Смерть и солнце

Мэлтин мертв, - подумал он. И Лис, и Язь, и одноглазыйДаррек… В общей сложности - тринадцать человек, погибших в схватке заТронхейм.

От этой мысли захотелось выть - бессмысленно, на однойноте, как скулит попавший в капкан зверь.

Крикс встал. Собравшиеся у стола внимательно смотрелина него, как будто ожидая, что он теперь скажет или сделает. Ласка считала, чтоон первым делом спросит про мессера Ирема. Может быть, его товарищи уверены,что он сейчас помчится выяснять, что стало с коадъютором?.. По правде говоря,он с радостью бы так и поступил, и просидел бы у постели раненного до тех пор,пока тот не придет в себя… Вот только шансы, что его пропустят в Тровен, былиисчезающе малы. Гвардейцам Альто Кейра наплевать, что он когда-то былоруженосцем коадъютора, зато о том, что их сеньор не любит Рикса, им навернякаизвестно.

Энониец вдруг почувствовал себя невероятно грязным иуставшим. Захотелось снова рухнуть на кровать, забыть про все на свете ипроспать как минимум до вечера. А лучше вообще не просыпаться, - промелькнуло вголове.

"Да перестаньте уже на меня глазеть!.." -подумал Рикс, подвязывая волосы тесьмой, чтобы они не лезли на глаза. Онприкусил язык, чтобы не сказать это вслух. Нужно держать себя в руках. Едва лиостальным намного легче, чем ему. И он не облегчит им жизнь, если даст выходсвоему отчаянию и раздражению.

Несвежая рубашка неприятно липла к телу. Залезть бысейчас в горячую воду, смыть с себя всю эту грязь и пыль, переодеться во всечистое…

"Мэлтина с Дарреком убили, а я думаю про чистуюрубашку" - подумал "дан-Энрикс", морщась от презрения к себе.

- Ласка… ты знаешь, где похоронили Дара с Мэлтином?- спросил он.

- Вместе со всеми остальными, под стеной Зимнегогорода, - ответила девушка, ничуть не удивившись. - Там до ночи жгли костры,чтобы отогреть землю, а сейчас копают общие могилы. Остальные наши там же,помогают перетаскивать убитых. Кроме Пчелоеда - он встал засветло и ушел вгоспиталь, сказал, что там сейчас нужна каждая пара рук. Я только что ходилаотносить ему еду.

Крикс ощутил внезапную досаду. Все были при деле -кроме разве что слепого Сайма и двух раненных, вынужденных оставаться здесь. Итолько он один, словно король, полдня продрых без задних ног…

- Почему вы меня не разбудили? - хмуро спросил он.

Ласка вызывающе прищурилась.

- Тебя? Да на тебя сейчас без слез не взглянешь.Бледный, словно привидение, а под глазами синяки размером с мой кулак. К томуже, это Пчелоед велел, чтобы тебя не трогали.

Подумав, девушка сменила тон и вкрадчиво, почтипросительно добавила:

- Если не хочешь есть, так хоть выпей вина, а тодействительно всех выжлецов в округе распугаешь.

- Хорошо, - чуть-чуть подумав, согласился Крикс. - Нопосле этого я все-таки пойду к стене.

- А я пойду с тобой, - не терпящим возражений голосомсказала Ласка. И, пока энониец озирался в поисках своей одежды, налила емуполную кружку эшарета. От выпитого натощак вина по всему телу растеклосьприятное тепло, и даже ощущение ужасной пустоты в груди как будто ослабело.Мысль о Мэлтине и остальных погибших не исчезла, но желание кричать и молотитькулаками по стене, не покидавшее "дан-Энрикса" с того момента, как онвспомнил про вчерашний штурм, мало-помалу утонуло в радужном тумане, затопившемего мозг.

"Если так будет продолжаться, то я скоро станунастоящим пьяницей" - подумал он. И натянул прямо поверх рубашки кожаныйчехол, который раньше надевал поверх кольчуги.

С белого зимнего неба падал мелкий снег. Над Тровеномповисла странная, торжественная тишина, только штандарт"дан-Энриксов" беззвучно полоскался в небе над донжоном. Рытье могилобычно доставалось на долю обозников, наемников и слуг, но сейчас под стенамиЗимнего города собрались очень многие из тех, кто принимал участие в недавнемштурме. Впрочем, на сей раз и погибших было столько, что похоронить их всех заодин день было не так-то просто. Ласка взялась помогать переносить убитых, а"дан-Энрикс" взял у одного из пехотинцев заступ и принялсяожесточенно долбить мерзлую землю.

На него оглядывались с удивлением. Многие узнавали внем бывшего оруженосца коадъютора, недавно получившего Семиконечную Звезду, инедоумевали, с чего вдруг такой, как он, решил собственноручно рыть могилы. Всамые первые минуты Крикс невольно обращал внимание на эти взгляды, но потомработа затянула его целиком, и энонийцу стало все равно. Руки у Рикса давноогрубели от меча, но ему уже много лет не приходилось копать землю, и напальцах очень скоро стали лопаться мозоли. Кто-то тронул его за плечо и Криксувидел, что ему предлагают потертые кожаные перчатки, но он только сожесточением помотал головой, так и не посмотрев, кто захотел ему помочь. Онподдевал заступом мерзлые комья земли, и саднящая боль в ладонях доставляла емумрачное, тупое удовлетворение. Он будто хоронил всех сразу - Астера, Кривого,Мэлтина, всех раненных из лазарета под Сокатой и даже казненных"Горностаев". Честь Дарнторна и свои восторженные бредни о войне.

"Только бы мессер Ирем выжил, - думал энониец втакт ударам заступа. - Только бы. Он. Выжил".

Лар каждое утро обещал себе, что уж сегодня-то онточно пойдет в город и разыщет Рикса, но всякий день в Тронхейме был похож напредыдущий, и Линару снова приходилось выполнять такое количество всевозможныхпоручений, что к вечеру бывший эсвирт валился с ног. К тому же, стража Тровена,которая без возражений позволяла ему ходить взад-вперед по двадцать раз на дню,наверняка остановила бы его, надумай он спуститься в город ночью. Пришлось быврать, придумывая какой-нибудь приказ мессера Ирема, из-за которого он долженвыйти в неположенное время. И можно не сомневаться, что эта история уже наутростала бы известна коадъютору. А как отреагировал бы на такое сообщение лордИрем, предсказать было нельзя - хотя еще недавно Лар считал, что он успелнеплохо изучить характер коадъютора.

Всякий раз, когда Лар появлялся в комнате больного, налице сэра Ирема мелькала странная гримаса, словно рыцарь с радостью избавилсябы от него, если бы только знал, как это сделать. Если раньше коадъютор бранилЛара за ошибки или начинал подтрунивать над ним, то теперь Ирем не сказал нислова, даже когда Лар случайно опрокинул на его кровать бокал вина. Но что быЛар ни делал, светло-серые глаза следили за ним с выражением, в которомявственно читалось: "Да когда ты уберешься, наконец?..". Пожалуй,больше Лара каларийца раздражали только посещавший его лекарь и мэтр Викар,который навещал больного почти каждый день. На этих Ирем временами смотрел так,словно во всех деталях представлял, как спустит их обоих с лестницы, едваспособен будет встать. Увы, ни лекаря, ни ворлока это нисколько не смущало.

По городу ползли самые фантастические слухи о здоровьекоадъютора. Кто-то рассказывал, что он до сих пор при смерти. Другие говорили,что, напротив, он почти здоров. А третьи мрачно уверяли, что на самом делекоадъютор уже умер, но это скрывают от послов дан-Хавенрейма. Можно было лишьдогадываться, что думает о подобных слухах Рикс. Линар все чаще думал, что, еслиу него нет возможности выбраться в город и найти южанина, то следует каким-тодругим способом известить бывшего оруженосца коадъютора о том, что происходит вТровене на самом деле. Но "дан-Энрикс" избавил его от необходимостичто-то придумывать. Он отыскал Линара сам, застигнув его в тот момент, когдатот нес обед мессеру Ирему.

Южанин крепко ухватил Линара за рукав, так чтоостровитянин чуть не выронил из рук поднос. Потом Крикс ловко подхватилначавшую сползать с подноса полотняную салфетку и водворил ее на место. Впоследний раз Линар виделся с Риксом перед штурмом Тровена, так что сейчас несразу смог узнать его в высоком парне, неожиданно загородившем ему путь.Возможно, дело было в ожоге на щеке и в незнакомом, жестком блеске, появившемсяв глазах "дан-Энрикса".