Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 163 из 227

Те, кто знал об этой его привычке, иной раз задумывались, почему он так часто посещает индейца и Натти, но вслух своих недоумений не высказывали, и только Ричард порой шептал кому-нибудь на ухо:

— В этом нет ничего удивительного. Метис не может отвыкнуть от дикарских обычаев, а этот малый цивилизовался куда больше, чем можно было ждать от человека его происхождения.

Глава XX

Вперед! Нельзя нам медлить, песнь моя,

Немало горных троп еще нас ждет.

Байрон, «Паломничество Чайльд Гарольда»

С приближением весны огромные сугробы, которые из-за бурь и постоянной смены оттепелей и морозов стали такими крепкими, что, казалось, еще долго должны были держать землю в своих унылых объятиях, начали поддаваться действию теплого ветра и яркого солнца. Порой словно открывались врата небес, над землёй веял мягкий ветерок, пробуждая живую и неживую природу, и несколько часов все глаза сияли весенней радостью, все поля улыбались весенней улыбкой. Но вот с севера снова налетала ледяная буря, погружая все в оцепенение, такое же холодное и угрюмое, как черные и мрачные тучи, закрывавшие солнце. Такие битвы между весной и зимой все учащались, а земля, предмет и жертва этого спора, медленно теряла сияющий зимний убор, не одеваясь в зеленый наряд весны.

Так грустно прошло несколько недель, в течение которых обитатели поселка и его окрестностей, прощаясь с хлопотливой, полной простых развлечений зимней жизнью, готовились к трудовой весне, к работам в своем доме и на полях. В поселок уже не приезжали гости, в лавках, где столько месяцев шла бойкая торговля, уже не было оживленной толпы покупателей, сверкающий, плотно утоптанный снежный покров на дорогах сменился непроходимой ледяной кашей, а с ним исчезли и веселые, шумные путешественники, которые скользили по нему в санях зимой, — короче говоря, все указывало на то, что должна измениться не только земля, но и жизнь тех, кого она кормит и одевает.

Молодежь «дворца» — Луиза Грант теперь тоже стала почти постоянной его обитательницей — наблюдала за этими медленными и порой обманчивыми переменами отнюдь не с равнодушием. Пока держался санный путь, к услугам девушек были всяческие зимние развлечения — они не только каждый день катались по всем горам и долинам в окрестностях поселка, но и придумывали множество разнообразных забав на широком просторе замерзшего озера. Когда после оттепели его покрывал зеркальный лед, можно было прокатиться в больших санях Ричарда, обгонявшего на своей четверке ветер; потом они увлеклись волнующей и опасной «каруселью на льду», можно было проехаться и в санках, запряженных одной лошадью, и в санках, которые катил кавалер на коньках, — короче говоря, в ход были пущены все развлечения, с помощью которых можно развеять в горах зимнюю скуку. Элизабет призналась отцу, что зима оказалась куда более приятной, чем она предполагала; этому, впрочем, немало способствовала и его библиотека.





Когда постоянная смена оттепелей и морозов сделала дороги, и без того опасные, совершенно непроезжими для экипажей, обитатели «дворца», привыкшие проводить время на открытом воздухе, стали совершать верховые прогулки. Девушки на своих маленьких, хорошо объезженных лошадках отправлялись в горы и добирались до самых уединенных долин, но и там находили жилища предприимчивых поселенцев. В этих экскурсиях их всегда сопровождал кто-нибудь из мужчин, а когда это позволяли дела, то и все трое.

Молодой Эдвардс все больше осваивался со своим положением и часто становился во время этих прогулок веселым и беззаботным, словно забывая тяжелые и неприятные мысли, которые прежде так мучили его. Привычка и юношеская жизнерадостность, казалось, брали верх над причинами его тайной тревоги, хотя порой, когда он разговаривал с Мармадьюком, его лицо опять омрачалось тем же непонятным отвращением, как и в первые дни их знакомства.

В конце марта шерифу удалось убедить Элизабет и ее подругу поехать с ним к нависшему над озером холму, который, как говорили, был необыкновенно живописен.

— А кроме того, кузина Бесс, — уговаривал неутомимый Ричард, — мы по дороге осмотрим сахароварню Билли Керби: он на восточном конце рэнсомского участка варит сахар для Джейда Рэнсома. Лучше этого Керби никто в наших краях не умеет варить сахар. Если помнишь, Дьюк, когда он только сюда приехал, я пригласил его к нам, так что неудивительно, если он в этом деле хорошо разбирается.

— Билли, конечно, лесоруб хороший, — заметил Бенджамен, державший за уздечку лошадь шерифа, пока тот усаживался в седле, — и топором орудует не хуже, чем парусный мастер своей иглой или портной утюгом. Говорят, что он в одиночку может снять с огня котел с поташом. Сам-то я, если правду сказать, этого не видел, но так говорят. А сахар, который он делает, может, и не так бел, как брамсели на «Боадицее», да зато моя приятельница мисс Петтибон не раз говаривала, что сладости он необыкновенной, а уж вы-то, сквайр Джонс, лучше других знаете, что обезьяны все сладкоежки.

Громкий хохот Ричарда, вызванный этой шуткой, которому вторил не слишком мелодичный смех самого Бенджамена, отлично показывал, какая теплая дружба существует между ними. Однако остальное общество не слышало их разговора, потому что девушки садились на лошадей, и Мармадьюк с Эдвардсом помогали им, а затем последовали их примеру. Когда наконец все были готовы, кавалькада чинно двинулась через поселок. На несколько минут общество задержалось у дверей мосье Лекуа, а когда он тоже взгромоздился на своего коня, все отправились дальше и, выехав на окраину поселка, свернули на одну из сходившихся здесь главных дорог.

По ночам землю еще сковывали заморозки, но днем бывало очень тепло, и дорога покрылась глубокой грязью, так что всадникам пришлось ехать гуськом по обочине, где лошадям было легче ступать по твердому дерну. Кругом нигде нельзя было заметить молодой травы, и вид холодной, мокрой земли наводил уныние. Снег еще покрывал большинство отдаленных вырубок, видневшихся на холмах, хотя кое-где уже ярко зеленели веселые пятна озимых, ласкавшие глаз земледельца. Трудно было придумать больший контраст между землей и небом, ибо над унылой пустыней, описанной нами, простиралось море синевы, по которому скользили лишь два маленьких облачка, и солнце изливало на него свои живительные лучи.

Ричард был впереди и на этот раз, как во всех случаях, когда не требовалось особого таланта или уменья, и по мере сил пытался развлекать общество поучительной беседой.

— Вот это подходящая погода для сахароварения, Дьюк! — воскликнул он. — Морозная ночка и солнечный денек. Голову даю на отсечение, что в такую теплынь сок бурлит в кленах, как вода на мельничном лотке. Какая жалость, судья, что ты не показал своим арендаторам, как варить сахар научным способом. И для этого, сударь, вовсе де нужно знать столько же, сколько Франклин. Да, такой учености для этого не требуется, судья Темпл.

— Меня, милый Джонс, — ответил Мармадьюк, — больше всего заботит, как сохранить этот великий источник всяких благ и богатства от расточительности самих поселенцев. Вот когда удастся добиться этого, можно будет заняться и улучшением сахароварения. Но ведь ты знаешь, Ричард, что я уже рафинирую наш собственный сахар, и он получается белым, как снег вон на тех полях, а качество его безупречно.

— Качество, чудачество и прочие ачества, судья Темпл, а все же вам еще не удавалось получить кусок сахара больше приличного леденца, — возразил шериф. — А я, сэр, утверждаю, что никакой опыт нельзя назвать удачным, если он не приносит практической пользы. Вот если бы у меня было сто тысяч акров, а вернее сказать, двести тысяч, как у тебя, я бы построил сахарный завод прямо в поселке; я пригласил бы ученых людей — а их легко найти, сэр, да, сэр, их найти совсем не трудно, — людей, которые знают и теорию и практику этого дела, и я отбирал бы деревья помоложе да покрепче, и сахар у меня получался бы не кусочками величиной с леденчик, черт побери, Дьюк, а у меня получились бы сахарные головы величиной с копну сена.