Страница 129 из 138
Хвала тебе, великий и грозный Бог! Хвала Тебе, озаряющему блеском мою душу и во время моего утра посылающему мне знамения!
Быстро поднимается. Поворачивается к кораблю, который гордо возвышается со своим квартер-деком, увенчанным трубами, над гранатовыми башнями облаков, поднимающихся над пристанью.
На воду! На воду! Спускай корабль! Мастера вниз! Все к подпоркам! Отталкивай! Каждый пусть толкает изо всех сил рукой, кистью, плечом и сердцем своим! Вот солнце! Вот солнце! Дуйте в букцины! Пойте аллилуйя! О, спутники, радуйтесь! Этому кораблю недостает статуи, украшающей ростру. О, спутники, вот она! Грозный Бог дал нам ее. Вот она! Она прекрасна. Мы пригвоздим ее между двумя клюзами. Плотники, плотники, несите молот и три гвоздя, которыми мы прибьем веревки! Щитоносцы, образуйте «черепаху», как бы для отражения стрел на перилах моста, поднимите ее на кожаную поверхность щитов и перенесите ее! Орлицу Аквилеи — на ростру, на ростру! О, Фаледра, я даю тебе прекрасную смерть!
Щитоносцы подходят, поднимая и соединяя вплотную большие прямоугольные щиты. Фаледра, несмотря на рабские оковы, поднимается во весь рост, во всем властном обаянии своей красоты, встряхивает волосами, хотя не окаймленными пурпурной лентой, но все еще ослепительными, как тогда, когда она на паперти поднимала их одной рукой перед участниками Вечери любви, прославляя Аврору. Дивная чистота звучит в металле ее голоса. Позади нее, на алтаре Наумахов, пылает искупительный огонь. При первом слове умолкают шум и крики. Безмолвие людей и вод полно рока.
Базилиола. Гратико, слушай меня. Так как я принадлежала тем, кому хотела дарить себя, то — клянусь этим величественным алтарем и двумя крылами великого архангела! — я принадлежу только той смерти, которую избираю себе. Смелый человек, я видела, как еще раз ты побледнел, вдыхая аромат моих волос, и теперь еще ты бледен. Я пролила на них, как на костер, который должен загореться, последний сосуд благоухающей жидкости. Слушай меня, герой, ради твоих семи плеяд! Если не мог ты отчеканить лик мой на римском золоте, так смотри: я отчеканиваю его на пламени!
Быстро поворачивается, стремительно бросается к алтарю, протягивает к нему уста, как будто желая выпить огонь; в своем радостном порыве она похожа на человека, который, жаждая, погружает все тело в водный источник, чтобы длительным глотком вобрать в себя влагу. Пламя охватывает ее волосы, которые мгновенно вспыхивают с ослепительным блеском, подобно связке сухих ветвей. Вокруг нее подняты большие щиты. Толпа разражается криком, прерывающим тишину, удивление и ужас. Крик наварха заглушает все крики.
Народ. Хвала Богу!
Марко Гратико. Базилиола!
Народ. Хвала Единому!
Марко Гратико. Поднимайте все щиты! Провозглашайте ее имя!
Щитоносцы. Базилиола!
Народ. Христос побеждает!
Марко Гратико. Образуйте вокруг нее квадратную «черепаху»! Кричите ее имя!
Щитоносцы. Базилиола!
Они поднимают большие щиты и соединяют их, отдавая морскую честь орлице Аквилеи, объятой победным пламенем. На вышке квартер-дека звучат букцины. Мастера снова приступают к спуску судна. Падают подпорки, отскакивают найтовы, трещат канаты. Напирая рукой, плечом и сердцем своим, люди сталкивают в воду корабль, который со скрипом скользит по дымящемуся скату. С обеих бортов поднимаются кверху ряды весел, похожие на два взъерошенных крыла; готовится сильный удар веслами, как только люк соскользнет с трапа. Громко звучат букцины. Певчие поют Аллилуйя. Первые лучи солнца, опалив и сокрушив облачные башни, начинают ударять в стены базилики, в крыши арсенала, в толпу Аренго и в щиты «черепахи».
Народ. Это Диона! Это Диона! Эма, жертвоприношение совершено!
Клир. Grates salvatori Christo deo solvant omnes insularum incolae.
Певчие. Alleluia!
Мастера. Спускай! Тащи! Сталкивай! «Весь мир! Весь мир!»
Народ. Это чудо! Это чудо!
Клир. Gloria et laus Trino Domino et Uno semper. Amen!
Народ.
— Это сила Бога!
— Она низвергла ее на алтарь!
— Это чудо.
— Горит Диона!
— Пылает среди своих волос!
— Горит среди своих ароматов!
— Диона!
— Горит Диона!
— Вдова! Жертва объята пламенем!
— Хвала Богу! Хвала Единому!
— Христос побеждает!
— Христос царит!
— Это чудо!
— Охвачена вихрем огня!
— Горит Диона! Аллилуйя!
— Крест на корме, на носу — Евангелие, дева — на мачте! Аллилуйя!
— Отчизна на корабле!
— Аллилуйя!
— Отчизна на корабле!
— Отчизна на корабле!
— Христос царит!
— Христос и святой Марк! Христос и святой Эрмагора!
— К воде! К воде!
— Сдвигай! Тащи!
— Отталкивай!
— О, Гратико, искупление!
— Сверши искупление!
— В Александрию!
— В Александрию!
— В Фаро!
— Добудь тело евангелиста!
— Вернись со святым телом и будешь чист!
— О, Господи, освяти корабль!
— Боже сильных, освяти корабль!
— Царь морей, освяти корабль!
— Аллилуйя!
— Аллилуйя!
— Христос побеждает!
— Господь, освободи Адриатику!
— Освободи для своих людей Адриатику!
— Сделай всю Адриатику отчизной Венетов!
— Аллилуйя!
— Аллилуйя!
— Христос царит!
— О, Боже, Ты призвал нас к свободе!
— Храни, о, Боже, свободу Венетов!
— Упрочь нашу свободу!
— Аллилуйя!
— Аллилуйя!
— Христос и народ!
— Христос и святой Марк! Христос и святой Эрмагора!
НОВЕЛЛЫ
Перевод Н. Бронштейна
Накануне похорон
На постели, почти в самой середине комнаты, лежало уже совершенно одетое тело скончавшегося городского головы Биаджо Мила, лицо покойника было покрыто платком, смоченным водой и уксусом. В той же комнате, по обе стороны постели, сидели жена и брат покойного.
Розе Мила можно было дать около двадцати пяти лет. Это была цветущая женщина с прекрасным цветом лица, несколько низким лбом, длинными изогнутыми бровями и большими серыми глазами, зрачки которых напоминали агаты. У нее были густые длинные волосы, непокорные локоны которых почти всегда закрывали затылок, виски и даже глаза. Вся фигура ее дышала чистотой и здоровьем, свежая кожа пахла вкусными фруктами.
Священник Эмидио Мила был приблизительно тех же лет. Это был худощавый человек, с лицом бронзового цвета, какое обыкновенно бывает у человека, живущего в деревне под зноем палящего солнца. Мягкий рыжеватый пушок покрывал его щеки, крепкие белые зубы придавали его улыбке мужественную красоту: его карие глаза порой сверкали подобно двум новеньким червонцам.
Оба молчали: она перебирала пальцами стеклянные четки, а он смотрел, как они мелькали. Подобно всем нашим сельским жителям, они были совершенно равнодушны к тайне смерти.
— Какая душная ночь, — сказал Эмидио и глубоко вздохнул.
Роза подняла глаза, соглашаясь с ним.
Низенькая комната освещалась колеблющимися от малейшего движения воздуха огоньками восковых свечей. Тени то собирались в углу, то бегали по стене, покрывая ее причудливыми силуэтами. Окна были открыты, но решетчатые жалюзи оставались затворенными.
Время от времени белые кисейные занавески колыхались, словно от чьего-то дыхания. Тело Биаджо, казалось, покоилось сном на чистой постели.
Слова Эмидио потонули в молчании. Женщина снова наклонила голову и начала медленно перебирать четки. На ее лбу заискрилось несколько капель пота: она тяжело дышала.