Казаки

Воротились родители домой. Кус бил себя руками о полы и машинально твердил:

— Нема, нема!

Кусиха терзалась и вопила:

— Доненько моя, любонько моя! Где ты дилась? Где ты еси! Чы ты жыва еще, чы може тебе уже на свити не мае?

Наймит и наймичка, из участия к заботе своих хозяев, взяли фонари и пошли к тайнику. Через несколько минут наймичка прибежала оттуда в испуге и, вбежавши в хату, завопила:

— Лышенько! Видра лежать в пролази!

Вслед за нею наймит принес ведра и коромысло. Увидавши эти вещи, Кусиха испустила произительный крик, металась из стороны в сторону, не знала, бедная, куда бежать ей, что делать, схватилась за голову, сбила с себя «очипок», начала рвать на себе волосы и кричала:

— Доненько, доненько! Пропала ты, пропала!

— Утопла! ■— сказал Кус, но потом приложил палец ко лбу, что с ним случалось всегда, когда он о чем-нибудь трудном размышлял. — Ни, не утопла! — продолжал он: — Як бы утопла, то видра и коромысло не лежалы б далеко вид воды. — Не утопла вона. Лихи люды ии за-нялы в тайныку. Може, убылы! А за що? Кому вона що недобре удияла! Сказать бы, звир ии розирвав. Так як же звир туды забереться! Хыба яки лыходии вхопылы ии та згвалтовалы, залестывшысь на те, що дуже хорОша. Учы-нють над нею, що захочуть, а потым у воду вкынуть!

От таких догадок приходила Кусиха все больше и больше в ярость. Ей казалось, что именно так и есть, как говорит муж: злодеи сгубили ее дочь. Н принялась она^ сыпать ругательства и проклятия на злодеев.

Наймичка, по приказанию хозяйки, известила Моляв-чиху о внезапной пропаже нареченной невестки. Молявчиха тотчас явилась к Кусихе. Обе старухи завели вопль, а Кус — то корил баб за их крики и вопли, то вторил им сам, и раздражал их скорбь своими жалобами и дурными догадками. Так провела ночь злополучная семья. Иногда, на мгновение, надежда сменяла отчаяние: услышат за двором шум, скрипнут где-нибудь ворота, залает собака... подступит к сердцу радость, слушают, не она ли... дожидаются. Ее нет! Мимолетная надежда опять сменяется отчаянием, а оно, после короткого и напрасного перерыва, делается еще более жгучим и гнетучим.

. Стало наконец рассветать.

— Будем крычаты, да голосыты, с сего ничого не буде! — сказал Кус. — Пийду до городового атамана, заявлю. Нехай шукают Ганны; колы ии нема на свити, то нехай хоч слид ии знайдуть.

И оставивши баб продолжать свои вопли, Кус пришел к городовому атаману.

Атаман, по прозвищу Беззубый, с удивлением узнал о внезапном исчезновении той новобрачной, которой красотою любовался вчера в церкви св. Спаса со всем бывшим там народом. Первое, что предпринял атаман, был расспрос Кусу: не было ли у него с кем вражды и ссоры. Кус уверял, что не было. Тогда атаман, немного подумавши, решил послать десятских обходить все казацкие дворы и в городе, и в пригородных селах и везде спрашивать: не видали ли где Ганны Кусивны и не сообщит ли кто догадки о том, кто бы мог ее схватить.

— Чы не вхопылы ии москали? — заметил Кус. — Вчора як повернулысь с винчаня, примитыв я, що коло мого двора все ходылы якиись москали и у викна зазы-ралы. .

— Сходы до воеводы! — сказал городовой атаман: — попрохай, щоб велив учыныть розыск промиж своимы, да и войтови напысав, щоб по мищанських дворах теж учыне-но було, а то мы тильки над козацькыми дварамы реги-ментуемо.

Кус отправился к воеводе. _

— ЧтО тебе, добрый человек? — сказал ласково Тимофей Васильевич, когда вошел в его дом Кус и низко поклонился.

Кус рассказал ему, что дочь его' пропала без вести. .

— Эх, добрый человек, добрый человек, — сказал Тимофей Васильевич: — видно, что отец нежный! Всего один день, а он уж горячку запорол. Подожди, найдется! Да вот что, добрый ты человек, скажи по правде: она, может быть, у тебя гулящая и своевольная. Вестимо, коли одна дочь у отца у матери, так избалована.

— Ни, пане воевода, —сказал Кус: — вона у нас не те що не гуляща и не своевильна, а така, що ии николи не треба ни спынять, ни учить, вона и на ульщю николы не ходыла, де бува игрыще. Така слухняна, соромлива, греч-на... спытайте усих сусидив, уси в одын голос ничого не вымовлять про неи, тильки xopome.

— Так, может быть, встретилась с какою-нибудь подругою, а та ее зазвала к себе в гости, пошли у них промеж себя тары да бары, ночь захватила, она побоялась идти домой и осталась ночевать в гостях, — говорил воевода.

— Я и сам так спершу думав, — сказал Кус: — тильки вже б ий пора була вернуться давно. Николи такого случаю не бувало з нею, пане воевода.

— Так что же, что не бывало! Теперь в первый раз такой случай пришел! Я рад тебе, добрый человек, во всем помочь, написать велю войту, чтоб учинил розыск о ней по всем мещанским дворам, а сам я пошлю своих стрельцов по тем дворам, где есть становища наших царских ратных людей. Только я уверен, добрый человек, что не успеют произвести розыск по мещанским дворам, как твоя дочь к тебе явится.’ А я твою дочь вчера в церкви видал мельком, как она венчалась. Я с паном полковником там был. Славный молодец твой зять. И она красавица. Парочка нарядная. Полковник мне сказал, что жених тотчас после венца пойдет с козаками в поход. Мне так стало жалко, что я просил полковника: нельзя ли ради новожениого дела оставить его. Что же, мое дело сторона! Нам, воеводам, от великого государя не велено вступаться в казацкие дела. Будь покоен, добрый человек! Дочь твоя найдется, сама к тебе воротится, а не придет сама, так мы ее найдем, и я сам, самолично, приведу ее к тебе. На том даю тебе мое крепкое слово.

Кус поблагодарил воеводу за доброе слово и ушел.

Прошел день, прошел другой, третий — Ганна не возвращалась. Мать до того заметалась, что стала как безумная, и в речах ее мало было склада; от тоски напало на нее такое истомление, что пройдет несколько саженей и садится, либо совсем упадет на землю. Молявчиха первые дни очень сердечно принимала участие в беде, постигшей мать ее невестки; но на четвертый между. двумя бабами начались пререкания. Кусиха в своих сетованиях о дочери высказалась, между прочим, что «на лыху годыну>> повенчалась она с Малявкою, а Молявчиха оскорбилась такою выходкою и с своей стороны ядо.вито заметила, что Бог знает, где она делась, может быть, у ней на уме заранее; что-нибудь затеяно было, а может быть, ее родители знают, где теперь их дочь, знают, да не скажут!

— Не такого зятя нам було б добуты, а другого кого-небудь, то може б дочка наша цила була! — сказала Кусиха. ,

— Не такого подружья треба б' моему сынови, а мени нсвистки! — произиесла Молявчиха.

' Мать Молявки-Многопеняжного ставила Кусихе на вид, Что Молявка родом значнее каких-нибудь Кусов, и Кусы должны бы себе за честь считать, что роднятся с Молявка-ми. Кусиха упрекала, что Молявки хотят загарбать Кусово достояние и для этого входят с ними в свойство: Кусы и Малявки, хоть и одинаково козаки, но Кусы старинные от прадедов и прапрадедов черниговские козаки, а Молявки так себе какие-то прибыши.

С таких едких замечаний начались взаимные ругательства, а наконец и проклятия.

— А щоб твоя дочка не знайшлася, а так бы скризь землю пийшла! Негодныця вона! — сказала Молявчиха.

— А щоб твий сын з войны не вернувся! — крикнула Кусиха.

Спор дошел до того, что Молявчиха плюнула на Куси-ху, а Кусиха плюнула на Молявчиху. Молявчиха сказала, что с этих пор нога ее не будет в Кусихиной хате, а Кусиха сказала, что было бы лучше всего, когда бы и прежде ни Молявчиха, ни сын ее не переступали их порога.

Добродушный Кус хотел было умиротворить разъярившихся баб, но потом рукою махнул и произнес:

— Бабы яко бабы, волос довгий, а разум короткий.

С той поры Молявчиха "не посещала Кусихи, а Кусиха не приходила к Молявчихе. Но приходили к Кусихе разные соседки; им рассказывала Кусиха о своей размолвке с Мо-лявчихою, а соседки, слушая это, с своей стороны подстрекали их к ссоре; нашлись такие, что начали переносить Кусихе, что говорит о ней Молявчиха, а Молявчихе, что говорит о ней Кусиха. -