Северный страж

Зябко дохнув в ладони, Алексей оглянулся, дожидаясь приотставшую спутницу.

— Однако зело темно ещё, — озабоченно глянула вверх Гертруда. — Кабы не рановато пришли…

— Да нет, — неопределённо мотнул головой Алексей. — Вон они там, ждут уже.

Придерживая за руку, помог спуститься по крутому осыпающемуся спуску.

— Здрава будь, Гертруда, и ты здрав, Олекший, — заулыбался Микит. — Ну что, вот-вот рассветёт. Может, трогаемся помаленьку? Вы с шурином первыми отходите, а мы уж, значится, с Фирстом опосля… Только вот для начала водяника уважим.

Сунул руку за пазуху и вытащил краюху хлеба. Что-то пошептал и швырнул в реку. Покачавшись на волнах, хлеб медленно поплыл по течению.

Вытянув шеи, мужчины замерли, завороженно наблюдая за рекой.

— Чего это они? — шепнул Алексей. — Рыбачить, что ли, собрались?

— Подношение водяному, — спокойно глянула Гертруда. — Так положено. Ритуал.

— А-а-а…

Раздался шумный всплеск. Краюха исчезла.

Мужчины обрадованно вскрикнули.

— Стало быть, принял наш дар водный хозяин, — повернулся сияющий Микит. — Можно плыть смело…

Алексей сокрушённо вздохнул.

Ну какой ещё водяной? Это уже явный перебор. Должны же быть хоть какие-то границы разумного. Почему бы для начала не принять самое простое объяснение. Ранняя осень, зорька, рыба активно нагуливает жирок, с ночи голодная вся, вот хлебушек-то и проглотила. Тут ведь теперь каких только рыбин не водится, наверно. Вон, в Москве-реке во времена Ивана Грозного и стерлядь, и севрюга, и даже осетры водились. И ещё какие. Пудовые. Сети рвали как паутинку. А здесь уж поди тем более, чего только не водится. А эти сразу — водяной, и всё тут. Как дети малые. Конечно, так и до русалок недалеко. Лупоглазых и обольстительно чешуйчатых…

— Видели? — Гертруда обескураживаще улыбнулась и зашагала к воде. — Да, и учтите. Не вздумайте на реке посмотреть в навь даже ненароком. Не любит он этого. Не ровен час, осерчает, лодку перевернёт.

— Я, э-э-э… да, — растерялся Алексей. — Учту…

Почтительно устроив старенькую ведунью на носу лодки, Онтей терпеливо подождал, пока Олекший бережно, словно малое родное дитя, уложил громовое оружие.

Наверно, неспроста так пестуется. Если не знать, ни за что не скажешь, что эта колдовская вещица может, убивать громом. По виду какая-то чудная железная палка на затейливой деревяшке. И как ей можно убить, а уж тем более громом? Если только как дубиной по голове. Откуда тогда гром-то? Хотя дядька Еким врать не станет. Если бы не ведун, говорит, всех бы нас эти поганые нурманы загубили, не иначе тот купец давешний им про деревню наплёл.

Олекший неуловимым движением провёл рукой по животу, как-то хитро повёл плечами, и необъятная, словно прилепленная к спине пятнистая заплечная котомка сама сползла вниз.

Онтей задумчиво потеребил бороду.

Вот что ни говори, сразу видно нездешнего колдовского человека. И одёжка чудна, и палка эта, и котомка. На спине сидит, да так ловко, словно обнимает. Прямо не вьюнош с виду, а леший-горбун какой-то. Повстречаешь такого в тёмном бору, наверно, вот так сразу и помрёшь на месте со страху-то.

Алексей уселся и вопросительно оглянулся.

— Может, толкнуть?

— А? — Онтей растерянно повернулся к Гертруде. — Чего он говорит-то?

— Может, помочь, говорит? Лодку-то столкнуть?

— А, не, — Онтей деловито взялся за весло. — Это мы уж и сами управимся, — попробовал тронуться и тут же убавил пыл. — Однако уж больно осела за ночь. А ну-ка, подтолкни-ка, Микит! Похоже, сам и впрямь не строну.

— Ничего, сейчас подправим…

Поплевав на руки, Микит упёрся в корму, поднатужился и с натугой вытолкнул лодку на чистое. Течение тут же подхватило и начало разворачивать в сторону.

Онтей спохватился и бешено заработал веслом, выправляя вдоль берега. За низким бортом возмущённо забурлила вода.

Поудобней устроившись на ворохе камыша, Алексей протянул руку и сполоснул лицо. Ледяная вода мгновенно разогнала подкатывающую дремоту. Зябко поёжившись, утёрся рукавом и накинул капюшон от брызг. Онтей трудился веслом не хуже любого подвесного мотора.

Да уж. Вот так всего пару часиков помахать, да ещё и против течения, все руки отвалятся. И сменить человека не сменишь, зарулишь сразу куда-нибудь в бурелом с непривычки. Как они тут вообще ухитряются рулить одним веслом? Неудобно же. Не лодка, а каяк какой-то получается. Надо будет им потом идейку насчёт двух съёмных вёсел с уключинами закинуть. Всё прогресс какой-никакой будет.

По днищу что-то душераздирающе проскрежетало.

— Ё…!

Запнувшись на полуслове, Алексей испуганно оглянулся.

Онтей улыбнулся, что-то сказал и кивнул на воду. Чёрная суковатая дубина вынырнула позади и, неторопливо покачиваясь, унеслась по течению.

— Не пугайся дюже, говорит, — перевела Гертруда. — Бревно это. Он и сам поначалу испугался. Думал, водяник играется.

— Да это я уже понял, — улыбнулся Алексей. — Конечно, напугаешься тут…

Поневоле тут всех леших и водяных, а то и что похлеще вспомнишь. Хорошо хоть сдержался, не выругался. Почти джентльмен. А что если такая чушка дно пробьёт, мало не покажется. Почище любой торпеды. И мало того вода холоднющая, так ещё и течение бешеное. А до спасательных кругов додумаются ещё лет через восемьсот, или когда там пробку нашли? Нет, конечно, если чисто теоретически, выплыть к берегу может, где-нибудь и выплывешь, только вот последствия такого заплыва… Старушку же тонуть не бросишь. А вообще, отважная женщина, столько всего перенесла, наверно, уже ничего и не боится. Хотя, наверно, кораблекрушения ещё точно не было…

Осторожно облокотился на левый борт и оценивающе постучал по днищу. Тёмная древесина отозвалась низким гулом.

Интересно, дуб, сосна? Вроде ничего, посудина крепкая, должны доплыть. Кажется, раньше это называлось долблёнка. Однако солидное вымахало деревце, в двадцать первом веке, наверно, таких уж и нет. Но потрудились над ним неплохо. Попробуй так вот ровненько выдолбить или выжечь всё это вручную, с ума сойдёшь. Вот ведь какие терпеливые люди…

— А долго вообще хоть плыть-то? — повернулся к Гертруде.

— Да тут несколько вёрст всего. Даст бог, после полудня доберёмся.

— Понятно…

Монотонные толчки и мерный плеск за бортом действовали на редкость убаюкивающе. Скоро глаза начали закрываться сами собой.

Очередной раз сонно клюнув носом, мысленно чертыхнулся, помянув раннюю побудку, когда толком непонятно, утро уже или ещё ночь. Окошко свет почти не пропускает, а от свечей с лучиной почти никакого толку. Вообще, в такую рань не сплавляться по реке, а спать бы ещё да спать, беспробудно, как медведь до самой весны. И пейзаж ещё вокруг не ахти, как назло. Даже не за что взгляду зацепиться. Унылые жёлтые деревца да угрюмые ели. Прямо сонное царство какое-то.

Хоть бы навь поглядеть со скуки. Жалко, что нельзя. Наверно, было бы интересно. Карлуша-то ладно, наверно, на плече как сидел, так и сидит. А вот куда подевался буйный Чеширский, ещё большой вопрос. Может, в лодке, за спиной, смиренно наслаждается видами, а может, и шествует следом по воде аки посуху. Хотя нет. Вроде духи воду тоже не переносят. Или оборотни? Да, налицо явные пробелы в оккультном образовании. Надо будет спросить потом.

А правда, где шляется этот потусторонний котик? Чёрт, так глянуть хочется, аж распирает. Прямо из серии не думай о белой обезьяне. А может, это что-то вроде психологического тренинга? Силу воли проверяет? После той шумной пробежки, когда весь лес перебаламутил. Хотя вряд ли бы она стала так проверять. Женщина набожная, несмотря ни на что. А в библейских книгах где-то сказано, не искушай малых сих. Должна чтить. Скорее всего, просто действительно никак нельзя. Место новое, неизвестное. Вдруг опять какая-нибудь окрестная жуть сбежится на новичка. А под ногами не лес, а вода. В случае чего уж точно никуда не денешься. Не к этим, так точно под воду загремишь. И будет весело… Ладно, хватит уже искать лазейки. Нельзя так нельзя.