Страница 15 из 78
И съвокупився съ всеми князьми рускими и съ всею силою, и поиде противу их вборзе с Москвы, хотя боронити своея отчины. И прииде на Коломну, събра вой своих 100 тысящ и 100, опроче князей и воевод местных. И от начала миру не бывала такова сила рускаа князей руских, якоже при семь князи беаше. А всее силы и всех рати числомъ с полтораста тысящ или с двесте. Еще же к тому приспеша въ тъй чинъ рагозный издалечя великие князи Олгердовичи поклонитися и послужити: князь Андрей Полоцкий съ пльсковичи, брат его — князь Дмитрий Брянский съ всеми своими мужи.
В то же время Мамай ста за Доном, възбуявся, и гордяся, и гневаася, съ всем своимъ царствомъ, и стоя 3 недели. И прииде князю Дмитрию паки другаа весть: поведаша ему Мамаа за Дономъ събравшася и в поле стоаща, ждуще к собе на помощъ Ягайла с литвою, да егда сберутся вкупе, и хотят победу створити съ одиного. И нача Мамай слати къ князю Дмитрию выхода просити, како было при Чанибе-цари, а не по своему докончаниу. Христолюбивый же князь, не хотя кровопролитьа, и хоте ему выход дати по христианской силе и по своему докончанию, како с ним докончалъ. Он же не въсхоте, высокомысляше, ожидаа своего нечьстиваго съвета литовскаго.
Олегъ же, отступникь нашь, приединився къ зловерному и поганому Мамаю и нечьстивому Ягайлу, нача выход ему давати и силу свою к нему слати на князя Дмитриа. Князь же Дмитрий уведавь лесть лукаваго Олга, кровопивца христьянского, новаго Иуду-предателя, на своего владыку бесится. И князь же Дмитрий въздохнув из глубины сердца своего и рече: «Господи, съветы неправедных разори, а зачинающих рать ты погуби, не азъ почалъ кровъ христианскую проливати, но онъ, Святополъкъ новый! Въздай же ему, Господи, седмь седмерицею, яко въ тме ходит и забы благодать твою! Поострю, яко млънию, мечь мой, и приимеет суд рука моа, въздамь месть врагомъ и ненавидящим мя въздамь, и упою стрелы моа от крови их, да не ркут невернии „кто есть богъ их?“ Отврати, Господи, лице свое от них и покажи им, Господи, вся злаа напоследокъ, яко род развращаемь есть, и несть веры в них твоеа, Господи! И пролии на них гневъ твой, Господи, на языки, незнающаа тебе, Господи, и имени твоего святаго не призвашя! Кто богъ велей яко Богъ нашь! Ты еси Богъ, творяй чюдеса единъ».
И кончав молитву, иде к Пречистей и къ епископу Герасиму и рече ему: «Благослови мя, отче, поити противу окааннаго сего сыроядца Мамаа, и нечьстиваго Ягайла, и отступника нашего Олга, отступившаго от света въ тму». И святитель Герасим благословилъ князя и воя его вся поити противу нечьстивых агарянъ.
И поиде с Коломны с великою силою противу безбожных татаръ месяца августа 20, а уповая на милосердие Божие и на пречистую его матерь Богородицю, на приснодевицю Марию, призываа на помощь честный крестъ. И, прошед свою отчину и великое свое княжение, и ста у Оки на усть Лопастны, переимаа вести от поганыхъ.
Ту бо наеха Володимеръ, брать его, и великий его воевода Тимофей Васильевич, и вси вои останочныи, что были оставлены на Москве. И начашя възитися за Оку за неделю до Семеня дни в день неделный. И, переехавше за реку, внидошя в землю Рязаньскую. А самь в понеделник перебреде своимь двором. А на Москве остави воевод своих, у великой княгини Евдокеи и у сынов своих — у Васильа, у Юрья и у Ивана — Федора Андреевича.
И слышав в граде на Москве, и в Переаславле, и на Костроме, и в Володимере, и въ всех градех великого князя и всех князей руских, что пошол князь великый за Оку, и бысть в граде Москве туга велика, и по всемь его пределомъ, и плач горекъ, и глас рыданиа. И слышано бысть, сииречь высокых, Рахиль же есть, рыдание крепко, плачющеся чяд своих и с великимь рыданием и въздыханиемь не хотяше ся утешити, зане пошли с великымь княземь за всю землю Рускую на остраа копья! Да кто уже не плачется женъ онех рыданиа и горкаго их плачя, зряще, убо ихъ каяждо к себе глаголаше: «Увы мне! Убогаа нашя чада, уне бы намъ было, аще бы ся есте не родили, да сиа злострастные и горкыа печали вашего убийства не подъяли быхом! Почто быхомъ повинни пагубе вашей!»
Князь же великый прииде к реце к Дону за два дни до Рожества святыа Богородица. И тогда приспе грамота от преподобнаго игумена Сергиа, от святаго старца, благословенаа; в ней же писано благословение его таково, веля ему битися с татары: «Что бы еси, господине, тако и пошолъ, а поможет ти Богъ и святаа Богородица». Князь же рече: «Сии на колесницах, а си на коних. Мы же въ имя Господа Бога нашего призовемъ: „Победы дай ми. Господи, на супостаты и пособи ны оружиемь крестнымь, низложи врагы нашя; на тя уповающи, побежаемь, молящеся прилежно къ пречистой ти Матери“». И сиа изрек, начя полци ставити, и устрояше въ одежу их местную. Яко велики ратници, и воеводы оплъчишя своя полки, и приидошя к Дону, и сташа ту, и много думавше. Овии глаголаше: «Поиди, княже, за Донъ». А друзии реша: «Не ходи, понеже зело умножишася врази наши, не токмо татарове, но и литва, и рязанци».
Мамай же, слышав приход княж к Дону и сеченыа своя видев, възьярися зракомъ и смутися умомъ, и распалися лютою яростию, и наплънися аки аспида некаа, гневомъ дышуще, и рече: «Двигнетеся, силы моя темныа, и власти, и князи! И пойдемь, станемъ у Дону противу князя Дмитриа, доколе приспееть к намь съветникь нашь Ягайло съ своею силою».
Князю же, слышавшу хвалу Мамаеву, и рече: «Господи, не повелелъ еси в чюжь пределъ преступати, аз же, Господи, не преступих. Сий же, Господи, приходяще, аки змий к гнезду окаанный Мамай, нечистый сыроядець, на христианство дръзнулъ и кровь мою хотя прольяти, и всю землю осквернити, и святыа церкви Божиа разорити». И рече: «Что есть великое сверепство Мамаево? Аки некаа ехидна, прыскающи, пришел от некиа пустыня, пожрети ны хощет! Не предай же мене, Господи, сыроядцу сему Мамаю, покажи ми славу своего божества, Владыко! И где ти аггелстии лици, и где херувимское предстоание, где серафимское шестокрилное служение? Тебе трепещет вся тварь, тебе покланяються небесныа силы! Ты солнце и луну створи и землю украси всеми лепотами! Яви, Боже, славу свою и ныне, Господи, преложи печаль мою на радость! Помилуй мя, якоже помиловалъ еси слугу своего Моисеа, в горести душя възпивша к тебе, и столпу огньну повелелъ еси ити пред нимь, и морскыа глубины на сушу преложи, яко владыка сый и Господь, страшное възмущение на тишину преложилъ еси».
И си вся изрекши, брату своему и всемъ княземь и воеводамъ великимъ, и рече: «Приспе, братие, время брани нашея, и прииде праздникъ царици Марии, матере Божии Богородици, и всех небесных чинов, и госпожи всея вселеныа и честнаго еа Рожества. Аще оживемь — Господеви есмы, аще умремь за миръ сей — Господеви есмы!» И повеле мосты мостити на Дону и бродов пытати тое нощи, в канон пречистыа Божиа матере.
Заутра же в суботу порану, месяца сентября 8 день, в самый празник Госпожинъ, всходящу солнцу, и бысть тма велика по всей земли, и мгляно было бяше того утра до третиаго часа. И повеле Господь тме уступити, а свету пришествие дарова. Князь же великый исполчи полки своа велиции, и вся его князи рустии свои полкы устроивше, и великыа его воеводы облачишася въ одежда местныа. И ключя смертные растерзахуся, трусъ же бе страшенъ и ужасъ събраннымь чядомъ издалече от встока и до запада. Поидоша за Дон, в далняа чясти земля, и преидоша Донъ вскоре люто и сверепо и напрасно, яко основанию земному подвизатися от великых силъ. Князю же перешедшу за Донъ в поле чисто, в Мамаеву землю, на усть Непрядвы, Господь Богъ единъ вожаше его, и не бе с ним Богъ чюждь. О, крепкыа и твердыа дръзости мужъство! О, како не убояся, ни усумнеся толика множества народа ратных!
Се бо всташя на нь три земли, три рати: первое — татарскаа, второе — литовскаа, третие — рязанскаа. Но обаче всех сих никакоже убояся, ни устрашися, но еже к Богу верою въоруживься и креста честнаго силою укрепився, молитвами святыа Богородица оградився, и Богу помолися, глаголя: «Помози ми, Господи Боже мой, спаси мя ради милости твоеа, вижь — врагы моа яко умножишася на мя. Господи, что ся умножишя стужающеи мне? Мнози въсташя на мя, мнози борющеся со мною, мнози гонящеи мя, стужающеи ми, вси языцы обыдоша мя, именем Господнимь противляхся имъ».