Летняя гроза

Он сердито посмотрел на нее, злясь скорее на себя, чем на Грозу.

— Боже мой, Гроза! Я в два раза старше тебя! Для человека моих лет непростительно пользоваться неопытностью такой, как ты, девушки! Твой отец был бы прав, если бы обвинил меня в безумии.

Теперь разозлилась и Гроза, в ее больших глазах заблестели слезы.

— Посмотри на меня, Джереми! Мне семнадцать лет, я вполне взрослая женщина!

— Я заметил, — сдержанно ответил он. — Тем не менее это не меняет того факта, что я только что чуть не переспал с тобой прямо на сене. Ты доверяла мне, а я едва не разрушил твою веру. Это целиком моя вина. Ты молода и невинна. Я могу лишь сказать, что с моей стороны это больше не повторится. Даю тебе честное слово.

— Как это великодушно с вашей стороны, любезный доктор Филд, — резко отозвалась Гроза. — Мне будет позволено сказать хоть слово? А тебе не приходило в голову, что мне могли понравиться твои поцелуи? Что я могу хотеть от тебя и нечто большее?

— Экспериментируй с кем-нибудь другим, Гроза, — спокойно произнес Джереми и поднялся. — Я уже не в том возрасте, когда могу удовлетвориться несколькими поцелуями и тяжелым дыханием. Тебе удалось уговорить меня учить тебя ветеринарии, но будь я проклят, если стану учить чему-нибудь еще. И покончим на этом. Я — мужчина, а не евнух.

— А я — женщина, а не какая-то недотрога-принцесса! — чуть ли не крикнула Гроза. — И я ненавижу, когда ты меня так называешь! Мне кажется, что я холодная и неприступная, а это не так! У меня такие же чувства, как у всех. Я уже давно люблю тебя, Джереми, но ты отказывался видеть, что я больше не ребенок.

— О нет, я это заметил. Поверь, очень хорошо заметил, — фыркнул он в сильном раздражении. — Бог знает, как я пытался этому противостоять.

— А зачем? — спросила девушка. — Что в этом плохого, Джереми? Что плохого во мне?

Джереми сорвался на крик:

— Да ничего, кроме того, что ты слишком молода, чтобы интересоваться мужчиной, который почти годится тебе в отцы!

— Ты немножко преувеличиваешь, тебе не кажется? Ты старше меня всего на тринадцать лет. Я люблю тебя, Джереми! Это для тебя ничего не значит?

Джереми закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Гроза, ты просто влюблена в меня. Это постоянно случается с девушками в твоем возрасте. Я это понимаю и пытаюсь как-то с этим справиться, а ты все усложняешь. Если бы я не уважал тебя, если бы ты была мне безразлична, я бы давно воспользовался твоими чувствами. Любой другой так и поступил бы.

— Но только не благородный доктор Филд! — выкрикнула Гроза, сражаясь с подступающими слезами. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Если бы я и правда была тебе не безразлична, ты поверил бы, когда я сказала, что люблю тебя.

Уже потише, примирительным тоном Джереми сказал:

— Я уверен, что ты думаешь, что любишь меня, Гроза. Не упрямься, дай себе время во всем разобраться, и ты увидишь, что я прав.

— Нет! Не прав! Я хочу, чтобы ты тоже полюбил меня!

— Мне очень жаль, принцесса, но ты просишь у меня слишком многого. То, что чуть не произошло сегодня, было ошибкой. Словами не выразить, как я сожалею. Из этого ничего не выйдет.

— Но, Джереми…

— Нет! И лучше всего некоторое время нам побыть порознь. Какое-то время ты не будешь сопровождать меня на вызовах. Пока не совладаешь со своими чувствами и не осознаешь, что между нами не может быть никакой романтической связи. С меня достаточно и сегодняшнего происшествия — я не могу рисковать. Нам и так будет неловко оставаться наедине. Нам обоим нужно прийти в себя.

От легкого прикосновения Грозы к его руке Джереми вздрогнул.

— Джереми, — нерешительно, дрожащим голосом произнесла девушка, — ты не передумаешь?

Не глядя ей в лицо, чтобы не выдать собственной боли, он покачал головой.

— Нет.

Гроза ушла, а погруженный в мысли о ней Джереми под дождем поехал домой верхом. Он уже давно любил Грозу, хотя и знал, что слишком стар для нее. У него на глазах она из ребенка превратилась в девушку, почти женщину, его сердце давно принадлежало ей, чувство крепло день ото дня. Джереми знал, что любовь его безнадежна, и постарался смириться с этим фактом. И вот теперь пришлось столкнуться с влюбленностью Грозы — жестокой шуткой судьбы.

Джереми ругал себя за то, что так забылся, но когда он ощутил рядом с собой манящие, женственные изгибы ее тела, то просто потерял голову. Искушение было слишком велико. Будто сбылся дивный сон. А поцелуй Грозы оказался слаще, чем в любом сне. С одной стороны, Джереми был рад происшедшему, потому что теперь он мог хранить в памяти ее объятия и поцелуи. С другой стороны, он сожалел, что узнал, какой желанной может быть его любимая, потому что отныне его томила жажда обладания этим запретным плодом.

Гроза была сражена резким отпором Джереми. Со всей невинностью и искренностью она открыла ему свою любовь, а он отказался слушать, не поверил ей. Какой же она была дурой! Тем не менее, она была рада случившемуся, потому что Джереми наконец-то увидел в ней женщину. Его поцелуи и ласки заворожили Грозу, и она нисколько не жалела, что он прикоснулся к ней.

Но это был единственный положительный результат. Теперь они больше не увидятся. Как она сможет убедить Джереми, что она действительно любит его, если он отказывается с ней встречаться? Это несправедливо! Просто несправедливо! Оставалось лишь надеяться, что Джереми передумает, прошло уже несколько дней, и времени у него было предостаточно.

Прошло еще несколько дней, и Гроза нехотя призналась себе, что время не помогло. Джереми держался на расстоянии, а когда однажды она решилась все-таки подойти к нему, быстро и решительно отослал ее прочь. Надо было что-то предпринять. Эта разлука совсем не способствовала намерению Грозы завоевать любовь Джереми.

Тем временем несколько холостых парней из Пуэбло продолжали добиваться ее внимания. Лишь некоторых отпугнуло ее безразличие, остальные не отказывались от своих попыток. Особенно настойчив был один, Роджер Уоткинс, сын зажиточного владельца ранчо, расположенного по соседству. Он продолжал ухаживания с неослабевающим рвением. День за днем он приезжал на ранчо, задаривал Грозу цветами и конфетами, не скупился на комплименты. Его постоянное внимание проливало бальзам на израненную душу Грозы, и скоро она обнаружила, что гораздо легче принять его приглашение, чем терпеть обиженные взгляды в случае отказа. Молодые люди отправлялись покататься верхом или приятно проводили время в пеших прогулках.

И хотя Гроза не хотела обнадеживать Роджера, не хотела и резко оттолкнуть его. Дважды она приглашала его на воскресный обед.

Чем чаще Гроза виделась со своим поклонником, тем яснее видела его недостатки. Он был очень высокого мнения о себе, что раздражало девушку. Похоже, Роджер был снобом. Положение его отца в местном обществе давало юноше повод считать себя гораздо значительнее большинства друзей и соседей. И он никогда не упускал случая похвалиться перед Грозой своими лучшими качествами. Роджер был чрезмерно самоуверен, и это лишь подчеркивало, что ему не хватает знаний, но в своем невежестве молодой человек даже не осознавал этого. Он свысока смотрел на тех, кому повезло меньше, чем ему.

— Если бы они хотели, то добились бы большего, — часто повторял он.

А еще Роджер беззастенчиво сплетничал как о недругах, так и о друзьях, и Гроза могла только предполагать, что он говорит о ней за глаза. Все, что покупал Роджер или его семья было, по его мнению, лучшим. Если он чего-то не знал, значит, это и знать не стоило. То, чего он не видел или не делал, было недостойно его внимания. Мнение других людей ничего не значило для Роджера, если не он первый додумался до этого. Для юноши девятнадцати лет он был до жестокости критичен по отношению к окружающим и как само собой разумеющегося ожидал от всех похвал своим идеям и полного с ними согласия. Если же этого не происходило, он злился и пребывал в таком состоянии часами.