В мире исканий(изд.1949)

— Совершенно верно! — горячо поддержал дирек­тор. — Самое настоящее воровство, с которым мы встречались уже неоднократно.

— Удивительное дело! — продолжала Конева, расха­живая по кабинету. — Огромное большинство дореволю­ционных русских изобретений имело именно такую судь­бу. Слабо развитая промышленность не успеет освоить изобретение, а за границей — пожалуйста, все готово. Только уже считается не наше, а какого-нибудь там Маркони или Эдисона… Ну, а теперь я вас спрашиваю, зачем торопиться, когда наша промышленность может освоить немедленно все, что хотите! Зачем публиковать то, что не получило еще применения в нашей стране! Чем можно объяснить поспешность с публикацией, как не желанием прославиться как можно больше и как можно скорее! А ты говоришь — самолюбие, авторитет! Надо принимать самые срочные меры к быстрейшему, окончанию машины. Почему Витовский не хочет слы­шать о каких-либо других технических решениях, кроме тех, которые он предлагает сам? Тоже самолюбие? Надо экспериментировать как можно шире, как можно больше…

Директор молча нажал кнопку, укрепленную на его письменном столе. В комнате рядом задребезжал элект­рический звонок. Через несколько секунд в дверях по­явилась секретарша.

***

Баянову приходилось итти против ветра.

Мокрая земля клеилась огромными комьями к про­сторным резиновым сапогам. Глухой, тянущей болью ны­ла нога.

— Не растворилась… — тихо шептал про себя Бая­нов, вытирая с лица капельки пота, охлажденные ветром. — Не должна раствориться… Еще успею…

Вот уже близко знакомое место. Оставалось идти совсем немного.

Странные вещи происходят, когда у человека высо­кая температура. Иногда мысли путаются, сознание проваливается и все представляется в необычайном, не­естественном свете.

Бывает и наоборот. Четко и необыкновенно остро ра­ботает мысль. Вспоминаются давно забытые вещи в мельчайших подробностях. Именно это происходило с Баяновым, когда он поднялся с постели.

Мысль, родившаяся только что, казалась такой реальной и ощутимой, что он забыл о своей высокой температуре и боли в ноге.

Ему казалось, что нужно проверить немедленно, и он решил сейчас же отправиться в поле. Именно немедлен­но! Боль в ноге? О, это пустяк…

Конечно, Баянов не совершал ничего героического, но то, что он делал, было продиктовано благородным поры­вом — желанием как можно скорее принести пользу сво­ей родине.

Говорят, что люди при высокой температуре очень часто открывают свои сокровенные мысли. На этот раз больной открывал свои сокровенные чувства.

Вскоре Баянов увидел впереди себя черное, как бы обожженное место, заметно выделявшееся среди светлых коротких стеблей, оставшихся от скошенной ржи.

Инженер ускорил шаг и, хромая, приблизился к чер­ному пространству. Он наклонился и, превозмогая боль, начал внимательно присматриваться.

Его внимание остановилось на небольшом каменном слитке, как бы врытом в землю. Вокруг камня чернела земля, опаленная и превращенная в жидкую грязь, от которой сильно пахло гарью пожара.

— Это он! — пробормотал Баянов, наклоняясь над каменным слитком.

Поверхность камня блестела и искрилась в лунном свете тысячами мелких искр. Казалось, что ее посыпали бертолетовой солью, как это часто делается на елочных украшениях.

— Превосходно! — радостно вскрикнул Баянов, ощу­пывая камень рукой. Затем из кармана был извлечен перочинный ножик, и камень был испробован на прочность. Стальное лезвие беспомощно скользило по твердой поверхности.

— Превосходно! — еще раз закричал Баянов и при­нялся с ожесточением наносить удары ножом по стекло­видной поверхности. Из-под руки инженера замелькали мелкие брызги красных искр. — Вот какие у нас будут дороги! Вот какие!.. — не унимался Баянов, наклоняясь все ниже и ниже. — Каменные будут дороги! Каменные! Вечные!

Дул сильный осенний ветер, подымая мелкую рябь в хо­лод­ных лужицах. Глухо разносились вокруг цокающие удары. Стоя на коленях посреди поля, инженер продол­жал бить по кам­ню.

Наконец он поднялся и тихо поплелся по направле­нию к ин­ституту.

Хромая, он прошел через проходную будку мимо удив­лен­ного вахтера и направился на территорию, на­званную по­че­му-то “задним двором”. Тут находилось це­лое скопление раз­лич­ных дорожных машин, давно про­шедших испытания и пе­ре­делки и большей частью уже негодных. Только некоторые из них хранились под наве­сом, большинство же лежали под от­кры­тым небом, по­луразобранные и заржавленные.

Баянов внимательно осмотрел кладбище механизмов, ос­вещенное ярким лунным светом, и наконец остановил­ся пе­ред одной громоздкой и сложной машиной.

Это была одна из последних неудачных моделей ин­же­не­ра Витовского. Баянов долго ходил вокруг маши­ны, раз­гля­ды­вая ее со всех сторон. Иногда он прибли­жался к ней вплотную, прикасался руками к рычагам, пытаясь стронуть их с мес­та.

Он не знал, что из окна рядом стоящего жилого кор­пуса за ним внимательно наблюдает инженер Витовский.

***

Совещание, собранное в просторном кабинете дирек­тора, не было многолюдным. Тут находились лишь са­мые необходимые люди. И поэтому странным показалось Витовскому, что среди присутствующих находятся Баянов и Петров — инженеры, не имеющие прямого отношения к разработке его машины.

— Владимир Александрович, прошу вас! — провоз­гласил директор.

Инженер Витовский обвел присутствующих своим добродушным и лучезарным взглядом и начал доклад:

— Вот уже прошел почти месяц с тех пор, как мы последний раз собирались с вами по поводу моей маши­ны. Что, собственно говоря, изменилось за это время? А изменилось, товарищи, за это время очень мно­гое… Я не буду останавливаться на всех трудностях, с какими мне приходилось сталкиваться. Трудностей много, и вы их отлично понимаете. Они неизмеримо сложнее тех, которые мне приходилось преодолевать при конструировании железнодорожной путеукладывающей машины “Вперед”. Там было совсем другое дело…

— Владимир Александрович, может быть, вы лучше расскажете о трудностях, с которыми вы встречаетесь сегодня? — вежливо прервал его директор.

— Простите, пожалуйста. Меня, представьте себе, все время тянет на сравнение. По правде сказать, оно понятно: ведь работа с машиной “Вперед” считается классической. Да… Так вот, значит, о трудностях… Ни­как не могу добиться, чтобы электроды равномерно и плотно прилегали к земле. Дорожное полотно, оставляе­мое машиной, благодаря этому получается непрочным, пористым и местами весьма рыхлым. Да, именно рых­лым! Вот тут недавно назначалось очередное испытание.

Так я, представьте себе, отменил. Отменил потому, что, подумав внимательно, пришел к заключению — опять получились электроды неудовлетворительной формы! Все это не то… Надо конструировать другие, более обтекае­мые. Да… Так вот я и говорю: как только преодолеем все эти мелочи, так сразу дело у нас сдвинется с мерт­вой точки…

Витовский безмятежным и радостным взглядом еще раз оглядел всех присутствующих, словно говоря: “Ми­лые вы мои, как приятно иметь дело с такими хорошими людьми! И я хороший, и вы хорошие, и все кругом хо­рошо”.

Однако не очень любезными выглядели на этот раз эти милые и столь хорошо знакомые Витовскому люди. Некоторые отворачивались, встречаясь взглядом с Ви­товским. Другие смотрели на него холодно.

— Ваш доклад, Владимир Александрович, к сожале­нию, не носил инженерного характера, — осторожно за­метил директор. — Мы ждали от вас технических дета­лей и подробностей, изучив которые можно было бы оказать вам нужную помощь.

Круглое лицо Витовского поскучнело, правда на одну секунду, а потом оно опять засияло ласковой улыбкой.

— Помощь! — воскликнул он, удивленно всплеснув руками. — Приятно слышать! Но какую, собственно говоря, помощь можете вы оказать в данном случае? Опыта в конструировании подобных машин ни у кого нет. Даже и заграница, как вы знаете, в этом призна­лась. Кто же, вы меня простите, будет указывать, как изменить ту или другую деталь? Пожалуйста! Я рад! Существуют по этому поводу какие-нибудь предложе­ния?