Операция «андраши»

Сегодня мы не знаем, о чем расскажут новые книги Бэзила Дэвидсона. Но несомненно одно — это будут книги честного художника, связавшего свое творчество с тревогами и надеждами нашей эпохи.

Николай Пальцев

ПРОЛОГ

ВАЛЕ И ДИМЕ

Для чего бы человеку

Торопиться умереть?

Одиночество творит с человеком странные вещи. А может быть, одиночество — только удобное объяснение. Том Блейден и Руперт Корнуэлл, бесспорно, отличались некоторыми странностями, но в чем тут было дело, вы сможете решить сами. Ведь это они (во всяком случае, с нашей стороны) провели знаменитую операцию по спасению Ференца Андраши в самый разгар развязанной Гитлером войны, и вот теперь наконец можно рассказать всю историю подробно.

Ее начало стало мне известно только потому, что в 1943 году я занимался подготовкой радистов для отправки со специальными заданиями в оккупированные Гитлером европейские страны. Их могли послать куда угодно, этих молодых ребят. От них требовалась высокая квалификация, от них требовалась железная закалка. Ну и, конечно, их всегда не хватало.

Хотя союзники тогда уже высадились в Италии, работал я все еще в Египте. Как и представитель генерального штаба Билл Кларк, ведавший этими секретными заданиями. Он формировал свои маленькие группы в Каире, сажал их в Дерне или в Бенгази в «галифаксы», и на той стороне Средиземного моря, когда бомбардировщик проходил, например, над Грецией или Югославией, они в указанном месте прыгали вниз.

Как-то в конце сорок третьего Билл Кларк позвонил мне и срочно потребовал еще одного радиста.

Помнится, я ответил:

— Ничего не выйдет. Ни одного нет и раньше, чем через месяц, не будет.

— Вы не могли бы заглянуть ко мне? — спросил Билл. — Его надо найти.

И он объяснил. Далеко за Средиземным морем, далеко за Балканскими горами, далеко-далеко среди равнин Центральной Европы венгр по фамилии Андраши ждал, чтобы его спасли. Я, конечно, не имел ни малейшего представления, кто такой Андраши и почему было так важно его спасти. Но Билл об этом кое-что знал. Андраши был, по-видимому, знаменитым ученым.

— В какой-то там атомной физике, — добавил Билл. — Ну да суть не в этом. Лондон требует вывезти его. И поскорее.

— Так за чем же дело стало?

— Я сейчас вам покажу.

Билл подвел меня к большой настенной карте.

Поперек этой карты оккупированной Гитлером Европы тянулась толстая голубая линия, обозначавшая реку Дунай.

— Ну, до его южного берега, — объяснил Билл, — у нас все в порядке. Там действуют югославские партизаны, которых мы снабжаем. Но вот по ту сторону этой черточки, на северном берегу Дуная, все гораздо сложнее. А почему? А потому, что это равнина, плоская как стол, и партизан там нет, во всяком случае, почти нет. Но там-то этот Андраши и ждет нас. В оккупированном городе Нови-Сад, где, кажется, полным-полно солдат и полицейских.

— Погодите-ка, — перебил я, стараясь разобраться. — А почему он не может переправиться на южный берег, к югославским партизанам? — Я ткнул указкой. — Ведь тут, на южном берегу Дуная, прямо напротив Нови-Сада, действуют югославские партизаны? Вот же красный кружок, вон тот маленький кружок… — Я вгляделся в карту. — Как называется это место? Плава Гора?

— Именно. Плава Гора. Небольшой горный массив на южном берегу Дуная, и у партизан там действительно есть кое-кто. Прямо напротив Нови-Сада, как вы и сказали. Мало того, иногда они переплывают Дунай, хотя он там шириной почти три четверти мили, а по северному берегу разбросаны доты и он усиленно патрулируется.

— Ну так пусть Андраши переберется к ним, а они отправят его дальше по партизанским тропам.

— Спасибо за совет, — сухо заметил Билл. — Только Андраши не желает довериться партизанам. Он ставит условием, чтобы мы прислали за ним своего человека.

— Можно спросить, откуда вам столько известно?

— Нельзя. Но во всяком случае, мне это известно.

Билл вернулся к письменному столу, и мы снова сели.

— В какой-то мере нам повезло, — продолжал он. — У нас есть в Югославии один человек. Капитан какого-то стрелкового полка. Попал в плен к немцам во время греческого разгрома и спрыгнул с поезда. Некий Руперт Корнуэлл. Судя по тому, что я слышал, он для такой операции не слишком подходит. Но он полон рвения, находится почти на месте и даже говорит по-венгерски. Только ему необходим радист.

Помолчав, я сказал:

— Есть, конечно, Блейден. Если вам удастся его извлечь.

— Откуда?

— Из военной тюрьмы номер два в зоне канала, если я не ошибаюсь.

Билл вздохнул, устало и озабоченно.

— За что он туда попал?

— Нарушение субординации, дерзость, отказ подчиниться приказанию. Откуда я знаю? Я его не сажал.

— Так почему вы его рекомендуете?

— Потому что никого другого нет. А он уже выполнял такие задания.

И я пересказал ему послужной список Блейдена. Не так уж много, в сущности: он довольно долго сидел в тылу у немцев в Ливии, сообщал сведения о транспортных передвижениях и получил за это медаль. Что еще? В личном деле Блейдена есть заключение психиатра, к которому его посылали.

— Придает большое значение тому, что Блейден долго был безработным, прежде чем пошел в армию в тридцать девятом. В Тайнсайде, по-моему. И еще что-то о гражданской войне в Испании.

— О гражданской войне в Испании? Так он что, красный?

— В том-то и дело, что, по-видимому, нет. Да и какое это теперь имеет значение?

Билл задумчиво покачал головой.

— Вы действительно лучше никого найти не можете? Что же, придется рискнуть.

И вот, нажав на нужные кнопки, мы добились освобождения недоумевающего Томаса Блейдена, рядового Тайнширского полка, и вернули ему сержантские нашивки, которых он было лишился. Затем мы отправили его в Палестину потренироваться в прыжках с парашютом. Десять дней спустя меня официально уведомили; что сержант Томас Блейден сброшен в Югославии. Мы с Биллом неофициально выпили по этому поводу.

— Ну, пожелаем удачи этим двум беднягам, — сказал Билл. — Она-таки им потребуется.

Да, она им очень требовалась.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Потом все могло пойти по-другому, но Том Блейден не думал, что будет потом. Пока же он против обыкновения вел себя осмотрительно. И не напрашивался на неприятности. Наоборот. Ел он досыта, спал в тепле и даже научился ездить верхом. Если бы ему было кому писать — но писать ему было некому, — он написал бы именно это. Только это, и больше ничего. Он сидел на своей лошади в лиловатом сумраке ранней зари и ждал Бору, нисколько не расстраиваясь, что писать ему некому.

Бора вылетел из ворот крестьянской усадьбы — могучий добродушный великан на могучем терпеливом коне, — хлопнул Тома по спине, выкрикнул прощальные слова благодарности хозяину усадьбы и скрылся в утреннем тумане, завопив:

— Поехали, Никола, поехали!

Он не имел ничего против того, чтобы Бора хлопал его по спине, орал на него и называл Николой или как-нибудь еще.

Они ехали, и мало-помалу зимнее солнце начало разгонять утреннюю дымку. Со всех сторон их надежно оберегали леса Плавы Горы. Да и вообще случиться ничего не могло. За те месяцы, которые ему пришлось провести в здешних местах, он твердо уверовал, что в две переделки подряд тут не попадают, а они накануне чуть было не влопались в хорошую переделку. Еще немного, и они среди бела дня наткнулись бы прямо на большой дозор усташей, здешних нацистов, объезжавших лес. Но Бора вовремя успел их услышать. Усташи ехали и пели — и слава богу, что пели. Причем, как ни странно, песню, которую всегда поют партизаны. Только слова, конечно, были другие.

И вот теперь, на следующее утро, когда ничего не могло случиться, ему хотелось завести с Борой их старый спор. Он сказал бы ему: «Видишь, я был прав. Все эти рассусоливания — один только треп. Слова всегда разные, а вот песня та же самая». Только вслух он ничего не сказал. Потому что эти местные нацисты в прошлом году сожгли деревню Боры и потому что жена Боры погибла в огне. Он ничего не сказал, но пока Бора что-то мурлыкал себе под нос, а их лошади трусили по тропке под лесистым обрывом, он опять обдумывал факт, который для него был неопровержимым доказательством. Он помнил, как лежал в песке пустыни и считал немецкие транспортные машины, проезжавшие по шоссе. Он помнил, какую песню пели немцы. В английской армии ее тоже пели. Лили Марлен, девушка, которую любили по обе стороны фронта, королева Ливийской пустыни в паршивом тысяча девятьсот сорок втором году.