Страница 5 из 141
Почему пал Багдад? Как он мог прийти к этой катастрофе? Летописцы, жившие в то время, а позже и мусульманские летописцы искали причины, виновных. Визирь ал-Алками должен ответить за все, говорили сунниты, так как он был шиитом (в 1257 году в Багдаде началась жестокая гражданская война между суннитами и шиитами). От таких разногласий страдал «город мира» уже в течение нескольких столетий. В 1257 году шиитский квартал ал-Кар был разграблен, не пощадили даже дома близких родственников визиря 18. У войска халифа, которое большей частью состояло из тюркских наемников, отняли — в связи с этими беспорядками? — военные ленные поместья. Повсюду в Багдаде с тех пор можно было натолкнуться на нищенствующих солдат. Народные поэты сожалели о гибели войска, оплакивали «ослабление ислама и мусульман». Визирь разрушил жизненные устои наемников и таким образом коварно отдал в руки татар царство халифа19.
Совсем иначе думает багдадский шиит Ибн ат-Тиктака (писал в 1302 году). Он называет халифа аль-Мустасима мягкосердечным идиотом, который проводил время с певцами и паяцами, изучал книги, конечно, не извлекая из этого никакой пользы. Он не имел вообще никаких способностей государственного деятеля; даже собственных сыновей не сумел обуздать. До аль-Мустасима (прав. 1226-1242) действовал хороший обычай: халиф своих собственных детей и ближайших родственников сажал в тюрьму. Аль-Мустасим простил своему старшему отпрыску Абуль-Аббасу то, что он был в большом почете у черни под именем Абу Бакр, затем организовал грабежи 1257 года20. Когда в Багдаде распространилась весть, что монгольское войско движется на восток, аль-Мустасим ничего не предпринял. Ибн ал-Алками все время заставлял пассивного медлительного халифа готовиться к войне, все было напрасно. Наконец, из Хамадана в Багдад много раз прибывали с предложениями посланники. Только тогда халиф снизошел до того, чтобы послать ответ, сдержанный и неоднозначный. Поэтому Хулагу решился идти войной на Ирак21. Ибн ат-Тиктака защищает визиря от обвинения в предательстве халифа и в том, что он отдал империю татарам, жаждавшим крови. Все предостережения и советы визиря не нашли отклика, так как аль-Мустасим, хотя и был расположен к своему визирю, допустил, что придворная клика отстранила Ибн ал-Алками от всех решений. Когда Хулагу стоял перед воротами Багдада, визирь первым должен был засвидетельствовать почтение хитрому завоевателю. Именно это толковали превратно сунниты как косвенное доказательство предательства22. Но Ибн ат-Тиктака уверяет: как раз то обстоятельство, что Ибн ал-Алками, которому содействовали ученый Насир-ад-дин ат-Туси, после этого быстро получил повышение по службе у Хулагу и был назначен правителем Багдада, доказывает, что визирь не был предателем, так как предателю Хулагу никогда бы не доверял23.
Подобные обоснования, составленные из анекдотов и слухов, вряд ли могут нас убедить. Они следуют из событий, происходивших непосредственно перед катастрофой, и отбираются в зависимости от того, рассказывает ли их шиит или суннит. Насир-ад-дин ат-Туси рассказывает дальше. Свое сообщение он начинает с размышлений, которые позволяют оправдать нападение. Хулагу даже считал, что нападение было вынужденным: монгол придерживался мнения, что Аббасиду нужно предъявить определенные претензии. Это позволило также Ибн ат-Тиктаке отметить, что аль-Мустасим сдерживал Хулагу. Конечно, ат-Туси и Ибн ат-Тиктака, будучи шиитами, осуждали аббасидского халифа и склонны были видеть в завоевателях своих покровителей24. А трагизм аль-Мустасима в том, что он, очевидно, не смог сделать правильные выводы.
«Когда самодержец мира, воплощение безопасности и спокойствия Хулагу-хан принял решение вторгнуться в страну исмаилитских еретиков, чтобы их искоренить, он отправил посланника к халифу: «Ты заявил, что тебе со мной по пути. Признаком того, что мы идем одним путем, является то, что ты поддерживаешь нас войсками, как только мы выступаем против врага». Сначала халиф был готов выполнить эту просьбу, но изменил свое мнение, когда ему возразили, что хитрый монгол хочет только лишить Багдад военной защиты, чтобы можно было его без опаски атаковать. После падения Аламута Ибн ал-Алками хотел помириться с монголом, передав свои извинения и ценные подарки. Но противники визиря подозревали, что он хотел спасти только собственный дом. Аль-Мустасим дал себя уговорить послать только малоценные дары. Разгневанный Хулагу потребо-иал, чтобы сам халиф или один из его высших придворных предстали перед ним. Только когда в Багдаде начались тактические маневры, Хулагу выступил из своего зимнего лагеря»25.
Но какому праву мог монгольский полководец требовать от халифа военной поддержки? Уже посол Абассида аи-Иаснра (прав. 1180-1225) ездил к монголам. Конечно, до ушей халифа дошло, что в Средней Азии образовалась новая сила, которая могла быть ему полезной в войне против хорезмских шахов, теснивших его империю с востока26. До 628 года (х)[5]* (начался 9.11.1230), сообщает летописец Ибн аль-Асир (1160-1233), проживавший вблизи Мосула, Аламут — тогда уже в союзе с Багдадом — гнал толпу вторгшихся в Северный Иран татар к последнему шаху Хорезма Джелал-ад-дину27; татары, таким образом, оказали услугу Аламуту и Багдаду.
Хорезм, цветущая страна на юге Аральского моря, уже при Чингисхане подвергся нападению монголов. Джелал-ад-дин упорно стремился создать противодействие захватчикам на севере и западе Ирана, включая и Азербайджан. При этом он вступил в конфликт с Исмаилитами и Аббасидами. Они, очевидно, надеялись с помощью монголов уничтожить интригана-шаха. В верхнем течении Тигра в 1231 г. он был задержан дозорным отрядом татар. Его последние отряды были рассеяны, он сам бежал, но вскоре после этого был убит курдскими разбойниками. Призывы к мусульманским правителям выступить против врага сообща не были услышаны. Немного позже, правда, Аббасиды и Исмаилиты поняли, что они ввязались из-за краткосрочной выгоды в азартную игру, развязка которой могла стать для них смертельной. Татары не удовлетворились захватом Хорезма. Уже в 1220 году некоторые из их отрядов продвинулись дальше на запад, обошли Каспийское море на юге и после этого вернулись через степи на восток. Ибн аль-Асир изображает потрясающую судьбу, которая выпала на долю городов Хамадана и Рея, но тут же замечает, что кучка чужого войска пополнилась мусульманами, которые участвовали в грабежах. Позже татары подошли второй раз; около 1225 г. начались в западном Иране и Азербайджане битвы между ними и Джелал-ад-дином. Он, как упоминается, не нашел поддержки, татары после его смерти смогли обосноваться там и в Южной Анатолии. Так в поле их зрения попал Багдад; в 1238 г. туда прибыл в первый раз монгольский посланник, который потребовал от Аббасидов подчинения28.
В 1246 году монголы выбрали нового великого хана — Гуюка. По этому поводу князья, которые поддерживали с ними отношения, отправили посланника в Каракорум, где встречались монгольские принцы. Список исламских правителей, которые послали туда представителей, был на удивление длинный. Он включал самых важных властителей Хорасана, северо-западного Ирана, Азербайджана, Луристана, Ширвана, султана сельджуков из Коньи — этот прибыл лично, князей Алеппо, Мосула, Эрзерума, Фарса и Кирмана, Исмаилитов Аламута, багдадского халифа, который послал своего старшего советника29. После вступления на трон Гуюк незамедлительно стал принимать меры, чтобы продолжить дело, начатое Чингисханом: завоевание Евразии. Один поход на запад он хотел возглавить сам, однако доверил главное командование сначала Элчи-гэдэю, племяннику Чингисхана, к которому должна была стекаться дань Сельджуков и грузин, Алеппо и Мосула. За этим, между прочим, наблюдали из Европы. Францисканец Джованни дель Карпини, который поехал по поручению папы Иннокентия IV в Каракорум, видел там коронацию Гуюка в 1248 году; через год после возвращения Джованни король Франции Людовик IX[6]* задержался в Никозии. Там он принимал посла Эльчигэдэя, передавшего написанное по-персидски письмо, в котором христианам в завоеванных монголами землях гарантировалась полная свобода вероисповедания. Эльчигэдэй хотел побудить короля Людовика к нападению на Египет, чтобы аббасидский халиф не мог ожидать оттуда никакой помощи. Главной целью похода Эльчигэдэя было, конечно, порабощение исмаилитов. Их посланников новый великий хан после торжества своего коронования отпустил домой «униженными» и «смиренными». К багдадскому верховному судье халифа отнеслись сначала с уважением. Он получил диплом, названный ярлыком. С принятием такого ярлыка отношение великого хана к получателю в глазах монголов было однозначным: последний подчинился30 и продолжал править как его вассал. Немного позже у верховного судьи халифа отобрали диплом и дали вместо него послание с угрозами халифу, на которого жаловался полководец Гуюка. О закулисной стороне этого происшествия мы ничего не знаем. Во всяком случае, с тех пор отношения Багдада с монголами не улучшились31. Напрашивается подозрение, что халиф и князь Аламута теперь испугались последствий своей попытки использовать татар в качестве инструмента против хорезмийцев. Как нужно было защищаться от злоупотребления властью монголами? И как нужно было дать понять тем неверным, что вербовка в союз, которую они превратно истолковали в соответствии со своей простой схемой разделения человечества на платящих дань «спутников» и на «врагов», была не чем иным, как порабощением?
5
* По мусульманскому летосчислению, ведущемуся от хиджры (х) — переселения Мухаммеда из Мекки в Медину 16 июля 622 г. — Прим. ред.
6
* Возглавил седьмой крестовый поход. — Прим. ред.