Смерть и солнце

Лейда покачала головой.

- Нет, Рик, не можем… Будь ты другим - это еще моглобы получиться, но твои так называемые "убеждения" определяют все, чтоты думаешь и делаешь. Они - это и есть ты сам. В твоей придуманной войне простоне остается места для чего-нибудь другого.

Крикс начал понемногу закипать.

- Боюсь, что в этом ты права. Это действительно война.А на войне людям не часто удается делать то, чего им хочется.

- Да-да. Ты будешь снова рыться в старых книгах,напиваться в "Красном шершне" и при этом искренне считать, что тыведешь Великую войну со злом. А в этом деле я тебе, конечно, не советчица.Одним словом, я действительно устала. Полагаю, нам больше не стоит видетьсядруг с другом.

- Что-что?… - выдохнул Рикс. Даже после всего, чтобыло сказано до этого, он все-таки никак не ожидал чего-нибудь подобного. Дажетеперь, когда Лейда со всей определенностью дала понять, что не желает егобольше видеть, энониец сомневался в том, что ему стоит верить собственным ушам.

Он посмотрел на Лейду, пытаясь прочесть что-нибудь поее лицу - но оно оставалось совершено неподвижным, словно девушка позироваладля парадного портрета.

- Извини. Но так и правда будет лучше. Ты не станешьничего менять, а я больше не в состоянии вести такие разговоры и надеяться, чторано или поздно все изменится. Мы все равно расстанемся, может быть, черезмесяц или два, но к тому моменту измучаем друг друга еще больше.

Энониец заставил себя оторваться от косяка.

- Хорошо. Если ты этого хочешь, я уйду, - сказал он. Исобственный спокойный тон внезапно показался ему таким же безумием, как и весьих предыдущий разговор. Что же он делает? Он должен спорить… убеждать ее, чтоона ошибается, и все можно исправить… но слова, которые приходили ему на ум,были избитыми, фальшивыми, а главное - за это лето он успел повторить ихдесятки раз, так что они давно уже настряли у него в зубах. У Крикса больше неосталось сил на споры и на обещания. А хуже всего было то, что он уже не оченьверил в собственную правоту.

Возможно, Лей права. Когда два человека разошлись вомнениях по поводу чего-то главного, им нипочем не удержаться вместе. Даже еслиразойтись окажется не проще, чем позволить оторвать кусок от собственной души.Впрочем, сейчас Крикс чувствовал себя слишком измученным и отупевшим даже длятого, чтобы чувствовать боль. Совсем как в Такии, когда он рассматривалторчавшее из-под наплечника древко стрелы, но еще не успел полностью постичьзначение случившегося.

Взявшись за золоченое кольцо в двери,"дан-Энрикс" осознал, что так и не сказал самого главного.

- Лей, я действительно люблю тебя. И я всегда будутебя любить. Даже если мы больше никогда не встретимся.

Лейда смотрела в сторону.

- Ты, как всегда, преувеличиваешь.

- Нет, - ответил Крикс и вышел, аккуратно притворив засобой дверь.

Когда дверь за "дан-Энриксом" закрылась,Лейда с полминуты просидела совершенно неподвижно, а потом дошла до своейкровати, упала на нее и спрятала лицо в ладонях. Несколько следующих минут онаборолась с чувством захлестнувшего ее отчаяния, и из последних сил пыталасьубедить себя, что все сделано правильно.

Другого выхода у нее не было. Когда-нибудь ей всеравно пришлось сказать ему все то, что было сказано сегодня. Лейда знала, что,когда придет решающий момент, ей будет тяжело - но до сих пор, оказывается, недо конца осознавала, насколько. Ну и Рик, естественно, не мог не подлить маслав огонь. Взять хоть его последние слова. Зачем ему потребовалось это говорить?Не мог хотя бы раз обойтись без эффектных жестов? Это все его дурацкий,мальчишеский пафос… Если в жизни происходит что-нибудь мучительное, Риквсегда сумеет довести невыносимость ситуации до наивысшего накала. Алейн Отт,пожалуй, мог бы написать с него отличного героя для своих трагедий, - с горечьюподумала она. Похоже, во всех этих книгах вообще гораздо больше правды, чем ейпредставлялось раньше. Скажем, обороты вроде "его сердце разрывалось отгоря", всегда казались ей изрядным преувеличением, но сейчас она началапонимать, что за этим выражением и вправду кое-что стояло. Во всяком случае,тупая, давящая боль в груди, которую она чувствовала сейчас, не имела никакогологического обоснования. Другое дело, что не каждый вправе закатить глаза иумереть, словно герой в какой-то патетической мистерии.

Лейда стиснула зубы. Она сумеет это вынести. Должнасуметь. В конце концов, в мире есть люди, за которых она все еще несетответственность. Прежде всего - ее отец, в одночасье превратившийся вбеспомощного инвалида. А после него - младший брат Джори. В ее положении дажеесть кое-какие плюсы. Человек, которому больше нечего терять, уже не станетничего бояться. Даже "черной рвоты".

Она едет в Гверр. Отец не потерпел бы этого, если быбыл здоров, но теперь он не хозяин даже самому себе, не говоря уже о ком-нибудьдругом.

Вот интересно, чего было больше в его нежелании видетьее в их замке - страха перед эпидемией или негодования на"опозорившую" его дочь?.. Лейда ничуть не сомневалась в том, чтослухи о ее связи с "дан-Энриксом" достигли даже Глен-Гевера. Упридворных сплетников очень длинный язык и очень мало чувства чести, так чтокто-нибудь, скорее всего, давно уже написал ее отцу. Тем более, что в последнеевремя Крикс и Лейда даже не особенно скрывались. Лейда наконец-то разгадала длясебя загадку той немыслимой для женщины свободы, которой когда-то пользоваласьБесстрашная Беатрикс. Оказалась, что свобода - это вообще не то, что могут датьили не дать тебе другие, а то, на что рискнешь ты сам. И она откровеннонаплевала на косые взгляды и на перешептывания придворных дам, и безжалостнопоставила на место всех хлыщей вроде Флориана Фессельда, возомнивших, что такаяскандальная для придворной леди репутация дает им основания с ней вольничать.

Воспоминание об этом придало ей сил, и Лейда встала.Она не собиралась возвращаться в Гверр, словно побитая собака, и просить у отцапрощения за совершенные ошибки. Да, ее любовь к оруженосцу коадъюторадействительно была ошибкой - но совсем не потому, что думает на этот счет ееотец. Если перенесенная болезнь не слишком сильно повлияла на его характер, им,пожалуй, трудно будет уживаться под одной крышей. Но ничего не поделаешь. Чтобыотец не думал на ее счет, она сейчас нужна ему - и она не позволит оттолкнутьее из глупой гордости и его вечного упрямства. Но даже больше, чем отцу, она,пожалуй, была нужна Гверру. Провинцией, соседствующей с мятежным Гардаторном,не могут управлять слепой старик и семилетний мальчик. Правда, вмешательствоженщин в дела управления провинцией для Гверра - нечто еще более немыслимое. Иплевать они хотели, что она была правой рукой Элиссив с того дня, как Валларикспровозгласил ее наследницей, а за последний год и вовсе превратилась в ееличного секретаря. Пусть она принимала делегации островных послов и прочиталабольше книг, чем видел в жизни кто-либо из гверрцев - это не имело ни малейшегозначения, поскольку она была девушкой. Тем труднее будет справиться с еезадачей - сделать все необходимое, не ввязываясь в проигрышную войну сревнителями существующих традиций.

С какой стороны не посмотреть, на ее плечи ложиласьтяжкая ответственность - но это было даже хорошо. Тем меньше будет времени нато, чтобы жалеть о невозможном и копаться в собственных воспоминаниях.

- Тилле! - окликнула она. - Тилле, пожалуйста, подисюда.

Дверь смежной комнаты осторожно приоткрылась. На лицеслужанки, заглянувшей в спальню, проступило изумление.

- Что, мейер Рикс уже ушел?..

- Ушел, - коротко подтвердила Лейда.

Несмотря на свое положение, Тилле была ее подругой, иЛейда не собиралась скрывать от нее случившееся. Но начинать подобный разговорсейчас было нельзя. Хладнокровная решимость, снизошедшая на нее, пока онаобдумывала свои планы, была очень хрупкой - и Лейда боялась выяснять, чтопрячется под ней.