Глаза ворона

— Что собираешься делать? — Северянин зашагал рядом с гор-над-четцем.

— Расскажу Скавру все как было. Если кого и надо казнить, так это меня, а не Слепого.

— Тебя-то за что? — удивился Токе.

— За слабость, — Элиас поднял на парня свои ореховые с зеленоватыми крапинками глаза, которые Токе впервые рассмотрел по-настоящему, и толкнул дверь в контору. Горец оглянулся. Лилия, Аркон, Бекмес и Вишня стояли у подножия лестницы и смотрели вверх. Выбирая меньшее из двух зол, Токе шагнул в закрывавшуюся дверь. На удивленный взгляд Элиаса он шепнул:

— Тебе может понадобиться свидетель.

ГЛАВА 8,

в которой Каю наносят визит

В карцере было темно. Только из-под не плотно пригнанной двери просачивались тонкие лучики дневного света, тут же рассеивавшиеся в окружающей мгле. Но Каю не нужен был свет. Идти ему было некуда. Его движения ограничивал металлический брус с кольцами, удерживавшими ноги в одном положении, крепко прижатыми к полу. Кай мог только сидеть или лежать, вытянувшись на спине. Он знал, что его держат на месте невидимые в темноте колодки. Но после многих часов в непроницаемом мраке начинало казаться, что это всеобъемлющая тьма своей тяжестью придавила его к полу.

В этой темноте Кай нашел сокровище сомнительной ценности — время для размышлений. Казалось, все время со дня сотворения мира собралось здесь, рядом с ним, — черная змея, невыносимо медленно раскручивающая свои кольца в такт метаморфозам света под дверью карцера. Шел уже третий день заключения. За это время к Каю трижды приходил молчаливый охранник с водой и куском хлеба, которые он ставил так, что узник едва мог дотянуться до них из своего неудобного положения, и тут же уходил. Но тот, чьего появления ожидал заключенный, все не шел.

Кай был уверен, что Скавр захочет поговорить с ним и, возможно, содержание этого разговора определит его, Кая, судьбу. Если, конечно, Скавр еще не принял решения. Если это решение еще не поздно изменить. Потому что Кай не сомневался: как бы мясник ни был заинтересован в нем, своим поступком Кай толкнул себя на порог смерти… А Скавр был заинтересован, и еще как! Кай почувствовал это умело скрываемое ото всех нетерпение и любопытство в прикосновениях мясника на невольничьем рынке; в его испытующем взгляде из-за неплотно задернутой шторы в конторе, который Кай то и дело ловил на себе. Перед глазами Кая снова и снова возникало странное выражение, украдкой подсмотренное на лице мясника: как будто тот случайно обнаружил крупную жемчужину в навозной куче и боялся поверить, что это — подлинная драгоценность, а не окаменевший куриный помет.

Кай потратил немало времени, ломая голову над причиной этого интереса. Мог ли Скавр угадать его истинную природу и предназначение? Кай сразу же отмел эту возможность: его уникальная нечувствительность к магии была бесполезна для человека, живущего в мире без волшебства. Нет, озабоченный только собственной выгодой мясник искал в нем не это. Было бы лестно предположить, что своим профессиональным чутьем Скавр разглядел в нем великого гладиатора. Но Кай видел ветеранов на тренировке, их завораживающий танец со сталью: он мог бы многому у них поучиться. К тому же, решив держаться Токе, Кай не спешил выкладывать козыри из рукава и старался, по мере возможности и вопреки недовольству Яры, смешаться с толпой новобранцев… Пока происшествие с Элиасом не спутало его планы.

То, что Кай совершил, было смертельно рискованно. Но тогда, на плацу, он действовал инстинктивно, не раздумывая, уверенный в собственной правоте. Сомнения… Они пришли позже, подкрались, незваные, под покровом сплошной темноты, лишив его покоя. А тогда, в ярком солнечном свете, все было так просто и ясно, дерево меча безропотно подчинялось ему. Мертвая плоть когда-то живого организма послушно переломилась именно так, как Каю было нужно: послушно вошла в чужое податливое тело, забирая жизнь…

Но что, если он совершил ошибку? Что, если он переоценил Скаврову жажду славы и наживы? Что, если, вместо того чтобы приблизиться к выполнению своей миссии, он поставил ее под удар? Что, если, как тогда, в круге Шул-ла-рун, он запятнал себя кровью, пытаясь спасти того, кто был за пределами спасения?

Мастер выразился так туманно: «найди деревянный меч», «найди человека по имени Огонь». Теперь, когда господин был настолько далеко, что Кай едва ощущал его присутствие, у него оставались только эти загадочные слова. Можно ли сказать, что Кай выполнил первую часть поставленной задачи, став гладиатором? «Деревянный меч…» Да их полно на тренировочном дворе! Или… Мастер смотрел дальше, и пронзенный деревянным обломком Буюк был тоже частью плана? И сомнения Кая совершенно беспочвенны?

А как же тогда «человек-огонь»? Кай пока, как ни старался, не видел, каким образом мертвый Буюк приближал его, запертого в карцере, ко второй цели пребывания в Церрукане: ученичеству у Фламмы.

Возня и писк где-то справа, в темноте, отвлекли на мгновение Кая от его мыслей. Он бесшумно потянулся к пустой миске, невидимой в полном мраке, и запустил ее в сторону источника шума. Удар был метким: крыса недовольно взвизгнула, раздался короткий цокоток когтей по камню пола, и все стихло. Не хватало еще, чтобы вечно голодные твари обнаглели и отгрызли ему что-нибудь во сне!

Да, Фламма… Интересно, в школе ли он сегодня? О «человеке-огне» Кай услышал чуть ли не в первый же день от новобранцев, бредящих легендой Танцующей школы, да, пожалуй, и всего Церрукана. Большинство уже видели Фламму на тренировках, кое-кто наблюдал его поединки на арене. Из того, что поведала ему дюжина восхищенных и возбужденных голосов в столовой и общей зале, сложилась уверенность Кая в том, что это и есть тот наставник, который ему нужен.

Лучшего гладиатора Танцующей школы, звезду Минеры, прозвали Огнем за смертельную быстроту, непредсказуемость и многообразие стилей, которыми он владел. Фламма был фаворитом — любимцем публики, выставлявшимся на игры по ее желанию. Ему даровали меч свободы, но он оставался гладиатором и дрался на всех крупных аренах города. Скавр предлагал непобедимому бойцу стать доктором при школе, но Фламма отказался. Говорили, что раньше он брал отдельных учеников, но с тех пор, как последний из них, талантливый молодой Руслан, погиб на арене, он никого не тренировал.

Фламме было уже почти сорок — для гладиатора очень солидный возраст, тем более если он, как Огонь, начинал молодым. Фламма жил не в казармах, а в собственном доме с садом и тренировочным двором. В школе он появлялся всего пару раз в неделю, в основном для спарринга. Каждый раз это было событие, привлекавшее пристальное внимание братьев-гладиаторов, надеявшихся подсмотреть новые приемы, а может быть, даже удостоиться чести быть партнером Фламмы на этот раз. В такие дни школа испытывала особый наплыв гостей: знатных и просто тех, кто готов был расстаться с лишними деньгами, чтобы посмотреть на знаменитость в действии. Вот только, если Фламма и был сейчас на плацу, то от Кая он оставался так же далек, как и тогда, когда между ними пролегала пустыня…

Кай вздрогнул. Низкий рокочущий звук донесся до него сквозь толщу каменных стен карцера — это начинали свою ежедневную тренировку ветераны. Школа Скавра не случайно называлась Танцующей. Двое знаменитых гладиаторов древности, Шепот и Шелк, получивших свободу за свое мастерство и основавших школу, разработали уникальный «танцующий стиль» боя — с оружием и без. Все ветераны школы обучались этому стилю, и их тренировки проходили под музыку, образованную сочетанием ритма барабанов с их собственными голосами. Техника придавала немалое значение правильному дыханию, которое помогали ставить чередующиеся короткие и длительные выкрики. Каю довелось наблюдать «танец» ветеранов всего дважды, и то урывками — у новичков были свои занятия. Но он, как губка, впитывал в себя все увиденное, запоминая движения, их порядок, соотношения ритма музыки и дыхания…

Теперь, заслышав приглушенный каменной кладкой зов барабанов, он постарался освободить сознание от уже многократно продуманных за три дня мыслей и позволил ритму наполнить себя. Раз за разом он бросал свое тело вперед, едва не ударяясь лбом о сведенные от долгой неподвижности колени, а потом назад, касаясь затылком пола. Снова и снова — разгоняя застоявшуюся в скованных ногах кровь, согревая стонущие от боли мышцы. «Рен! Сен! Тха!»