Северный страж

Гертруда уставилась в пол, задумчиво потирая виски.

— Да-да, так и есть. Всё сходится…

— Что сходится?

— Умоляю, ещё немного терпения, Алексей! И что, неужели рысь прямо вот так бросилась ни с того ни с сего? — подняла испытующий взгляд.

— Ну не знаю. Во всяком случае, специально я её точно не злил. Может, там у неё нора была где близко, или детёныши, кто её, ненормальную, знает…

— Хорошо. И доселе больше ничего необычного с вами не происходило?

— Нет, — пожал плечами Алексей. — Ничего. Жил, учился как все. Чего там может быть, необычного?

— Так уж и нет? — спокойно усомнилась Гертруда. — Ну же, вспоминайте! Вы ещё совсем молоды, не должны жаловаться на память. Может, было так, что кто-то скончался на ваших глазах и случайно к вам прикасался?

Алексей похолодел.

А ведь точно. Монашка. Только откуда ей это известно?

— Ой… И правда было…

— Что было?

— Женщина. Совсем старая, — заторопился Алексей. — Монашка по виду…

— Монашка?

— Ну да, одежда у неё такая, — досадливо махнул ладонью Алексей. — Ряса, или сутана там, не знаю. Потому я и подумал…

— Продолжайте.

— На перекрёстке её джип сбил…

— Джип?

Алексей опомнился, вспомнив, с кем имеет дело.

— Ну машина такая. Э-э-э… Карета, по-вашему.

— Продолжайте.

— Ну так вот. Сбил он её, а я врач. Ну почти, в общем. Студент, короче. Наклонился к ней, думаю, может, чем помогу. А она как мёртвая лежит, кровь пузырями изо рта. Перфорация лёгкого… Я пульс пощупал, она вдруг очнулась и как захрипит…

— Забери, забери, — вздохнула Гертруда. — И вы невольно ей руку подали, верно?

— Да! — возбуждённо подпрыгнул Алексей. — Откуда вы знаете?

— Ах, как это всё мне знакомо, — грустно улыбнулась старушка. — И снова благие намерения… Увы, Алексей. Видимо, я вас огорчу, но мы вами с вами товарищи по несчастью…

Филиска отодвинула крышку, выпустив густой клуб дыма. Раскрасневшись, бесстрашно сунула ухват в пышащую жаром печь и вытащила горшок. Ловко перенесла на стол и загремела мисками.

Гертруда одобрительно оглянулась.

— А вот и наш обед поспел. Что ж, Алексей. Покамест ненадолго прервёмся. Руки можно помыть вон там, — кивнула на кадушку в углу. — Позвольте я вам помогу.

— Спасибо, — поднялся Алексей.

Опомнившись, досадливо хлопнул по лбу.

— Ё-моё! Совсем заболтался! — потянулся к рюкзаку. — Там же у меня и картошка есть, и тушёнка…

— Да полноте вам. Не трудитесь, Алексей. Как-никак, вы же всё-таки мой гость, ещё успеется…

Чинно усевшись за стол, Алексей пододвинул глиняную плошку. Густая каша клубилась лёгким дымком. С интересом оглядев деревянную ложку, нерешительно помешал в тарелке и принюхался. Аппетитно пахнуло грибами и какими-то специями.

— Кулеш, — пояснила старушка. — Не знаю, ведомо ли вам это блюдо. В бытность мою так готовили когда-то в Малороссии. Вкусно и сытно. Приятного аппетита!

— Спасибо. Филиска, и тебе, — Алексей повернулся к девице, скромно устроившейся в уголке стола.

Гертруда перевела.

Филиска вспыхнула и, скромно потупив взгляд, уткнулась в тарелку. Хотелось ответно поблагодарить ведьмака, но язык почему-то словно прилип к нёбу. Да и сидящая в углу, такая не похожая на давно знакомого маленького мирного Карлушу косматая тень всё-таки пугала. Сидит-то пока сидит, а вдруг как возьмёт да и прыгнет…

Едва коснувшись ложки, Алексей ошарашенно отпрянул. Кулеш оказался просто огненным, но едва солёным, даже пресным. Поначалу немного стесняясь, скромно подул на ложку, а когда каша чуть остыла, волчий аппетит взял верх.

Тарелка умялась в один присест.

— А не желаете ли добавки? — поинтересовалась Гертруда.

— С удовольствием! Честно сказать, такая вкуснятина!

Старушка польщённо улыбнулась.

— Сказать откровенно, глаз не нарадуется столь похвальному аппетиту, — наполнила миску до краёв. — Кушайте, кушайте, Алексей. Силы вам ещё пригодятся…

После обеда Филиска занялась мытьём посуды, Гертруда пересела напротив.

— Что ж, Алексей, — отодвинула чадящую плошку подальше от лица. — Наступил час поведать вам и мою историю. Вижу, вы всё ещё полны смятения. Простите, если мой вопрос покажется вам немного бестактным, но позвольте узнать, какой вы веры? — испытующе глянула в глаза.

— Веры? — замялся Алексей.

Ну вот, а так всё хорошо начиналось. Наверняка сейчас начнётся какая-нибудь вдохновенная проповедь. Последнее время всевозможные проповедники просто достали, особенно в преддверии широко разрекламированного индейцами майя очередного грядущего конца света. Суют все эти свои дурацкие брошюрки, книжонки, только успевай отмахиваться. И что ей сказать? Что никакой? А ладно, не врать же, в самом деле.

— Да, пожалуй, никакой. А что?

— Никакой? — с некоторой ноткой восхищения повторила старушка. — Что ж, смелый ответ. Вот они, плоды вольнодумства Вольтера и Монтескьё! Рада, не скрою. Это в корне меняет нашу беседу. Ах, если бы вы только знали, какой религиозный ужас я когда-то испытала! Думала, просто сойду с ума. А с вами всё иначе. Ваш разум свободен от пут. Не боясь, что затрону ваши чувства, буду с вами предельно откровенна, — рассеянно глянула куда-то вбок и погрустнела. — Да, увы, мы с вами товарищи по несчастью. Хотя, после стольких лет, я теперь уже и сама не знаю, счастье это или несчастье. Впрочем, что я говорю? Конечно, несчастье. По непонятой прихоти всемогущего рока быть выкинутой из круга привычного бытия… Нет, скорее я просто смирилась со своей печальной судьбой, — грустно усмехнулась и махнула рукой, — впрочем, не принимайте мои горькие слова слишком близко к сердцу. Просто накипело… Итак, вот вам и моя история. Когда-то, давным-давно, я была молода и беспечна, самая младшенькая и обожаемая в нашей большой семье. Батюшка мой был родом из богатого негоциантского рода, осевшего в России ещё при царе Петре. Он быстро обрусел, принял православие и стал вхож в богатейшие дома Санкт-Петербурга. Когда юная будущая императрица София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская ещё только прибыла в столицу, ей было так одиноко. Только представьте — чужая речь, чужие обычаи… Бедняжка… Моя семья, как могла, давала ей хоть какое-то утешенье. Когда императрица взошла на престол, наша добродетель не была позабыта. Семья удостоилась высокой чести. Старшие сёстры были уже замужем, а я, как самая младшенькая, стала фрейлиной. Большего я и не могла себе пожелать. Я была просто счастлива. Служение государыне меня нисколько не тяготило, скорее даже наоборот. Жизнь моя стала словно красочный калейдоскоп. Положение в обществе, балы, завидные женихи… Будущее казалось светло и прекрасно. И вот однажды ранней осенью государыня велела заложить карету. Мы выехали ранним утром. Моросил мелкий дождь. Было слякотно и промозгло. Едва мы выехали за город, на обочине дороги показался сидящий в грязи нищий. Глубокий старик в рубище, видно, он совсем замёрз. Даже не поднял головы, когда с ним поравнялась богатая карета. Едва завидев несчастного, государыня повелела остановить экипаж. Она всегда славилась своим благочестием и добросердием. Протянула мне рубль и велела подать несчастному. Я вышла из кареты и окликнула беднягу. Старец даже не поднял головы. Подумав, что он глухой, я тронула его за плечо. Тогда он очнулся, протянул ко мне руку и прохрипел: «забери, дочка, забери», — выразительно умолкнув, покосилась в угол и едва слышно пробормотала:

— И всё же на удивленье смирный, даже не подходит…

Зачарованный рассказом, Алексей невольно дёрнулся. По спине пробежал холодок. Всё было почти один в один, только случилось два века тому назад.

— Я машинально коснулась его руки, — тихо продолжила Гертруда. — И тут повеяло невыносимым холодом. Я словно на миг очутилась в суровом феврале. Старец покачнулся и упал замертво. Встревоженные слуги и лекарь бросились помочь несчастному, но было уже поздно. Бедняга скончался. Мне стало очень страшно. Помню, тогда ещё жутко завыли собаки. Расстроенная государыня повелела захоронить несчастного, и мы быстро уехали. Помню, после этого жуткого происшествия она ещё несколько дней была в совершенно тягостном расположении духа и никого не принимала. После того случая жизнь моя резко переменилась. Конечно, может, причиной тому была осень, но в душе поселилась щемящая тоска. Временами я закрывалась в комнате, и слёзы беспричинно лились из глаз. Потом стало ещё хуже. Я стала видеть видения адовы. Особенно ночами. Увидев, как я вся иссохла, мною занялся придворный врач. Совершенно потеряв покой, я истово молилась. Но ни молитвы, ни всевозможные горькие микстуры не помогали. Так прошло несколько безумных месяцев. Потом наступила зима. Однажды вечером прогуливаясь вдоль Невы, я услышала шорох крыльев. Надо мной кружился огромный чёрный ворон, с каждым кругом спускаясь всё ниже и ниже. Мне стало жутко как никогда. Стремглав я бросилась к дворцу, но не успела. Ворон ударил меня в голову. Разум мой помутился, и я упала без чувств. Очнулась я ранним летним утром на берегу реки. По всей видимости, это тоже была Нева, но ни дворца, ни каменной набережной уже не было. Всё тело невыносимо зудело и чесалось. Вокруг вились комары. Обезумев от страха, я металась по берегу и звала на помощь. Но тщетно. Вокруг не было ни души. Потом наступила ночь. Я так устала, что забилась куда-то между камнями и уснула. Так прошло три дня. Окончательно обессилев, я начала есть траву и коренья. А потом мне стало уже всё равно. Поняв, что положение моё безнадежно, вышла на высокий утёс, и, помолившись, попрощалась с жизнью и шагнула в пустоту… Вы не поверите, но в тот миг мир на мгновение замер и снова явился он, — с усмешкой покосилась на плечо. — Видимо, тогда не ждал от меня такой прыти…