Страница 94 из 160
<На полях> Очередной сюжет: беспризорник в лесу.
Рассказ о беспризорном в лесу.
Ребята пели «во субботу день ненастный, нельзя в поле работать». Песня приходилась: была суббота, и дождик шел, и ребята весь день дулись в карты у нас на огороде в сенном сарае и пели «во субботу день ненастный»… Я сидел тоже по случаю дождя со своими книжечками и тетрадками. Вдруг вижу и глазам не верю: все ребята валят в лес и с ними одна девица расфранченная в короткой городской юбке и белых чулках. Все пели, смеялись, острили, очень похоже было, как если бы деревня собралась в лес на гулянье, вроде как в Троицу. Я открыл окно и спросил хозяина, — по какому случаю народ валит в лес.
Он подошел к окну и начал тихонько бормотать, я ничего не понял, по обыкновению. У хозяина моего от рождения поврежден язык, и понимать его можно только, если он говорит громко, выходит совершенно точно как по радио громкоговоритель. Другой крестьянин, сидевший на лавочке, Калачев Абрам Иваныч, голова всей деревне, моргнул мне в сторону леса, подошел и шепотом сообщил:
— Это гулянье для видимости. Пошли человечка ловить.
<На полях> Европа много помнит, Америка действует и тянет к своему делу европейское прошлое в чаянии, что Эллада воскреснет в Америке.
Читал речь нового президента США Кулиджа, в которой он американскую цивилизацию ставит против европейской, чтобы сдержать войну, и рекомендует Европе для ее процветания усвоить себе американские порядки, цель которых — дать возможность проявления «индивидуальной инициативы». Вот, значит, как можно определять капиталистический строй: порядок, обеспечивающий наибольшее проявление индивидуальной инициативы. Напротив, соц. строй можно определить как гос. порядок, защищающий интересы трудящегося большинства от господства индивидуальных интересов. Определение идеального государства: «Порядок, обеспечивающий наибольшее проявление индивидуальной инициативы в интересах трудящегося большинства». Под этим определением одинаково подпишутся и социалисты и капиталисты, хотя, впрочем, должен выйти большой спор при раскрытии понятия «трудящегося большинства». Дело в том, что труд разделяется на деятельность, подчиненную воле другого (работа) и самовольную (инициатива). Работа по своей инициативе, вот настоящий достойный человека творческий труд.
Исходя из этого, сделаем новое определение идеального государственного строя: «порядок, обеспечивающий всем трудящимся наибольшее проявление личной инициативы».
И опять под этим определением подпишутся одинаково социалисты и капиталисты. Американский капиталист скажет, что нигде в мире не обеспечена возможность рабочему сделаться инициатором, как в Америке. Социалисты русские тоже ответят, что в СССР и кухарка может управлять государством.
Разберем:
Америка. Раб откладывает сбережения, посредством их делается сам инициатором. Следовательно, каждому способному предоставляется возможность выбиться из рабского состояния и сделаться господином раба. Достигаемая этим порядком наибольшая производительность ценностей изменяет к лучшему и положение тех, кто не способен проявить инициативу. Впрочем, за исключением идиотов, безнадежно больных и дегенератов едва ли у многих в какой-либо области не найдется личной инициативы.
СССР.
СССР против самого разделения во времени элементов творческого труда (подчинения и господства) данной личности (т. е. сначала одно: я — рабочий, потом другое: я — инициатор). Все одновременно, и рабочие и «инициаторы», различаясь между собой в разнице оплаты разноклассифицированного, но однородного по существу труда, являются господами производства ценностей, так как эти ценности накопляются для сознательного их распределения. «Каждая кухарка управляет государством» — сказано в том смысле, что личность, обреченная своими способностями на самый неинтересный и простой труд, сознает себя в целом, в частном деле своем видит целое. Американский рабочий, достигая мастерства в работе с целью личного благополучия только в ритме труда (бессознательно), может догадываться, что, достигая совершенства в труде, делаясь его господином, он в конце концов работает на общее благо. На известной ступени утомления и накопления ценностей, попадающих в его личное пользование, такой человек утрачивает чувство ритма творческого труда, и дальнейшее поведение его определяют сами находящиеся в руках его ценности. (Банкир, перелетая Ла-Манш, что-то вспомнил деловое, сказал по радио, потом ему захотелось в сортир, он открыл не ту дверь и полетел в Ла-Манш.)
Кратко: личная инициатива кончается избыточным накоплением ценностей, которые разлагают первоначальное естественное творчество их создателя и отдают его личность во власть самих денег. СССР эти избытки ценностей направляет в коммуну и освобождает сознание их владельца для участия в управлении распределением их на общую пользу.
Существует подоходный налог, посредством которого государство удовлетворяет коммунальные нужды. Вместе с накоплением ценностей и улучшением уровня личного благосостояния граждан растут их потребности в общественности и сознание в распределении ценностей. Американский капитал мало-помалу организует производство во всем мире и устраняет войну интересами самого производства. Недостатки социализма заключаются в том, что он, маскируясь интересами производства, вносит в них элементы морали, чуждые успеху самого производства, и тем делает его невозможным. Эти чуждые элементы заключаются в переоценке значения разумного сознания человека на данной ступени развития масс. Нельзя <требовать> от масс, находящихся целиком еще во власти инстинкта размножения и необходимости родового обеспечения жизненными средствами, чтобы они могли пожертвовать этим для осознания высшего назначения на земле человека.
Процесс творчества:
Всякий личный успех в любой отрасли труда сопровождается чувством общественным, кажется мне хорошо, значит должно быть и всем хорошо.
Один ли я начинатель — я причина ли своего делания? Нет, мое дело — это ответ. Знаю, что на многое могу ответить, если спросят меня, и если я молчу, то, значит, меня не спрашивают. Вначале бывает вопрос — «божественный глагол» — слово, вопрос, и потом я отвечаю своим делом.
И вы тоже, друг мой, оставьте сомнения о себе: вас не спрашивают, и потому вы молчите. Вы не думайте только, что родились вы уродом, нет, — вы молчите, скорее всего до вас черед не дошел. Но это, помните, не значит, что вы можете сидеть сложа руки: ваше великое дело в том, чтобы всегда быть готовым к ответу.
Не всегда, но бывает, я чувствую в себе готовность ответить на всякий вопрос даже из математики, к которой я не способен, если бы меня спросили в эту минуту, я чувствую, дал бы ответ, как из уст в уста, минуя необходимость математики. И так мне еще представляется, что если бы в такую минуту чувство готовности быть способным вместить для ответа весь вопрос, то был бы пожар моей жизни, и я бы, как я, исчез в этом навсегда. Но об этом надо особо подумать: или такой полный вопрос обходит меня, или я не готов к нему и потому я не исчезаю в деле, а появляюсь и продолжаюсь в делах. Если бы я был в состоянии дать полный ответ, я был бы провидец и все, что я сказал бы <1 нрзб.> истину. А я так не могу, малыми делами отвечаю согласно с прошлым, <1 нрзб.> в ожидании рассвета из нынешнего дня как-то хозяйственно отрываю, часть назавтра сберегаю, и это хозяйственное сбережение составляет мое земное делание, я не пророк, а хозяйственно расходую себя для связи дней человеческой жизни.
В моих словах этих ничего нет загадочного, каждый, кто что-нибудь делает, если посмотрит внутрь себя и спросит себя, как у него все выходило, легко поймет меня. Даже умная собака не обжирается до отвала, а часто недоест и зароет в землю кусок, и завтра придет на это место, откопает и съест. Так и наше творчество я понимаю из хозяйства: чем более тревога за будущее, тем больше спешишь делать запас. Творчество законов — наука и творчество форм — искусство в моем понимании создаются тревогой за очень далекое будущее и потому требуют от личности почти полной готовности отказаться от настоящего для заготовки на будущее.