На сопках Манчжурии

Получив донесение о возникших трудностях, Покровский приказал прекратить боевые действия, решив продолжить штурм города днем. При поддержке артиллерии, в двенадцать часов кантонцы пошли в атаку и успешно прорвали оборону противника. Началась борьба за городские кварталы, в которой солдатам Гоминьдана оказали большую помощь китайские коммунисты. Подняв вооруженное восстание, они ударили в спину чжилийцам, что предрешило исход всей борьбы. К трем часам дня в руках солдат клики оставался лишь императорский дворец, в который были посланы парламентеры.

Победа была уже в руках у Алексея Михайловича, когда он получил неожиданный удар в спину. При этом его нанесли не враги, а свои собственные соотечественники. Пока в осажденном дворце шли переговоры, в полевую ставку Покровского прибыл Андрей Григорьевич Шкуро. Выздоровевший генерал привез Покровскому приказ от Краснова сдать ему полномочие главного военного советника Гоминьдана.

Следуя воинским традициям, Покровский намеревался передать свои полномочия после принятия капитуляции Нанкина, но генерал Шкуро энергично воспротивился этому. Как вышестоящий по званию, он настоял на личном принятии капитуляции остатков нанкинского гарнизона. И те парламентеры, которые шли сложить своё оружие к стопам цзян-цзюня Ван Суна, просили милости у неизвестного для них коренастого генерала.

После столь беспардонных действий Шкуро, Алексей Михайлович оставил войск и отбыл на отдых в Ухань. Там он вновь поселился в доме купца Гребешкова, проявившего максимум участия к здоровью своего дорогого гостя. Правильное питание, походы в китайскую баню и доводящий до полного расслабления массаж молоденькой китаянки Цзян Цинь, помогли полковнику преодолеть маленький жизненный кризис.

Между тем, дела на фронте шли своим чередом. Двадцать шестого августа армия Гоминьдана подошла к Шанхаю, последней точке Северного похода. Оставалось только занять устье Янцзы и получить полный контроль над югом Поднебесной.

Многие американские, японские и английские предприниматели с опасением встретили приближение НРА к Шанхаю, опасаясь различных эксцессов в отношении своей собственности. Эти опасения были вполне оправданы. Очень часто в занимаемых городах представители левых движений проводили экспроприацию собственности, невзирая на национальность её владельца. Подобные эксцессы, как правило, удавалось заминать, но с Шанхаем подобные действия были недопустимы. Мегаполис был настолько плотно пронизан иностранной собственностью, что любой неосторожный шаг мог иметь угрожающие последствия.

Для защиты собственности своих соотечественников, американское правительство направили в Шанхай три канонерки. Не отставали от них и другие страны, японцы прислали эсминец, а англичане отправили из Сингапура целый крейсер.

Подобные действия, заставили Сунь Ятсена выступить с обращением, в котором он лично гарантировал целостность и безопасность иностранной собственности в Шанхае. Заявление лидера Гоминьдана сняло напряжение вокруг Шанхая, но не надолго. Пока между Чан Кайши и Сунь Чуаньфаном шли мирные переговоры, тридцать первого августа шанхайские коммунисты подняли восстание. Захваченный врасплох генерал чудом ускользнул из рук восставших, найдя укрытие на японском эсминце.

Ощетинившись всеми своими орудиями, корабль императорского флота ждал нападения восставших, но оно не последовало. Простояв сутки на рейде, по приказу из Токио, эсминец покинул Шанхай и переправил Сунь Чуаньфана в порт Дальний.

Лишившись командира, чжилийцы моментально сложили оружие, воевать было не за кого. Северный поход был закончен, и тут же в стане победителей начались разногласия. В связи с расширением территории, подконтрольной Гоминьдану, требовалось выбрать новую столицу. Коммунисты стояли горой за Шанхай, правые, к которым примкнул Чан Кайши, отдавали предпочтение Нанкину, тогда как основатель Гоминьдана Сунь Ятсен считал, что временной столицей должен быть только Ухань.

Столь разные предпочтения неожиданно породили серьезные разногласия в рядах революционной партии. Никто из представителей политических течений не хотел слышать доводов другого, считая свой вариант самым верным и правильным. Для устранения возникших разногласий Сунь Ятсен предложил 22 сентября провести в освобожденном Шанхае «круглый стол», на котором вождь намеревался добиться единства в столь важном вопросе.

Место проведение «круглого стола» Сунь Ятсен выбрал не случайно, действуя с дальним прицелом. По его замыслу, за день до начала конференции, в Шанхае должно было состояться грандиозное празднование в честь победоносного завершения Северного похода армией Гоминьдана. Главный мегаполис страны, взятый солдатами революционной партии китайских националистов, был очень удобным фактором демонстрации всему миру окрепшей силы движения. Но намечаемое торжество было только одной, так называемой, парадной стороной медали.

Назначая дату праздничного торжества в Шанхае, Сунь Ятсен ожидал, что оно значительно усилит в партийных и народных кругах его авторитет вождя. Ведь очень трудно противостоять мнению человека, которому вчера многотысячная толпа громко пела осанну.

Объявив о начале торжеств, вождь Гоминьдана с головой ушел в праздничные хлопоты, однако не он один был занят ими. В обстановке полной секретности, активную подготовку к празднику Гоминьдана вел и мистер Майлз Лэмпсон.

Перебравшийся из Кантона в Шанхай, господин британский дипломат обладал широкой сетью агентов-информаторов, поступивших в его распоряжение от местного представителя Форин Офис. Едва только ему донесли о намерениях Сунь Ятсена, как он громко возблагодарил за это Бога, ибо это был идеальный шанс проведения китайской «Варфоломеевской ночи».

Если во взятии Шанхая войсками Чан Кайши главную скрипку сыграли городские коммунисты, то в планах Лэмпсона, основная роль отводилась шанхайским триадам. Их вооруженные отряды представляли собой серьезную силу, с которой приходилось считаться любой власти.

Соблюдая строжайшую конспирацию, британец встретился с представителем всех триад господином Фейем и получил его согласие на сотрудничество. В обмен на сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, китайская мафия изъявила готовность пустить кровь не в меру ретивым революционерам. Особенно триаду беспокоили действия коммунистов. Сразу после захвата Шанхая они дружно ополчились на торговцев опиумом и хозяев публичных домов — двух китов теневой экономики мафии.

— У этих коммунистов нет ничего святого. Провозглашая лозунги всеобщего равенства и братства, они готовы уничтожить все основы нашего мира. Сначала нашего, потом вашего, — жаловался британцу Фей, во время их очередной тайной встречи. Уединившись в одном из кабинетов неприметного чайного салона, заговорщики обсуждали последние детали своего грязного дела.

— Я очень рад, что вы прекрасно понимаете какие это страшные люди, ваши коммунисты, господин Фей. Они идеологические фанатики, которых может остановить только пуля и железная палка. К этому зверю нельзя проявлять человеческую гуманность и слабость, ибо он обязательно постарается съесть вас самих.

— Да, да, вы совершенно правы господин Джойс (под таким именем выступал в Шанхае Лэмпсон). Наш бизнес уже сейчас очень страдает от их действий, а что будет потом? Подумать страшно! — с ужасом всплеснул руками Фей, в лучших традициях китайского театра. Майлз сочувственно кивнул головой собеседнику. Идеологическая подоплека двух сторон совпала, теперь следовало перейти к главным вещам.

— Вы уже получили деньги?

— Да, господин Джойс, управляющий банка подтвердил получения денег сегодня утром.

— Надеюсь, что теперь у вас нет оснований, сомневаться в наших намерениях. Мы выплатили всю сумму целиком в качестве предоплаты, не требуя при этом никаких гарантий.

— Остался ещё вопрос об оружии, мистер Джойс, — напомнил британцу Фей.

— В отношении него можете не волноваться. Сегодня в Шанхай пришел пароход «Кинг Джордж» с нужным для вас грузом. Капитан корабля готов отдать его тому человеку, который назовет пароль «Глория Скотт». Запомнили?