Северный страж

Остаток вечера промелькнул как один миг. Подметая пол, Луша вполуха прислушивалась, как Олекший с запинкой, словно малое дитя, послушно пытается выговорить за ведуньей самые простые слова, и время от времени прыскала, поспешно закрывая рот ладошкой.

Проговаривая каждое слово, Олекший близко наклонялся к какому-то маленькому блестящему сундучку и, быстро водя рукой, что-то колдовал.

Когда зазвучали слова пугающие, вроде болото и чудище, Луша устыдилась и почувствовала себя дурочкой. И вправду, тут ничего смешного нет. Олекший ведь не просто так забавляется, а знает, что спрашивать. К бою смертному готовится с той гадиной ненасытной. Ох, хоть бы он её нашёл и одолел, помоги Пресветлый…

Поздно вечером, налив домовому мисочку свежего молока, Луша затушила свечи, оставив только одну, самую маленькую на столе. Пожелав напоследок спокойной ночи, Гертруда задёрнула цветистую занавеску женской половины. Чуть пошептавшись, за ширмой улеглись спать.

Установилась тишина, нарушаемая лишь глухим потрескиванием догорающих поленьев в печи. Осмелев, где-то внизу едва слышно заскрипел сверчок.

Алексей тихонько, стараясь не спугнуть старательного крошечного музыканта, уселся на приступок. Прислушиваясь к переливчатым трелям, расшнуровал ботинки и опасливо потрогал выбеленную печную стену. Как единственному мужчине, женская часть дома милостиво уступила самое тёпленькое местечко. Пожалуй, даже чересчур тёпленькое. Под самым потолком будет жарковато. Как бы в майке спать не пришлось.

Закинул наверх тяжеленную медвежью шкуру и взгромоздился следом. Опасливо глянув вниз, уселся по-турецки.

Ничего, не впервой. У Серафимыча вон какая печь высокая была, и то не сверзился, а тут уж и подавно. Тем более, в случае чего, лететь даже меньше, метра полтора всего, и это здорово успокаивает.

Едва не рассмеявшись, поспешно зажал рот. Ещё только женщин разбудить не хватало. Не поймут. Скажут, ржёт чего-то под вечер наш молодец, похоже, заучился совсем.

От висящих над самой головой пучков травы веяло тонким душистым ароматом. Возникло какое-то мимолётное ощущение вернувшегося лета. Сокрушённо вздохнув о безвозвратно потерянных каникулах, раскатал шкуру и улёгся, прислушиваясь к осмелевшему сверчку.

Спать не хотелось. Как всегда на новом месте. Не спится, и всё тут. Хоть снотворное пей, только вот где бы ещё его взять. Будить Гертруду как-то неудобно. Может, человек тоже мучается. Маму вон, посреди ночи, если случайно разбудишь, так и мыкается до утра, а потом ходит весь день по дому с головной болью как сомнамбула. Нет уж, придётся потерпеть.

Минут десять поворочавшись на жёсткой шкуре, мысленно чертыхнулся. Диагноз ясен, хроническая бессонница. Хотя как-то слишком рановато для двадцати лет. С категоричностью диагноза явно поспешил. Никакая это не бессонница, просто нагрузки учебной не хватает. Привык за два года зубрить по ночам, вот и испортил режим дня окончательно. День и ночь элементарно попутал. Чтобы нормально функционировать, мозг просто жаждет привычных ночных знаний и всё тут. А раз мозг чего-то требует, то это чего-то ему надо срочно дать. Иначе вообще не уснуть. Так и придётся куковать до первых петухов… М-да, однако весёленькая нарисовалась перспектива. Надо что-то делать…

Прищурившись на тусклый огонёк свечи, порылся в куртке и вытащил смартфон. Кликнул блокнот и погрузился в изучение краткого вепско-русского словаря. Часа за полтора беседы набрал всё, что посчитал нужным на завтрашний день. Что ни говори, без переводчика трудновато придётся. И как только надеялся обойтись лишь языком жестов? Такая специфика. Долго пришлось бы жестикулировать. Тут даже профессиональный клоун-мим бы не справился.

Нет, раз ночь долгая и не спится, надо попытаться запомнить хотя бы сотню слов, пока батарейка жива. Должно получиться, всё-таки язык исторически ближе, чем та же латынь. Вот дальше с изучением будет туговато. Батарейка сядет, и краткий электронный словарь скажет до свидания. А с писчей бумагой и ручкой тут проблема. Наверно, берестяные грамоты в самом ходу. И так ещё лет на пятьсот, до Кирилла и Мефодия… Ха, на худой конец можно и на бересту записывать, солидный такой словарик получится. Веский. В буквальном смысле. Килограммов десять бесценных знаний. Хотя, с другой стороны, бумажная технология несложная. Вон, в той же Юго-Восточной Азии, кажется, даже из слоновьего помёта умудряются делать. Экологически чистую, для богатых туристов. И ничего, нарасхват идёт, причём невзирая даже на явно нестандартный источник сырья. А тут и подавно должно получиться. Конечно, со слонами во всей округе тяжеловато, но зато тростника полно. Примитивную бумагу можно попытаться сделать. И чернила из дубовых орешков. Кажется, какой-то паразит в их листьях селится. В случае чего, найти и принудительно подсадить. Создать благоприятные условия, пусть размножается. В общем, не зря биологию учил, потом как-нибудь поэкспериментировать можно. Правда, если оно ещё будет, это потом…

В углу возле миски с молоком промелькнуло что-то маленькое и лохматое. Сверчок тут же предусмотрительно притих. Надо же, ведь соображает, насекомое.

Вот чёрт, неужели крыса? Ещё этой заразы не хватало. Хозяйничает прямо как у себя дома, только лишь по голове не ходит. А что, с неё станется, тут метра три всего.

Брезгливо поморщившись, отложил смартфон и огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. Швырнуть бы тапком каким. Берцы явно не подойдут. Стену, конечно, не прошибут, но всю деревню разбудят точно. Крысоловку сюда надо, или хоть кота какого-нибудь захудалого…

Кстати, о котах. Куда опять запропастился этот потусторонний? Грызуны ведь по его части.

Чеширский обнаружился в нави на краю печки. С озадаченным видом таращился куда-то вниз.

— Ты чего весь такой пришибленный? — хмыкнул Алексей. — Крыс, что ли, никогда не видел? Так и быть, ешь, разрешаю по старой дружбе.

Призрачный спутник традиционно проигнорировал предложение.

— Знаешь, — проникновенно продолжил Алексей, — ты не подумай, плохого не посоветую, чистый белок, — глянул вниз и осёкся. — Чёрт, это что за…

— Тише! — у печки проявилась Гертруда. — Вы же его пугаете!

Сердито засопев, существо подняло измусоленную в молоке мордашку и обернулось на звук, сверкнув неестественно здоровенными глазищами.

Гертруда юркнула за печь и прошептала:

— Скорее прячьтесь!

Алексей послушно вжался в шкуру.

Побуравив взглядом ещё несколько секунд, существо успокоилось и повернулось к миске. Удовлетворённо вздохнув, принялось лакать молоко.

Сгорая от любопытства, Алексей тихонько переполз на край и шепнул Гертруде:

— Скажите, а что это?

— Скорее кто, — усмехнулась Гертруда. — Ужель не узнали? Хозяин дома это. Проще говоря, домовой.

— Домовой?

— Да, боже мой, только умоляю, тише!

— Пардон…

Алексей растерянно потёр лоб.

Подумать только, настоящий домовой. Конечно, последнее время чего только ни насмотрелся, но такое… Прямо ночной лемур какой-то со скорбными глазищами.

Чеширский всё так же посматривал вниз и, судя по созерцательному умиротворённому виду, вовсе не собирался нападать, очевидно, чувствуя собрата по духу.

Вылакав до дна, домовой облизнулся и тщательно оглядел тарелку. Видимо, не вполне доверяя собственным глазам, приподнял поближе к свету. Маленькие розовые, удивительно похожие на человеческие ладошки резко контрастировали с волосатым тельцем. Убедившись, что не осталось и капли, тяжело вздохнул. Аккуратно поставил тарелку и, сутулясь, побрёл к столу. Ловко запрыгнул на лавку, перескочил на стол и уселся у свечки, задумчиво глядя на крошечный огонёк.

Чеширский скользнул вниз и бесшумно спрыгнул на пол.

— Ты куда? — запоздало шикнул вслед Алексей. — Ой, ё! — схватился за голову. — Что будет…

Ну всё, труба. Сожрёт зверушку, как есть сожрёт.

Застать врасплох хозяина дома не удалось. Сверкнув глазищами, домовой вскочил и вздыбил шерсть, став больше едва ли не раза в два.