Каменные скрижали

— Хорошо, — Иштван кивнул головой.

Они вышли на солнце. Тереи было неприятно, что он позволил себя захватить врасплох.

Навстречу им семенил Михай, сынишка шифровальщика, в расстегнутой пижамке и с тростниковой шляпой на голове. На веревочке он тащил жестяную коробку.

Поскольку в посольстве других детей не было, Михаю приходилось придумывать самому себе всякие удивительные игры, он постоянно пропадал в гараже, наблюдая как работает шофер. С утра мальчик четыре часа проводил в школе, которую вели монахини. Там он быстро научился болтать по-английски, а от сверстников-индийцев и на хинди. Мать часто брала его с собой на базар в качестве переводчика, поскольку он знал языки лучше нее. «У него талант, — гордилась она сыном, — что при нем скажут, он тут же запоминает, так что нужно остерегаться…»

— Намасте-джи[11],— поприветствовал их мальчик.

— Что там у тебя в коробке, Михай? — прижал его к себе Иштван.

Малыш поднял головку, прильнул к Тереи, шурша полями большой шляпы.

— Автобус, везу птичек в тень.

— Ты их вырезал из бумаги?

— Нет, они живые.

Он поднял коробку и подал ее Тереи.

— Приложи, дядя Пишта, к уху, услышишь, как они скребутся. И ты тоже, — обратился он к Ференцу, — только не открывайте, а то птички улетят.

У Иштвана защемило сердце от тоски по сыновьям, растрогало доверие Михая. Тень от шляпы, раскрашенной красными зигзагами, падала на загорелую мордашку мальчика.

В коробке что-то постукивало, когда он ее поднес к уху. Ференц не выдержал и открыл крышку, оттуда вылезли два больших кузнечика, открыли ржавого цвета крылья и улетели с громким жужжанием в слепящее небо. Кузнечики упали где-то высоко во вьющиеся растения, под их тяжестью они заколыхались, словно от легкого дуновения ветерка.

Михай вовсе не выглядел огорченным, его скорее смешило удивление секретаря.

— Я же говорил, что они улетят.

— Это кузнечики.

— Нет, птички, — упрямился он. — Правда, дядя Пишта?

— Конечно, птички, у господина Ференца нет очков, вот, он и не видит.

— Это как с Господом Богом, — сказал мальчик серьезно. — Сестры говорят, что Он существует, а папа говорит, что Его нет. Видно, у папы тоже нет очков.

— Только сбивают с толку детей, — возмутился Ференц. — Ясно, что никакого Бога нет, — он считал нужным объяснить мальчику его заблуждения.

Ты всегда говоришь наперекор, — засмеялся Тереи, — ясно, Бог существует. Только не каждый Его видит, а даже тому, кто видит, удобнее делать вид, что Его нет.

Ференц тяжело вздохнул и бессильно опустил руки.

Ведите теологический диспут без меня. Слишком жарко. А как договоритесь, то загляни, Иштван, ко мне: Я хочу тебе кое-что сказать с глазу на глаз.

Секретарь ушел, тихо ступая, солнце жгло немилосердно, даже тень, казалось, становилась меньше от жары.

— А сейчас давай выпустим остальных кузнечиков, иначе они зажарятся от этого зноя.

— Птичек, — поправил его Михай. — Ты же видишь.

Из-за угла вышел Кришан. В белой рубашке с неровно закатанными рукавами, в полотняных широких брюках он выглядел как тысячи других мужчин на улицах Нью-Дели. Несмотря на худобу, у него были сильно развитые мышцы на руках. Стройный, сильный мужик. Большой золотой перстень на пальце правой руки и часы напоминали, что он хорошо зарабатывает. Шофер шел, немного сгорбившись, по его выразительному лицу было видно, что он подавлен.

— Кришан, товарищ Ференц хотел с тобой поговорить.

— Я как раз от него иду, сааб, но что мне делать, если полиция меня еще раз вызовет?

— Ведь ты уже дал показания. И подписал.

— Да, — он жалобно смотрел на Тереи.

— Держись того, что сказал.

— Сааб знает все? Тереи кивнул головой.

— К вечеру машина уже будет готова.

— Не беспокойся, все забудется. Только будь осторожен. И не слишком болтай.

— Знаю, сааб. Секретарь предупредил.

Кришан тяжело повернулся и направился в сторону флигеля. Иштвану показалось, что водитель ждет утешения. Он смотрел так, словно искал понимания и спасения… Но Тереи вспомнил указания Ференца и пожал плечами. Кришан во время войны был в Африке, у парня есть опыт, не ребенок же он, должен знать, что делает. Какое, в конце концов, мне дело? У него жена, пусть она его и утешает.

Михай поглядел на индийца.

— Кришан грустный. Почему, дядя Пишта?

— У него сломался автомобиль.

Мальчик шел за ним, громыхая жестяной банкой, которую он волочил за собой.

— Дядя Пишта, — он схватил советника за руку горячей, влажной ладошкой, — это правда, что у тебя есть кенгуру?

Тереи удивленно остановился, его немного злила атмосфера сплетен, царившая в посольстве, но в то же время и смешила.

— Мама говорила, что видела тебя в Джантар Мантар с твоим кенгуру. Я так хотел бы ее увидеть. Ты мне покажешь?

— Покажу, только ты никому не говори. Это будет наша тайна.

Потянув за поля, он надвинул шляпу мальчику на нос, а сам вошел в душное здание посольства. Он хотел пройти мимо кабинета Ференца, но двери были предусмотрительно открыты, а секретарь радушно приглашал:

— Зайди, ты мне очень нужен.

Ференц встал из-за стола, прикрыл двери, и, как бы желая выиграть время, предложил сигарету. Иштван внутренне напрягся.

— Ты много заказал ящиков виски у Гупты? — начал секретарь.

— Какое тебе дело? И за это вы меня тоже осуждаете?

— От этой жары все друг на друга бросаются, ты тоже становишься раздражительным. А я хочу, чтобы ты для меня взял несколько ящиков. Просто я слишком много в последнее время заказывал, а мне не хочется обращать внимание таможенников.

— В последний месяц я вообще ничего не брал.

— Значит, я правильно сделал, заполнив бланк заказа. Ты только подпиши, а об остальном я с Гуптой договорюсь, не беспокойся.

— Зачем тебе столько алкоголя? — удивился Тереи, подписывая бланк.

— В ящике дюжина бутылок. Я здесь сижу больше тебя на целых два года, у меня множество знакомых… И каждый хочет что-нибудь получить от иностранного посольства. Виски — самый лучший подарок. Особенно после того, как поднимут пошлины. Понял?

— Вот теперь понятно, — улыбнулся Тереи. — Разумеется, я не считаю, что ты пьешь в одиночку.

Ференц искренне рассмеялся. Они расстались, очень довольные друг другом.

Иштван вернулся в свой кабинет, чтобы написать письмо в «Times of India», надо было выразить протест против злобных публикаций о Венгрии, перепечатанных вслед за американским агентством. Такое письмо имело шанс быть напечатанным в рубрике: «Беседы с читателями», но лучше, если бы его подписал человек, не работающий в их посольстве. Может, Рам Канвал? А может, сам Виджайяведа? Маргит он не хотел впутывать в политические интриги.

Взволнованный повар доложил ему, что в его отсутствие были два очень важных звонка.

— Я записал на бумажке, — он опустил со лба очки в проволочной оправе, пытаясь по слогам прочитать свои каракули, — Сэр Виджайяведа напоминает о приеме по случаю возвращения молодой пары. И миссис, вернее, мисс, — поправился он, сверкая большими грустными глазами, — у меня тут записано… Тоже спрашивала, когда вы будете дома.

— Но кто?

— Здесь я вроде бы ошибся, не могу прочитать, — он распрямлял мятую бумажку, — но это был важный телефон. По-английски.

Может, Грейс хотела узнать, придет ли он? Лучше там вообще не показываться. При мысли о том, что придется с ней встретиться, его охватывали беспокойство и стыд. Как с ней говорить, чтобы ее не обидеть? Обойти все молчанием? Она сама решит, покажет, как себя вести, тембром голоса, взглядом, тем, как подаст руку. Лучше бы вообще избежать встречи, но в то же время он понимал, что в корне изменить свое поведение было бы еще труднее, просто глупо, пришлось бы объясняться с раджой и Виджайяведой.

Едва он сел за стол, застеленный льняной скатертью, и Перейра достал грейпфрут из холодильника, Тереи тут же заметил, что в комнате произошли какие-то изменения. Вначале Иштван не мог понять, в чем дело, потом обратил внимание на то, что на полу лежит бело-голубой ковер, пушистый, как мох в буковом лесу.

11

Намасте-джи — здравствуйте, почтеннейший.