингачгук, и пойдем отсюда. Неужто ты хочешь сгореть подобно мингу, приговоренному к сожжению? Я-то думал, что христианские священники кое-чему тебя все-таки научили. Боже мой, да ему все ноги обожгло порохом, и кожа на спине начала поджариваться! Иди же за мной, слышишь? Пойдем!
— А зачем могиканину уходить? — мрачно произнес индеец. — Он помнит дни, когда был молодым орлом, а теперь глаза его потускнели. Он смотрит в долину, он смотрит на озеро, он смотрит в леса, но не видит ни одного делавара. У всех белая кожа. Праотцы из далекой страны зовут меня, говорят: иди к нам. Женщины, молодые воины, все мое племя — все зовут: иди. И Великий Дух тоже зовет: иди. Дай же могиканину умереть.
— Но ты забываешь о своем друге! — воскликнул Эдвардс.
— Нет, сынок, индейцу уж ничего не втолкуешь, коли он надумал помирать, — прервал его Натти и, схватив веревку, которую смастерил Оливер из полосок одеяла, с удивительной ловкостью привязал безучастного ко всему вождя себе на спину и направился туда, откуда только что появился, будто ему были нипочем и собственный преклонный возраст и тяжелый груз.
Едва все успели пересечь площадку, как одно из сухих деревьев, которое уже в течение нескольких минут готовилось упасть, рухнуло, наполнив воздух пеплом, и как раз на то самое место, где они только что стояли.
Событие это заставило беглецов ускорить шаг; подгоняемые необходимостью, молодые люди шли не отставая за Кожаным Чулком.
— Старайтесь ступать по мягкой земле! — крикнул Натти, когда они вдруг очутились в полном мраке: дым уже заслонил все вокруг. — И держитесь в белом дыму. Ты следи, сынок, чтобы она была плотнее закутана в одеяло, — девушка эта клад, другую такую сыскать будет трудно.
Все наставления старого охотника были выполнены, и, хотя узкий проход вдоль извивающегося ручья шел среди горящих стволов и сверху падали пылающие ветви, всем четверым удалось благополучно выбраться на безопасное место. Только человек, превосходно знавший эти леса, мог находить дорогу сквозь дым, когда дышать было невыносимо трудно, а зрение почти отказывалось служить; опыт Натти помог им пройти между скалами, и оттуда они не без усилий спустились на расположенный ниже уступ, или площадку, где дышать сразу стало легче.
Можно себе представить, хотя трудно описать состояние Эдвардса и Элизабет, когда они наконец поняли, что опасность миновала! Из них троих больше всех радовался сам проводник; продолжая держать на спине могиканина, он повернулся к молодым людям и сказал, смеясь своим особенным смехом:
— Я тут же догадался, что порох — из лавки француза: иначе он не взорвался бы весь сразу. Будь зерно крупнее, он полыхал бы целую минуту. У ирокезов не было такого хорошего пороха, когда мы ходили под началом сэра
Уильяма на канадские пленена. Я тебе рассказывал, сынок, как во время сражения с…
— Ради бога, Натти, отложи свои рассказы до того времени, когда мы все выберемся отсюда! Куда нам теперь идти?
— Как — куда? Конечно, на ту площадку, что над пещерой. Там уж пожар до вас не доберется, а коли захотите, можете войти и в пещеру.
Молодой человек вздрогнул и, казалось, сразу затревожился. Оглядевшись с беспокойством, он быстро проговорил:
— А там, на той скале, вполне безопасно? Не доберется ли огонь и туда?
— Где твои глаза, мальчик? произнес Натти с хладнокровием человека, привыкшего к опасностям, подобным той, какую им всем только что пришлось пережить. — Задержись вы на прежнем месте еще с десяток минут, и от вас остался бы только пепел, а вот там можете пробыть сколько вам вздумается, и никакой огонь не доберется, разве только если камни вдруг начнут гореть, как дерево.
Успокоенные таким заявлением, они направились к тому месту, о котором говорил старик. Там Натти снял свою ношу и уложил индейца, прислонив его спиной к скале. Элизабет опустилась на землю и закрыла лицо руками: самые разнородные чувства переполняли ее сердце.
— Мисс Темпл, вам необходимо выпить что-нибудь, подкрепить свои силы, — сказал Эдвардс почтительно, — иначе вы не выдержите.
— Нет, ничего, оставьте меня, — ответила Элизабет, на мгновение подняв на юношу лучистые глаза. — Я не могу сейчас говорить, я слишком взволнованна. Я преисполнена чувства благодарности за свое чудесное спасение — благодарна богу и вам.
Эдвардс отошел к краю скалы и крикнул:
— Бенджамен! Где ты, Бенджамен?
В ответ послышался хриплый голос, идущий словно из самых недр земли.
— Я здесь, мистер Оливер, торчу тут в яме. А жарища такая, как у повара в медном котле. Мне все это уж надоело. Если Кожаному Чулку надо еще много дел переделать, прежде чем отчалить за этими самыми бобрами, так я лучше вернусь в гавань и буду выдерживать карантин, пока закон не защитит меня и не вернет мне остаток моих денежек.
— Принеси из ручья воды, — сказал Эдвардс, — и влей в нее немного вина. И, прошу тебя, поторопись!
— Я мало смыслю в ваших слабых напитках, мистер Оливер, — ответил стюард, выкрикивая все это из пещеры под уступом. — Остатки ямайского рома пошли на прощальный глоток Билли Керби, когда он тащил меня на буксире прошлой ночью — вот когда вы от меня сбежали, во время вчерашней погони. Но немного красного винишка у меня имеется, может, для слабого-то желудка оно как раз и сгодится. В лодке мистер Керби моряк неважный, зато среди пней да коряг умеет поворачивать свою телегу на другой галс не хуже того, как лондонский лоцман лавирует среди угольных барж на Темзе.
Произнося эту тираду, стюард не переставая карабкался вверх и вместе с последними словами появился на площадке, держа в руках требуемое питье; вид у дворецкого был помятый, лицо опухло, как у человека, недавно пробудившегося после основательной попойки.
Элизабет приняла стакан из рук Эдвардса и знаком попросила, чтобы юноша оставил ее.
Повинуясь ее желанию, Эдвардс отошел и увидел, как Натти заботливо хлопочет над могиканином. Когда глаза молодого человека и охотника встретились, Натти горестно проговорил:
— Час Джона пробил, сынок, по его глазам вижу: коли у индейца такой неподвижный взгляд, значит, он твердо решил помереть. Уж когда эти упрямцы что задумают, обязательно настоят на своем.
Эдвардс ничего не успел ответить, потому что послышались торопливые шаги, и все, к своему изумлению, увидели, что к ним, цепляясь за скалы, пробирается мистер Грант. Оливер кинулся ему на помощь, и вскоре достойный служитель церкви был благополучно водворен на площадку, где находились все остальные.
— Каким образом вы оказались здесь? — воскликнул Эдвардс. — Неужели во время такого пожара на горе есть люди?
Священник прочел краткую, но прочувствованную благодарственную молитву и лишь после этого нашел в себе силы ответить:
— Кто-то видел, как моя дочь шла по направлению к горе, и мне об этом сказали. Когда на вершине вспыхнул огонь, тревога заставила меня подняться вверх по дороге, и там я встретил Луизу. Она была вне себя от страха за судьбу мисс Темпл. В поисках дочери судьи я и зашел в это опасное место, и, если бы господь не спас меня, дав мне в помощь собак Натти, я бы и сам погиб в пламени.
— Да, в таких делах на собак положиться можно, — сказал Натти. — Коли есть где хоть одна лазейка, уж они ее непременно разыщут. Им носы служат, как человеку разум.
— Я так и поступил, — пошел вслед за собаками, и они привели меня сюда. Благодарение богу, все вы целы и невредимы.
— Не совсем так, возразил охотник. — Целы-то мы целы, а вот насчет того, что невредимы, про Джона этого сказать нельзя: человек при последнем издыхании, минуты его сочтены.
— Ты прав, Натти Бампо! — воскликнул мистер Грант, приближаясь к умирающему. — Я слишком многих проводил в иной мир, чтобы не понять, что рука смерти уже коснулась этого старого воина. Как утешительно сознавать, что он не отверг предложенную ему благостыню христианства еще в ту пору, когда был силен и когда его осаждали земные искушения! Потомок расы язычников, он был поистине «выхвачен, как головня из пламени» [202].