Меч королевы

Шаги Золотого Луча стихли слишком быстро. Она не встретила ни одного Всадника и у входа в королевский шатер остановилась. Отряд подъехал следом и развернулся полукругом вокруг своего командира. Часовой в золотом кушаке отсалютовал ей, как сделал это полгода назад. Она подумала, не тот же ли самый это человек, хотя он выглядел гораздо старше, почти таким же старым, какой чувствовала себя она. Харри не стала спешиваться. Ей хотелось остаться в седле навсегда. По крайней мере, так она выше, чем любой пеший – даже Корлат. Что она ему скажет? Блудная дочь вернулась? Мятежник желает восстановиться в правах? Подчиненный, впутавшийся в кучу неприятностей с целью доказать неправоту командира, явился обратно и обещает быть паинькой отныне и навсегда, по крайней мере, до следующего раза?

И тут Корлат откинул золотой шелковый полог и встал перед ней, а она уставилась на него сверху вниз и не смогла бы вылезти из седла, даже если бы захотела. Когда несколько дней назад келар показал ей короля в битве, она сперва не узнала его из-за неправильного цвета кушака. Теперь понятно почему – Корлат носил ее кушак.

– Харри, – произнес он, подходя к Золотому Лучу. – Харизум-сол.

Движения его показались ей скованными, и сердце упало при мысли, что его могли ранить. Она по-прежнему смотрела на него сверху вниз, не в силах пошевелиться, и тут он робко положил ей руку на обтянутую запыленной кожей лодыжку и тщательно выговорил:

– Харри.

Она перекинула ногу через холку, соскользнула по плечу Золотого Луча, как некогда по плечу Огненного Сердца, обхватила своего короля руками и яростно его обняла. А его руки сомкнулись вокруг нее, и он что-то прошептал, но кровь грохотала у нее в ушах, и она не расслышала его слов.

Не очень-то удобно обнимать того, на ком перевязь с мечом и куча твердых элементов кожаного доспеха, и еще менее удобно обниматься, если подобным образом обременены обе стороны. Спустя короткое время Харри и Корлат разняли руки и взглянули друг на друга. Каждый мельком подумал, какая глупая у второго улыбка, а Харри заметила, что у Корлата глаза цвета золота.

– Ты не ранен? – спросила она. Собственный голос дребезжал в пылающих ушах.

– Нет. А ты?

– Да, – ответила Харри, глядя в его золотые глаза. – То есть нет. Не ранена.

– Я рад, – отозвался король голосом по-прежнему тихим и робким, – видеть тебя… здесь… и по-прежнему… – он заколебался, – по-прежнему горянкой?

Харри набрала побольше воздуха.

– Я буду горянкой, пока не умру, но как ты собираешься наказать меня за мой побег? И они не виноваты, – продолжала она торопливо, махнув рукой себе за спину. – Но пошли со мной, хотя я их предупреждала, как обстоит дело. Я повинуюсь любому твоему решению, но… что это? – Она осеклась.

Пытаясь одновременно извиниться, помириться и оправдаться, она вдруг вспомнила, что они с Корлатом не одни и что она дезертир. Обернулась, но ее отряд казался лишь темными фигурами, смутно различимыми в угасающем свете.

– Я верну тебе твой кушак, – сказал Корлат, но руки его не шелохнулись развязать пояс. – Тебе не следовало терять его… полагаю, ты его потеряла. Если бы ты выбросила его умышленно, это значило бы, что ты отреклась от меня и от Дамара и сделала себя изгоем навек.

– О нет, – в ужасе выдохнула Харри, и глуповатая и неуверенная улыбка на лице Корлата переросла в настоящую улыбку, какой девушка никогда не видела на лице горного короля.

– Нет, – сказал он. – Я так надеялся, что нет.

Харри прошептала:

– Ты оказал мне такую честь… с самого начала.

– Я только следовал долгу, – отозвался Корлат. – Келар не оставлял мне выбора. Но я… я поверил в тебя, и меня не волновало, что там говорит келар.

– Ты верил в меня и тогда, когда я уехала и покинула тебя, мой король, будучи королевским Всадником, вопреки твоему приказу?

Улыбка его погасла, но глаза по-прежнему сверкали ярко-желтым.

– Верил. Лют… предупреждал меня, что ты совершишь нечто безумное… и я… боялся иного. Именно так человек дурачит сам себя и не принимает мудрости, посылаемой ему богами. Я не понимал, о чем говорил мне Лют… я забыл, что твердил мне келар… пока ты не ушла.

– Иного? Чего ты боялся?

В ожидании ответа сердце ее забилось быстрее. Она надеялась, что, если он задаст ей подобный вопрос, она сможет ответить так, как велит ей сердце.

Но Корлат огляделся.

– Чужаки, которых ты привела в мой лагерь, приехали не для того, чтобы проводить тебя домой?

Харри отчаянно замотала головой.

– Они уже проводили меня в мой дом в горах и останутся здесь, чтобы составить мне компанию, если ты позволишь.

– Я почту за честь, – ответил Корлат, – принять тех, кто стоял у Врат Мадамер и был свидетелем падения горы на Турру. – Взгляд его задержался на Джеке, тихо сидевшем верхом на Дрейке между Ричардом и Теримом. – Надеюсь, нам расскажут эту историю и повторят ее еще не раз.

– А я надеюсь, что мне никогда больше не придется делать ничего подобного, – сказала Харри и с минуту не видела желтых глаз Корлата, но только демона, некогда бывшего человеком, на белом жеребце с зубами леопарда.

Корлат взглянул на ее склоненную макушку.

– Ради тебя я тоже надеюсь, что не придется. Сила келара – не самый удобный Дар… Я видел… я смотрел, как падала гора. Слышал, как ты позвала меня, и знал, с кем ты бьешься… и понял, почему не встретил его здесь, почему мы сумели отбросить северян, хотя они превосходили нас числом. Думаю, они не ожидали, что мы так сильны, иначе Турра не разделил бы свое войско подобным образом. Ведь демонская кровь Турры твердила ему, что силен только Дар демонов.

Я гордился тобой… и радовался, что ты призвала именно меня. – Голос его упал до шепота, но затем он произнес громко: – Существует традиция, уходящая корнями в глубь веков, к Аэрин и Тору. Нынче мы видим ее нечасто. В последнее время мало было среди нас женщин-воинов, пока Гонтуран не пошел в бой снова. Но традиция такова: при помолвке мужчина и женщина меняются кушаками и таким образом вручают друг другу свою честь на глазах у всех. Я верну тебе твой кушак, если ты захочешь, поскольку не имею права носить его, ведь ты не давала мне такого права. Но я имел честь носить его на глазах у моего народа, пока ты не вернулась… Я так мало верил в тебя, несмотря на слова Люта, и поэтому решил верить, что ты возвратишься к горам и ко мне, и надеяться, что твой ответ оправдает меня.

Харри произнесла четко, так, чтобы слышали все:

– Мой король, я с радостью доверяю тебе хранить мой кушак, как хранил ты его в вере, пока меня не было рядом. Прошу тебя отдать мне взамен свой кушак, и я стану носить его на положенном месте. Ибо моя честь и самая жизнь принадлежат тебе уже много месяцев, однако я видела это не яснее, чем ты, пока не рассталась с тобой. Лишь тогда я поняла, что вернусь, чего бы мне это ни стоило. И я вернулась не для того, чтобы остаться просто королевским Всадником.

И тут приветственные крики вырвались из множества глоток, а не только у отряда Харри. Половина лагеря собралась на центральной поляне перед королевским зотаром послушать, как пройдет эта встреча. Все видели кушак Харизум-сол на поясе их короля, и те, кто помнил традицию, рассказывали о ней тем, кто не знал. И никто не удивлялся – ни среди отряда Харри, ни среди соратников Корлата, а только радовались. Эхо приветственных кличей, наверное, достигло даже границ городка Чужаков под именем Истан и запертых ворот Генерала Мэнди. И Чужаки, ушедшие вместе с Джеком Дэдхемом вслед за юной Харри Крюи, ставшей Харизум-сол и Всадником горного короля, оглядывались вокруг и смотрели на высокие фигуры перед ними, стоящие возле гнедого жеребца, и тоже выкрикивали приветствия.

И Джек в миг затишья сказал им:

– На случай, если вы не очень поняли, чего мы тут кричим, сообщаю: наша Харри выходит замуж за этого парня. Его зовут Корлат, он король.

Под всеобщие вопли Корлат притянул Харри к себе и сказал:

– Я давно люблю тебя, хотя поначалу не понимал этого. Понял, только когда отправил тебя в горы с Матином и Цорнином в качестве учителей. Я так скучал по тебе. А в Городе обнаружил, что и Наркнон последовала за тобой. И я позавидовал кошке, вольной идти, куда хочет.