Заповедь

Людей было трое. Один из них с кастрюлей в руках сидел на корточках возле самой воды. Другой, огромного роста, расстегнув ворот рубашки, собирался ее скинуть и умыться, несмотря на холод. Третий, с винтовкой на коленях, сидел на камне...

Раздался выстрел. Пуля выбила из рук первого кастрюлю. Она бултыхнулась в воду, зазвенела по камням. Бандит от неожиданности отшатнулся и, не удержавшись на ногах, уселся на зад.

— Сдавайтесь! — раздался по ущелью громкий крик Кокова. — Вы окружены!..

Выстрел словно снял оцепенение и с людей, и с животных. Вдруг все метнулись кто куда. Лошади, высоко вскидывая ноги, брыкаясь, повернули к берегу и стали карабкаться вверх. Самая резвая из них по кромке воды понеслась мимо бандита, собиравшегося умываться, и он, спрятавшись за круп, побежал вдоль берега. Того, что сидел, точно смыло с камня, и уже через секунду он открыл огонь... «Бывалый, — подумал Мурат, — юнкер или офицер».

Бандит, упустивший кастрюлю, упал набок и потянулся к винтовке, лежавшей у самой воды. Потянулся, но не добрался. Пуля пригвоздила его к земле. Бежавший под прикрытием лошади метнулся за скалу. И оттуда раздались выстрелы...

— Успел винтовку схватить, гад! — выругался Коков и опять закричал: — Сдавайтесь! Вам не уйти!

Над головой Руслана прожужжала пуля. Подросток плюхнулся на землю, но вытянул шею, стараясь не упустить малейшей подробности из разворачивающегося перед ним боя.

— Сдавайтесь! — закричали Тимур и Солтан.

В ответ раздались выстрелы. Четыре лошади вскарабкались наверх и исчезли в густой чаще леса. Пятая же — спасительница здоровяка-бандита — все дальше уносилась по берегу реки...

— Надо было сразу всех перебить, — ругался Коков и накинулся на Солтана, находившегося от него метрах в пяти: — Тот, что за скалой, твой был. Почему не стрелял?

— Так вы же велели стрелять, только если сдаваться не будут, — оправдывался Солтан.

— Они не собираются сдаваться, — произнес Мурат и напомнил: — Еще минуты три — и сгорит сено. В темноте они могут удрать в лес...

— Жаль! — вырвалось у Кокова. — Так удачно вышли на них — и упустить?! Не-ет!.. Не позволю!..

— Выход один: перебежками пробраться к реке и бить в упор, — предложил Мурат.

— Идет! — согласился Коков и приказал: — Приготовиться к перебежкам. Очередность...

— Первым я, — произнес Мурат.

— Вторым — Тимур, третьим — Солтан, я — четвертым, — продолжил Коков. — И дальше в том же порядке. Прикрыть огнем. Вперед, Мурат!

Мурат приподнялся и прыгнул в обрыв. Руслан видел, как он сперва пополз по склону, потом несколько раз перевернулся, пока не достиг низины. Милиционеры стреляли по камням и скале, чтобы не позволить бандитам вести прицельный огонь по Гагаеву. Теперь открыл огонь и Мурат, а перебежку совершил Тимур. Так, поддерживая друг друга, они приблизились к самому берегу. Мурат бежал не напрямик, а сдвигаясь вправо. И Руслану стало ясно, для чего: чтоб можно было достать пулей укрывшегося за камнем бандита.

Арба горела как факел. Мурат сделал еще один бросок, лег у самой реки, вскинул винтовку и выстрелил. Послышался стон...

— Ты у меня на прицеле, — закричал Мурат. — Бросай винтовку.

Из-за камня показалась рука и выбросила винтовку к самой реке.

— Выходи, — приказал Мурат.

— Не могу, — простонал бандит, — ты мне ногу прострелил...

Вытащить из-за скалы третьего бандита было трудно. Он упрямо отстреливался. А сено на арбе уже догорало.

— Сдавайся! — опять закричал Коков.

— Попробуй взять! — огрызнулся по-осетински бандит.

— Узнал я тебя, сволочь! — взревел Коков. — На твоей совести, штабс-капитан, не один человек. Но и твой час пробил. Прикройте меня! — приказал он и, сбрасывая на ходу шинель, побежал вперед, в самую реку.

— Сумасшедший! — ахнул Мурат. — Назад!

— Берите его на мушку, — одной рукой держа над головой винтовку, а другой гребя, кричал Коков. — Я иду к тебе, сволочь!..

Но разве Солтан мог позволить старшему лезть под пули, опередив его? И он с разбега врубился в холодные воды и вскоре поравнялся с Коковым и вырвался вперед. Он почти достиг противоположного берега и уже поднялся на ноги, когда из-за скалы прямо на освещенное место выпрыгнул бандит. Высокий, заросший, с распахнутым воротом рубашки, под красным отсветом затухающего огня он казался безжалостным палачом. Вскинув руку с пистолетом, бандит несколько раз выстрелил в Солтана и тут же осел сам, получив сразу три пули...

Солтан, точно не удерживаясь на скользких, отшлифованных веками речным потоком камнях, сделал несколько неуверенных шагов назад, потом в сторону и, пошатнувшись, рухнул на спину... И тут же огонь на арбе погас...

— Вот так и бывает, Руслан, — сказал Мурат, когда отыскали в лесу и пригнали лошадей. — Подвиг и смерть — брат и сестра, всегда рядом ходят...

Глава 25

Не успели они въехать в Хохкау, как язык Руслана точно сорвался с цепи, вышел из повиновения, и племянник подробно, несмотря на толчки дяди, вещал каждому встречному, как была обезврежена опасная банда и какую роль в жарком бою сыграли дядя Мурат и он, Руслан. Аул был взбудоражен его рассказами...

Вечером к Мурату нагрянули гонцы от Хамата с приглашением посетить его дом. Оказалось, что старый солдат посчитал себя обязанным дать кувд в честь земляка, совершившего подвиг... И пришлось Мурату нарядиться в свою лучшую черкеску, не побоялся он нацепить рядом с орденом Красного Знамени и Георгиевские кресты... Кувд превратился в вечер воспоминаний о ратных делах и самого Хамата, и его знакомых, а также Умара, который то и дело настырно встревал в разговор. В отличие от старшего брата, Мурат был молчалив и становился все грустнее и, в завершение, совсем замкнулся в себе. Только и слышали от него, что «Уа царанбон бира!» и «Бузныг!» Умар недовольно косился на брата, пытался его растормошить, поначалу то и дело обращался к нему с просьбой поведать, за какие подвиги ему вручили именное оружие Уборевич, Ворошилов, Буденный, но, убедившись, что Мурат едва сдерживает гнев, неизвестно по какой причине захлестнувший его, оставил в покое.

— Ты чего такой смурной? — по дороге домой спросил Умар. — Плохо чувствуешь себя?

И тут Мурат взорвался:

— Как ты можешь так? Раздухарился, расхвастался: «Шашку рванул из ножен, конь мчится, бурка развевается, офицеры разбегаются»?.. Чем языком молоть, лучше присмотрелся бы, как живут люди...

— А что? Неплохо живут, — отпарировал Умар. — На стол ставят мясо и сыр, рог с аракой преподносят. А если тебе не понравилось, что я рассказывал о боях с белогвардейцами, то ни одного лживого слова я не произнес. Говорил то, что было.

— Да не об этом я, — поморщился Мурат.

Они стояли посреди дороги, прорезавшей весь аул из конца в конец; разбросанные по склону горы хадзары утопали в темноте. В окне дома Кетоевых, из которого они только что вышли, погас тусклый огонек. Лишь луна, лениво застывшая между скалами, с любопытством заглядывала в узкое и глубокое ущелье...

— Но? — поднял брови Умар в ожидании пояснения.

— Оглянись вокруг, воин, — развел руками Мурат. — И скажи, разве здесь что-нибудь изменилось?

— А что должно было измениться? — удивился Умар.

— А за что ты сражался? За что кровь проливал? — спросил Мурат и сам же ответил: — За новую жизнь. За новую!..

— Вот ты о чем...

— Об этом самом! А где она, эта долгожданная пора? Что же получается? Революция произошла, белогвардейцев изгнали, а горцы так же целыми днями копошатся в земле, рыщут по лесу, добывая дрова на топливо, карабкаются по горам, охотясь на туров... И в хадзарах все по-прежнему: бедно, дымно, темно... Горцы как жили, так и живут. И разговоры те же, что и раньше: о том, кто заболел, у кого свадьба предвидится, чья корова отелилась... Разве об этом мы мечтали, Умар? Разве за это кровь проливали? Там, на фронте,— под пулями, я иначе представлял новую жизнь в Хохкау... А вижу: ничего не меняется?!