Страница 14 из 64
Он непонимающе смотрел на меня.
— Азиатка, — пояснила я.
— Китаянка, японка, вьетнамка?
— И то и другое и еще больше. Может быть кто-то, чьи предки были из Азии. Коренной американец…
— То есть, вы говорите про старые индейские кости?
— Категорическое нет. Эти останки недавние.
Он какое-то время подумал, затем спросил:
— Передние зубы были выбиты?
Я поняла о чем о подумал. Зубы часто выбивают, чтобы помешать идентификации. Но не в этом случае. Я покачала отрицательно головой.
— У резцов только один корень. Когда мягкие ткани разлагаются, их ничто не держит, так что они могли просто выпасть.
— И куда делись?
— Могли проскользнуть в фильтрационную систему. Или по-прежнему оставаться на дне отстойника.
— Они могут пригодится?
— Конечно. Ведь все это только предположения, — и я махнула рукой на фото.
— Итак, что за незнакомец у нас в канализации?
— Женщина, возможно около двадцати, предположительно монголоидного происхождения.
Я заметила как заискрились его глаза.
— У многих гватемальцев монголоидные корни?
— У многих, — согласилась я.
— И очень мало их у канадцев.
— Только коренные народы, эмигранты из Азии, их потомки.
Гальяно молчал долго, затем подытожил:
— Значит мы сейчас смотрим не на Шанталь Спектер.
Я уже собиралась ответить, как в комнату вошел Эрнандес со своей тележкой. Вместо больших коробок в ней лежали два черных мешка и черный холщовый чемоданчик.
— Ты где, черт побери, шлялся? — тут же воскликнул Гальяно.
— Эти придурки так не хотели давать свой драгоценный фонарик. Словно это какое-то сокровище! — проворчал Эрнандес. — Куда это положить?
Гальяно указал на два стола у правой стены. Эрнандес сгрузил мешки и остановил тележку у оставшихся коробок.
— Больше я это не повезу, — он вытащил желтый платок из кармана, отер лицо. — Они такие тяжеленные!
Он сунул платок в задний карман. Мне через всю комнату был виден ярко-желтый край, торчащий из кармана.
— Давайте еще посмотрим фотографии, — обратился ко мне Гальяно. — Большинство дали семьи, а одна из посольства.
Я согласилась, хотя особой нужды это делать у меня не было. Я работала над столькими расследованиями убийств, что примерно знала какие увижу картинки. Лица: враждебные, счастливые, озадаченные, сонные. Старые или молодые, женские или мужские, ухоженные или не очень, страшненькие или симпатичные — каждый снимок выхватывает определенный момент в жизни объекта, не подозревающего о будущем несчастье.
Первый же взгляд на фото напомнил мне о Тэде Банди[18] и его пристрастиях. Все четыре девушки имели длинные прямые волосы с пробором посредине. На этом их сходство заканчивалось.
Клаудиа де ла Альда не была наделена красотой. Она была угловатой девушкой с широким носом и широко посаженными глазами, размером не больше маслин. На каждом из трех снимков она была одета в черную юбку и пастельного цвета блузку, застегнутую на все пуговицы. Серебряное распятие красовалось на ее полной груди.
У Люси Джерарди были блестящие черные волосы, голубые глаза, тонкий нос и острый подбородок. На школьном портрете она была в ярко-синей спортивной куртке и накрахмаленной белой блузке. На домашнем фото на ней был желтый сарафан, а на коленях сидел шнауцер. В горловой впадинке блестел золотой крестик.
Самая старшая по возрасту из всех четырех, Патрисия Эдуардо вовсе не казалась таковой, ей словно было пятнадцать. На одном снимке она сидит на коне, черные глаза блестят из-под козырька жокейской шапочки, одна рука на узде, вторая спокойно лежит на колене. На другом — она стоит рядом с конем и торжественно смотрит в объектив. Как и у других девушек, на шее у нее висел крестик, а на лице ни следа макияжа.
В то время как Альда, Джерарди и Эдуардо были похожи на прихожанок церкви Пресвятой Богородицы, Шанталь Спектер же наоборот, выглядела словно последовательница культа непристойности. На одной фотографии, где она была запечатлена крупным планом, на ней был надет обтягивающий грудь и открывающий живот топик и светлые джинсы. Ее светлые волосы были мелированы, и лицо накрашено как у вампира.
Особенно с этим контрастировал официальный снимок из посольства: Шанталь смиренно сидела с мамой и папой на диване времен королевы Анны. На ней были стильные лодочки, гольфики и белое хлопчатобумажное платьице. Никакого макияжа в стиле Белы Лугоши[19], никакого мелирования на волосах.
Рассматривая лицо каждой девушки, я чувствовала как в груди собирается холод. Неужели они все мертвы? Это одну из них мы нашли в канализации в «Параисо»? В Гватемала-Сити орудует психопат? Планирует ли он сейчас свое новое убийство? Помогут ли фотографии это понять?
— Непохоже что она за наркотой гонялась, — сказал Гальяно, разглядывая портрет Шанталь.
— Ни одна из них этого не делала.
— Кто-нибудь подходит к профилю?
— Они все подходят. Шанталь правда не очень вписывается по расе, но это все так зыбко. Я была бы больше уверена, если бы у меня была возможность снять замеры и провести их по базе данных. И то, это тоже не дает стопроцентную гарантию.
За спиной здоровяк-полицейский грузил коробки в тележку.
— А что там со временем? — обратилась я к Гальяно.
— Клаудиу Альда в последний раз видели в июле. Канализацию чистили в августе.
— «Последний раз видели живой» совсем не обязательно время ее смерти.
— Да, конечно, — согласился Гальяно.
— Если она вообще мертва.
— Патрисия Эдуардо исчезла в октябре, а Джерарди и Спектер — в январе.
— Видел их кто-нибудь в джинсах и розовой кофточке?
— Судя по показаниям свидетелей — никто. — Он указал на стопку папок. — Все дела здесь.
— Самое первое что надо, так это узнать об их одежде.
Гальяно проводил меня к столу, понаблюдал как я опускаю на пол коробки с оставшимися у нас уликами, вынимаю из сумки и расстилаю на освободившемся столе пленку.
— Мне понадобится вода, — попросила я у него.
Он вопросительно посмотрел на меня.
— Чтобы очистить надписи.
Он передал мою просьбу одному из детективов.
Надев резиновые перчатки, я взяла один пакет, развязала его и выудила оттуда смердящие остатки ткани. Вонь тут же заполнила комнату, как только я выложила на пленку все предметы найденной одежды.
Детектив Лаковая Башка принес воду.
— Боже, воняет как в нужнике!
— И с чего это, как думаете? — съязвила я ему в спину, когда он выходил из комнаты, поспешно закрывая за собой дверь.
Джинсы, кофточка, маленький зеленый лифчик, маленькие зеленые с красными розочками трусики, голубые носочки, плоские школьные туфли.
Холодная колючая боль в душе. Мы с сестрой носили такие же, когда я перешла в пятый класс.
Со временем на столе образовалось жуткое безрукое и безголовое пугало. Когда вся одежда из мешков была выложена на стол, я приступила к тщательному осмотру каждого предмета.
Джинсы были темно-синими, без каких-либо эмблем. И хотя ткань была еще в достаточно хорошем состоянии, сами джинсы распадались на отдельные куски.
Я проверила карманы: пусто, как и ожидалось. Я аккуратно макнула этикетку в воду, потерла, но буквы совсем расплывались и прочесть размер было невозможно. Брючины были свернуты, однако присмотревшись, я прикинула что длина ног приблизительно как у меня. Гальяно все записывал в свой блокнот.
На рубашке тоже не было никаких опознавательных эмблем. Я пока не стала ее расстегивать.
— Ножевые разрезы? — спросил меня Гальяно, когда я внимательно разглядывала дырки в ткани джинсов.
— Неправильная форма, рваные края. Просто разрывы ткани. Размер лифчика 34В, трусики — размер 5. Также без каких-либо опознавательных фирменных этикеток.
— Странно, что джинсы разваливаются, а все остальное в относительно хорошем состоянии, — заметил он.
— Натуральный материал. Сегодня есть, завтра — нет.
Гальяно ждал продолжения.