Мир Жаботинского

Письмо руководству Бейтара в Эрец Исраэль. Иерусалим, 2.11.1928.

Национальная самобытность

«Ощущение национальной самобытности — у человека в крови».

Жаботинский был «сионистом по природе». Сам он не нуждался в теоретизировании, «обосновывавшем» дело его жизни. Но как пропагандист своего дела он должен был разъяснять людям теории, бывшие в ходу, теоретически обосновывать собственные взгляды. Один из таких вопросов: откуда берется ощущение национального у евреев? (Этот вопрос не снят с «повестки дня» по сей день и особенно «заострился» в свете небывалого пробуждения национального самосознания у молодых евреев в Советской России).

Несколько лет тому назад я спросил себя: откуда берется в нас чувство национальной самобытности? Отчего нам так мил родной язык (тем из нас, конечно, у кого есть родной язык); отчего национальная мелодия, даже без слов, нас волнует особенным волнением? Где источник этой привязанности к своему национальному укладу, настолько сильной, что за нее люди готовы принять муку? — И первый пришедший мне в голову ответ был: источник ее — в воспитании каждого из нас. Уклад жизни, в котором мы воспитаны, дорог и близок нам на всю жизнь.— Но я вгляделся и понял ошибочность такого ответа; потому что, во-первых, я наблюдал людей, которые были воспитаны совершенно вне национального уклада, не видали в детстве ни одного седера, не сидели в куще в день праздника Сукот, не играли в орехи на Хануку, и вообще не унесли с собою из детских лет ни одного красивого образа национально-религиозной жизни, но зато запомнили много обидного, унизительного, отталкивающего; а у некоторых из этих людей еще и отцы были так же точно воспитаны; и тем не менее, когда пришло время, что-то встрепенуло этих людей, они оглянулись, затосковали по своей национальности и подошли к ней — познакомиться и породниться.

«Письмо об автономизме», «Еврейская жизнь», 1904.

По мнению Жаботинского, воспитание само по себе не способно привить человеку ощущение национального. И поскольку это ощущение зачастую возникает помимо воспитания и даже вопреки ему, то напрашивается вывод, что дело в чем-то другом, в чем-то, что предшествует воспитанию:

Чувство национальной самобытности лежит «в крови» человека, в его физически-расовом типе, и только в нем. Мы не верим в то, что дух независим от тела: мы верим, что психика человека прежде всего обусловливается его физической структурой. Никакое воспитание — ни семья, ни среда — не сделает пылким и порывистым того, кому дан от природы спокойный темперамент, и наоборот. Психика народа еще более цельно и полно отражает его физический тип, чем психика отдельного человека. Народ вырабатывает свой самобытный психический уклад потому, что этот уклад один только соответствует его физически-расовому типу, и другой психики на почве этого типа и быть не могло. В смысле обычаев и обрядов, уклад жизни, конечно, меняется под влиянием времени; но ведь национальная самобытность не в обрядах и обычаях, и под «самобытным укладом» мы с вами понимаем, конечно, нечто более внутреннее: это «нечто» в разное время выражается в неодинаковых внешних проявлениях, сообразно эпохе и социальной среде,— но само по себе оно всегда одно и то же, покуда цел физически-расовый тип. Так, м. г., медный кларнет может звучать выше или ниже, верно или фальшиво, чисто или хрипло, может играть молитву или вальс, среди просторного зала или в тесной каморке — и все это меняет его звук; но всегда будет слышно вам, что это кларнет, а не валторна и не арфа, и вы не смешаете звуков его со звуками другого инструмента,— покуда цел, так сказать, его физически-расовый тип: покуда тело его, форма его есть тело и форма кларнета. Гните его, коверкайте, ломайте: он, быть может, совсем перестанет звучать, но и последний звук его, нечистый, пискливый, будет все-таки звуком кларнета, потому что кларнет не может давать других звуков, кроме звуков кларнета. И если вы хотите, чтобы он зазвучал как валторна или как литавры, то есть одно только средство: расплавьте его медь на огне и перелейте в форму валторны. Только тогда, получив тело валторны, он заговорит звуками валторны.

«Письмо об автономизме», «Еврейская жизнь», 1904.

Поэтому Жаботинский не верил, что возможна полная ассимиляция. Специфически еврейское проявится в человеке, как бы он ни старался преодолеть его в себе. Опасность настоящей ассимиляции появляется лишь в случае смешанных браков. Только массовые смешанные браки смогут привести к «сглаживанию» национальной самобытности народа, ибо таким путем меняется его «генетический код». И этого невозможно будет избежать, если народ останется в галуте, даже если ему повсеместно будет дарована территориальная и культурная автономия. Лишь имея собственную территорию, на которой евреи будут большинством, они смогут сохранить свою национальную самобытность. Именно в этом причина вековой тяги евреев к обретению независимости. Через 30 лет после того, как была написана приведенная выше статья, Жаботинский разъяснял:

Я не марксист, но готов принять одно положение марксизма: формы и тенденции общественного быта зависят прежде всего от состояния орудий производства. Я только полагаю, что верховным «орудием производства», которое производит все другие орудия, является человеческая психика. Прежде, чем создать первое колесо или первый молоток, человек что-то обдумывал, задумывал, придумывал: все это он проделывал при помощи своего психического аппарата. Даже если все это, в первобытные времена, происходило вне сферы волевого сознания, «само собою»; даже если принять американскую теорию, согласно которой не только изобретение колеса, но и поэзия сводится к машинальному рефлексу желез и нервов — то и тогда верховным орудием всей человеческой жизнедеятельности остается тот механизм нервов и желез; и что я его по старому предпочитаю называть «психика», это сути дела не меняет.

Механизм «психики» у разных народов устроен по-разному. Почему это так, опять-таки для сути дела безразлично: может быть, психика зависит от «расы»; может быть от истории каждого народа; это для нас сейчас не существенно,— важно только то, что у разных этнических коллективов разная психика. Я при этом не настаиваю, что у всех коллективов она разная: может оказаться, что у финикян и ацтеков была почему-то совсем схожая психика. Но считаю несомненным, что есть на свете этнические коллективы, одаренные очень своеобразным психическим аппаратом; о таких люди говорят, что они по-своему мыслят, или по-своему воспринимают, или по-своему реагируют. И считаю несомненным, что одним из своеобразнейших в этом отношении является коллектив еврейский.

Из того, что верховным орудием жизнедеятельности является психика, и что психика эта у разных народов разная, вытекает простой вывод: каждому этническому коллективу удобнее жить в такой социальной атмосфере и обстановке, где каждая существенная мелочь им самим создана, по его собственному внутреннему «образу и подобию», или хоть им самим приспособлена к его собственному вкусу. Идеальное условие для этого называется своя земля, родственное население, собственная государственность. Тогда народ и создает ту самую обстановку или атмосферу, в которой ему всего удобнее жить (и даже страдать). Причем надо подчеркнуть вот что: главное в такой «национальной» обстановке и атмосфере не язык и не литература: главное, в чем сказываются национальные оттенки духа и темперамента — «психика» нации — есть государственный строй, и в особенности хозяйство. Нет места приводить здесь примеры, но это факт известный всем, кто когда-либо всматривался в жизнь: даже когда учреждения в разных странах одни и те же, то приемы и методы государственного, хозяйственного и бытового делопроизводства часто непохожи до того, что иностранцу (даже если он восхищен) они кажутся неудобными.