Смерть и солнце

- Гадость этот твой отвар, - сварливо отозвался Рикс,у которого приподнятое настроение целителя в этот момент способно было вызватьлишь досаду.

- Вот-вот, выпей еще немного этой гадости. Тебе надопоспать.

Крикс хмыкнул. И целители в лаконском лазарете, и егостарый знакомый Рам Ашад обыкновенно обращались со своими жертвами, как снеразумными детьми. "Надо поспать", "надо поесть" и прочеев таком же роде. Пчелоед, похоже, в этом отношении был точной копией всехостальных.

Впрочем, Рикс и сам не отказался бы заснуть. Тосостояние, в котором он провел последние часы, хотя и находилось где-то междусном и явью, было куда утомительнее, чем простое бодрствование. Криксприподнялся, в несколько глотков опустошил поднесенную Пчелоедом кружку и сновалег. Шум, полчаса назад напомнивший ему морской прибой, теперь стал тихим и почтинеразличимым. Через несколько минут "дан-Энрикс" уже спал.

Проснувшись, он прежде всего потребовал поесть. Лекарьобрадовался этой просьбе почти так же, как и просьбе о чистой рубашке, но едыпринес совсем немного. Крикс бы с удовольствием увидел на своей тарелке вдвое,даже втрое больше. Но, прекрасно понимая бесполезность любых споров, он решилсмириться с тем, что на сей раз останется полуголодным, и ел медленно,прикидывая про себя, что делать дальше. К своей радости, он чувствовал себяпочти здоровым - хоть сейчас вставай и отправляйся на осмотр лагеря.

Присевший рядом с Риксом Пчелоед пытливо заглянул емув лицо.

- Как ты сейчас?..

- Отлично, - отозвался Крикс, ничуть не покрививдушой.

- Ты помнишь, что ты говорил и делал ночью?

Крикс напрягся, вспомнив про подслушанный обрывокразговора. Получалось, что какая-то часть Братства чуть не до утра сидела здесьи обсуждала казнь такийцев и его болезнь. Южанин прикусил губу. Позор. Мэлтинтоже был с ним на заднем дворе "Лосиного рога", но над Мэлтином никтоне трясся и не всплескивал руками. Оно и понятно. Мэлтин - настоящий воин, онсделал то, что должен был, а потом выкинул из головы казненных"Горностаев". Он не стал распускать сопли или спрашивать себя, неследовало ли им поступить как-нибудь по-другому. И никто не стал бы - ни Астер,ни Сайм, ни Ласка. Только он один.

Меньше всего Криксу хотелось обсуждать свое состояниес кем-то из Братства. И в особенности - если Пчелоед начнет упорно повторять,что ему нужна помощь ворлока.

- Я помню, что ты еще раз дал мне отвар черноголова. Ипросил у Мэлтина рубашку, - сказал Крикс, стараясь сохранить непринужденныйвид. - До этого я спал. А что, там было что-нибудь еще?

- Ты бредил. Говорил о "Горностаях"… -Пчелоед запнулся. - Ну, неважно. Это просто лихорадка.

Крикс с облегчением кивнул и спустил ноги с лежака.Когда он нашарил на полу сапоги и потянулся за лежавшей в изголовье перевязью,Пчелоед забеспокоился.

- Куда ты собираешься?

- Мне нужно выйти.

- В нужник, что ли?..

- Нет. Я должен пойти в лагерь и найти мессера Ирема.Мне нужно с ним поговорить.

- Совсем рехнулся? - вспыхнул Пчелоед. - Я же тебесказал, что ночью у тебя был такой сильный жар, что ты даже бредил. А сейчас тысобираешься шататься по всему Тронхейму. Хорошо придумал, нечего сказать!

- Но лихорадка уже спала. Я прекрасно себя чувствую.

- Это не важно. Ты все равно болен. А если пойдешь наулицу, то разболеешься еще сильнее, чем вчера.

Южанин затянул последний ремешок и обернулся.

- Наверное, ты прав. Но я еще быстрее разболеюсь, еслибуду торчать здесь. Прости.

- У тебя слабость, - попытался воззвать к разумуцелитель. - Ты сейчас даже двух улиц не пройдешь.

- Посмотрим, - усмехнулся Рик уже в дверях.

Слепящий белый свет ударил по глазам. Средизаснеженных дворов, под белым зимним небом энониец на мгновение почувствовалсебя ослепшим. Крикс прищурился, пытаясь заново привыкнуть к свету, и плотнеезапахнул свой плащ.

Хотя Даррек утверждал, что разместившимся в соседнихдворах лучникам и меченосцам поручено наблюдать за каждым шагом членовБратства, никто не помешал дан-Энриксу свободно выйти за ворота и отправиться всторону магистрата, где он рассчитывал рано или поздно разыскать мессера Ирема.Пчелоед не ошибался - идти в самом деле было тяжело. Крикс почти сразу жепочувствовал себя таким уставшим, что почти готов был повернуть назад. Но онупрямо продолжал свой путь, то увязая в снежной каше, то поскальзываясь наобледеневшей мостовой, и через полчаса дошел до ратуши.

Собравшиеся возле магистрата латники косились на него,как будто недоумевая, что такой, как он, делает в этой части лагеря. Стараясьне обращать внимания на эти взгляды, энониец спросил, где сейчас находится лордИрем. Один из тех, к кому он обратился с этим вопросом, высокомерно посмотревна него сверху вниз, процедил - "Он нам не докладывается", но другой,видимо, сжалившись, сказал, что коадъютор скоро выйдет. Криксу ничего неоставалось, кроме как отойти в сторону и ждать.

Но еще прежде, чем дождаться коадъютора, или вконецпродрогнуть и решить, что нужно возвращаться к побратимам, Крикс увиделчеловека, о котором он почти забыл. Наверное, он бы даже не обернулся в егосторону, если бы до его ушей не долетел обрывок фразы, сказанной одним излатников другому, и явственно прозвучавшее имя "Дарнторн".

Вздрогнув, Крикс обернулся и, действительно, увиделЛьюберта Дарнторна, только что успевшего сойти с коня.

Они не виделись с Дарнторном с того дня, как людиБешеного принца разорили лазарет, и Крикс был слишком занят, чтобы вспоминать освоем недруге. Сейчас Крикс вспомнил все - и бегство Льюберта, и свойбессильный выкрик ему в спину, и момент, когда он чуть не дернул спусковойрычаг своего арбалета.

Крикс впился в Льюберта глазами, пытаясь понять, что сним происходило c того дня, как они виделись в последний раз. Высокий,побледневший, с каким-то измученным лицом и темными тенями под глазами,Дарнторн выглядел серьезнее и старше, чем запомнилось "дан-Энриксу".На рукаве он носил широкую траурную ленту. Крикс пробыл в лагере имперцев всегоодин день, но уже знал, что лорд Бейнор Аракс Дарнторн пропал без вести илипогиб во время штурма Тровена. Сейчас он мысленно спросил себя, не из-за этоголи обстоятельства у Льюберта такой несчастный вид. Впрочем, подобноепредположение казалось маловероятным. Хотя нынешний глава совета поселилЛьюберта в своем доме, выдавал ему астрономические суммы на карманные расходы иохотно удовлетворял любые его прихоти, особо теплых чувств между племянником идядей, кажется, не наблюдалось. Крикс прекрасно помнил, что за те два дня, покаимперцы еще не успели двинуться к Сокате, мессер Бейнор так и не зашел в военныйгоспиталь проведать родственника. Правда, он послал своих людей узнать, какЛьюберт себя чувствует и не нуждается ли в чем-нибудь. А Льюберт так же вежливоответил, что он ни в чем не нуждается, спасибо. Со стороны - не отношения двухродственников, много лет живущих под одной крышей, а торжественный прием уимператора. Сам Крикс такого дядю точно не считал бы за родню. Вдобавок БейнорДарнторн уже показал однажды свои родственные чувства, молчаливо осудив насмерть родного брата.

Было бы из-за чего так убиваться, одним словом. И,однако, Льюберт выглядел почти больным.

Не подозревая, что за ним пристально наблюдают,Дарнторн взбежал по ступенькам магистрата. Луч зимнего солнца, на секундупоказавшегося из-за облаков, сверкнул на фибуле, скреплявшей его плащ. Крикспригляделся - и едва не ахнул, распознав в серебряной вещице на плече своегонедруга Семиконечную звезду. Такой награды не имел даже сэр Альверин,прозванный за свои победы Барсом Севера. В каком же сражении Дарнторн успел такотличиться, чтобы быть пожалованным высшим орденом Империи?!

У Крикса пересохло в горле.

Значит, вот как все сложилось. Льюберт, бросившийсвоих товарищей, носит Семиконечную звезду, считается главой своего рода инаверняка пройдет Посвящение, как только истечет срок траура по дяде. Ему неприходится ворочаться без сна, подолгу вспоминая то казненных"Горностаев", то смерть Астера, то помертвевшее лицо сельскогостаросты, в доме которого они нашли секретный подпол.