Страница 20 из 123
5 Торжествуют сегодня враги веселясь, Оттого что с Бусейной разрушена связь, Оттого что любви обрывается нить, — Убеждают меня потерпеть, не спешить. Быть разумным? Но этого мне не дано. Осмотрительным? Мне угрожают давно. Даже сами понять вы способны едва ли, Для чего за Нубейха ее отдавали. Друг на друга обманами нас натравив, Вы ускорили этот недобрый разрыв. И рыдала Бусейна, когда мы при встречах Вспоминали о наших тревогах прошедших. От нее оторваться не властен я разом, Потому что она мой похитила разум. Сколько горя обрушилось вдруг на меня! Все друзья мои плачут, тоскует родня. А подруги Бусейны, стройнее газелей, Чьи жемчужные зубы, как снег, заблестели, Заслоняют ее от палящего зноя Покрывалом парчовым с густой бахромою. Лишь окликнет, и сразу, шаги убыстряя, К ней спешат, словно птиц беззаботная стая. Собрались, откликаясь на голос знакомый, Словно белые чайки вокруг водоема. Хоть взглянуть на нее если б жизнь помогла, Мимоходом, украдкой, в пути, из седла… Мы такому не верим, мы сказкой зовем, — Чтоб убитый скорбел об убийце своем. Ухожу ночевать только к нищим куда-то, Хоть семья у меня и знатна и богата. О шатер, утаивший любви благодать, — За тебя мою жизнь я хотел бы отдать! Я хочу, чтобы этот волшебный шатер Ароматную тень надо мной распростер. В миг разлуки терпеть я старался сначала, Но заплакал навзрыд, и Бусейна рыдала. Чем же я виноват? Нестерпимо жесток Незаслуженный мною напрасный упрек. Гнет разлуки не будет смягчен и уменьшен Ни весельем беспечным, ни ласками женщин. Ты не щедрая, нет, — невозможным дразня, Только скупостью ты покорила меня. Но напасти меня не сразят, не убьют, Терпелив и вынослив я, словно верблюд. На путях, что храбрейшим доступны едва ли, Я оставил следы, отпечатки сандалий… 6 Хочу преодолеть страстей моих ознобы, Чтоб сердце наконец и отдохнуть могло бы. Находит любящий исход страстям своим, И лишь моей любви огонь неугасим. Не первый раз томлюсь от страсти я горячей, Но в прошлом поступать умел совсем иначе. Вчера во тьме ночной, негаданно-нежданно, Исчезли всадники, не стало каравана. Здесь с нею вечером была ее родня, А утром кружатся лишь стаи воронья. Мученья жгучие меня не пощадят, Теперь не властен я вернуть ее назад. Разлука горькая, как беспощадный меч, Который жизнь мою готовится пресечь. Но я не слабый трус, себе я знаю цену, Пред волею судьбы я не склонюсь смиренно. Свой жребий осознать кто мне теперь поможет, Когда безумен я, с ума сошел, быть может? Взглянул я пристально, сознанье затуманя, — То был последний взгляд в минуту расставанья… Душа моя к тебе безудержно стремится, Тоскует, мечется, как раненая птица. И если о любви мне кто-то говорит, Я плачу о тебе, отчаянно, навзрыд. Стремится взоров рой к тебе опять прильнуть, Но слез моих поток им преграждает путь. Лишь сердца скупостью Бусейна отчего-то Решила отвечать на все мои щедроты. Бусейной милою любуюсь я: она, Как пальма на холме, красива и стройна. Но скупость выдает нахмуренная бровь, — Зачем же уповать на нежность, на любовь? То, что упущено, не воротить опять, На скупость скупостью я буду отвечать. Простившись навсегда, не ожидая встреч, Все узы прежние ей удалось рассечь. Я потерял ее, сомнений в этом нет, И на любовь свою я наложу запрет. Отвергла ты меня, — чего же я тоскую? Быть может, полюблю когда-нибудь другую. В ответ на страсть мою ты стала вдвое суше, Теперь и ты мое узнаешь равнодушье. Невинный, лишь твоим я осужден законом, — Простившего тебя считай тобой прощенным… 7 Слышу, — Мерван, самый грозный из наших владык, Хочет меня изловить, чтоб отрезать язык. Надо спасаться, — пусть крепкие ноги верблюда Быстро меня через степи уносят отсюда. Сердце заныло, я был разрыдаться готов, Края родного заслышав отчаянный зов. С болью ответил я вестнику вечной любви: «Я отзовусь, только ты окликай и зови…». Я возвратился к подруге, любимой давно, Сердце раскрыл, — мне любовь утолить не дано. Люди решили, что я заболел тяжело, — Знаю лекарство, что сразу бы мне помогло… Если зайду к ней на несколько кратких минут, Наше свиданье, быть может, грехом назовут? В ней — колдовство, и колдует Бусейна над нами, Но не встречается с ведьмами и колдунами. Если бы она овдовела — любил бы вдову, Выдали замуж — замужней дышу и живу. Те имена мне всегда и милей и дороже, Что на любимое имя хоть чем-то похожи. Жизни моей уступлю я охотно частицу, — Пусть ее жизнь дорогая за это продлится. Кто-то сказал, что Бусейна приедет в Тейма, Лишь потеплеет, как только отступит зима. Время проходит, кончается жаркое лето, — Где же Бусейна? Быть может, скитается где-то. В воле твоей, чтобы жизнь моя сразу разбилась, В воле твоей — оказать мне великую милость. Ты до того истомила мне сердце, дразня, Что и враги поневоле жалеют меня. Так я измучен, что высох от горькой тоски, Что надо мной будут плакать теперь голубки. Если бы я заболел, вдруг лишился бы ног, — Только тебе о спасенье молиться бы мог. Знаю, от яда змеи, от укусов и ран Вдруг исцелит, о Бусейна, лишь твой талисман. Нас и в разлуках сближает желанье одно, Даже свиданьям — любви утолить не дано. Не охладили меня клевета и хула, От пересудов любовь моя только росла. Знаешь ли ты, что уста твои меду подобны, Что без тебя я скитаюсь, как призрак загробный? Как я боюсь умереть, пред тобой не раскрыв Все мои чувства, страстей моих каждый порыв. Встреча придет, и, опять этой встречей томим, Душу раскрыть забываю пред взором твоим…