Вторая жена (ЛП)

— Я до сих пор оплакиваю Натана. Его потеря камнем лежит у меня на сердце. Эта боль словно приступ невралгии.

— Я знаю, — сказала я.

Мы могли спросить друг друга: «Плачешь ли ты о нем, как я?»

— Ты не ответила на мой вопрос.

— И не собираюсь отвечать.

Я прикусила губу.

— Скажи мне, Роуз. В чем ты была согласна с Натаном?

— Он сказал, что ты амбициозна.

— Он тоже был таким в моем возрасте. И ты была такой же. Вы поссорились с ним, когда ты решила вернуться на работу.

Рука на груди сжалась в кулак.

— Сейчас это не имеет значения. Это старая история, и я не хочу ее вспоминать.

— Старая для тебя, может быть. — Я на секунду закрыла глаза. — Но Натану это не нравилось, и это было источником ссор.

— Ради Бога, Минти, что ты хочешь?

— Я полагаю… — со вздохом сказала я… — я хочу сказать, что он не был по-настоящему счастлив со мной. И он жалел, что оставил тебя. — Я поколебалась, но слова рвались даже сквозь стиснутые зубы. — Он вернулся в твою постель? — Роуз то ли вздохнула, то ли засмеялась, но я продолжала настаивать. — Натан был у тебя много раз, прежде, чем он… — Да, он тоже слышал этот тихий смех, прикасаясь к Роуз. Он слышал ее дыхание ночью, слышал, как она чистит зубы в ванной, наливает воду в чайник… — Просто один маленький шаг в ваше прошлое… — Роуз подняла руку, чтобы остановить меня, но я продолжала. — Я никогда не могла заменить ему тебя. Я никогда не могла сравниться с тобой. Ты всегда была впереди меня, Роуз. Всегда.

— Прекрати, Минти.

Мне хватило ума подчиниться. Роуз криво улыбнулась.

— Я хочу невозможного.

Мы часто вспоминали эту поговорку в офисе тогда, много лет назад. Таймон, редактор еженедельника, всегда хотел то больше книг, то меньше книг, то других книг. Я тоже хотела невозможного, хотя свое «хочу» я все-таки получила. Она продолжала:

— Когда Натан сказал мне о своем романе с тобой, я спросила, зачем он вообще мне об этом рассказывает. Если заводишь связь на стороне, будь очень хитрым и осторожным. Я до сих пор так считаю.

— Тем не менее, я должна знать.

Роуз уже не улыбалась. Она наклонилась ко мне, я чувствовала запах жасмина.

— Я не должна тебе ничего говорить, Минти. — Она говорила без злобы, очень мягко. — Ты давно потеряла право на мое доверие. Мне нечего обсуждать с тобой, и я, конечно, не должна помогать тебе разбираться в твоей жизни.

Она встала и скрылась за дверью, а потом вернулась с бутылкой и бокалами.

— Лучше попробуем вино. Хэл привез его из Италии.

Когда я протянула руку за бокалом, ткань блузки врезалась в кожу под мышкой.

— Ребята о тебе часто спрашивают.

Быстрая, как молния, вспышка радости озарила ее лицо.

— Ребята… — она проговорила с каким-то собственническим и нежным чувством. — Они такие сладкие.

Мой материнский инстинкт уже шипел мне в уши: «Прочь от моих сыновей». Я была неправа, я знала. Я смотрела на свои руки и пыталась овладеть собой.

— Старые друзья и привязанности. Ты помнишь? Мы говорили о них на том ужине, когда я познакомилась с Натаном. Как трудно избавиться от них.

Она мрачно усмехнулась.

— Поверь, я могла бы избавиться от тебя, Минти. Вообще без проблем. И это не заняло бы много времени.

Я поняла, что она имеет ввиду, и покраснела — не от злости, от отчаяния. Как женщина, укравшая ее мужа, я была виновна и не заслуживала снисхождения. И все-таки, много лет назад я видела, как она приходит в офис расплывшейся розовой помадой на губах, жалуясь на Натана и детей, который что-то требуют, создают сложности, приносят проблемы. Так что мое преступление можно было переквалифицировать.

Я допила свое вино и оглядела комнату. Выдержанная в спокойной цветовой гамме с преобладанием цвета магнолии и топленых сливок и с несколькими яркими пятнами синего, она отражала то, какой стала Роуз. Это была каюта корабля, полностью удовлетворявшая вкусам пассажира.

— У жизни в одиночестве есть свои преимущества, — заметила я.

Она поняла, что я имею ввиду.

— На самом деле, да.

Мы обменялись взглядами. Как ни странно, мы все еще понимали друг друга. Роуз опустила бокал и сказала:

— Мы с Натаном были женаты очень долго. Мы так хорошо знали друг друга, так же, как… ты и я. Нам легко было разговаривать. — Она встала и подошла к окну. — Такой была наша жизнь, пока не пришла ты. Возможно, я была слепа и не видела недостатков нашего брака, но он работал, пока ты не разбила его. Тогда мы открыли глаза и покинули наш дом. — Она повернулась и смотрела на меня, спокойная и уравновешенная. — Тебе придется признать, что я не должна тебе ничего, Минти. Ни объяснений, ни доверия.

— На Натан приехал сюда, потому что хотел доверия и покоя, — воскликнула я. — Он не нашел их со мной. Ваша постель была бы естественным продолжением ваших бесед.

Она коснулась занавески лбом.

— Может бы, — вздохнула она. — Почему бы тебе не остановиться сейчас и не уйти.

— Потому что я зла на тебя, Роуз. Но я зла и на Натана.

Она резко повернулась на каблуках.

— Разве ты не говорила мне много раз, что Натан теперь мертвее мертвого? Не так ли? Со всей своей материалистической трезвостью?

— Да, говорила.

=Тогда оставь его в покое. Дай ему немного мира.

— Ты права. Мне нечего здесь делать.

— Довольно, — холодно сказала она. Она налила себе второй бокал вина и прижала его к груди. Я не шевелилась, и она напомнила. — Ты не собираешься уходить?

Что говорилось в руководствах самопомощи о ситуациях, когда вторая жена должна извиниться перед первой. В этих книгах, внушающих людям иллюзию, что они могут контролировать свою жизнь, сказочные фантазии о разрешении, прощении и прочих воздушных замках.

— Я хочу попросить у тебя прощения, — призналась я. — Я не понимала, что делаю, пока не вышла замуж за Натана и не родила мальчиков. Только тогда я поняла, насколько реальность отличается от ожиданий, и насколько разочарован бывал Натан… иногда. Иногда он так смотрел на меня, что я чувствовала, как он ненавидит себя за то, что сделал. То есть, я не была ему безразлична, но он понял, насколько ему дорого то, что он разрушил.

Натан плохо поступил с Роуз. Я плохо поступила с Роуз. Я уже знала, что наказание может свершиться через много лет после преступления. Ни одно из руководств об этом не упоминает. Это слишком сложный вопрос.

— Бедняжка Минти, — сказала Роуз, ее ирония задела меня за живое. Она по-прежнему держала бокал в руке и смотрела перед собой. — Я не была рада ему, — призналась она. — Он причинил мне столько боли. Иногда мне казалось, что от этой боли я умру. Ну, ты же знаешь старую мудрость: «И это пройдет». Это правда, все проходит. И слава Богу. Когда он появился здесь в день своей смерти, я не слишком обрадовалась ему. На самом деле, я не хотела видеть его здесь. Я была занята. Он это понял и был разочарован. У меня не было желания впускать его в мою жизнь. Я так долго была свободной, и проблемы Натана уже не были моими… Я больше не могла уделять ему внимания, не так, как он хотел… На самом деле, сейчас я виню себя за это…

— Это ужасно, — прошептала я, — ужасно чувствовать, как умираешь, никому не нужный…

Она поперхнулась.

— Ради Бога, Минти, он бросил меня ради тебя. Помнишь? — Она повернула ко мне измученное лицо. — Помнишь?

— Я думаю об этом большую часть времени. Никогда столько не думала, как сейчас.

Роуз кивнула с видимым усилием.

— Теперь у тебя есть дети, ты можешь понять. Сэм и Поппи страдали. Ты, вероятно, думаешь, что они были достаточно взрослыми, но это не так. Им было плохо. Я обвиняю Натана в этом. Я ничего не могла сделать, чтобы помочь им. Сейчас ты не можешь перенести свой гнев и разочарование на своих детей. — Она крутила бокал в пальцах. — Я не позволю тебе.

Крошечная жилка билась на виске Роуз. Я уставилась на пустой экран телевизора в углу комнаты.

— Я искренне сожалею о Сэме и Поппи, — сказала я и добавила, — Поппи не давала мне спуску. Она настоящий боец.