Заповедь

— Несчастье может и на вас свалиться, — тихо промолвил Дзамболат. — Что ты тогда запоешь?

— Прекратите ссориться! — закричал Дзабо. — Я запрещаю!

— Не знаю, как теперь быть, — сказал Махарбек. — Что с вас возьмешь взамен отары? Хадзар? Но он и пятой части отары не стоит...

— Почему о хадзаре заговорил? — возмутился Хамат. — Хочешь Гагаевых без крыши оставить?

— Они же нас оставили без отары? — подал голос Дабе.

— Не горячитесь, — опять вмешался Дзабо. — Надо спокойно обсудить.

— Напишу Батырбеку, — заявил Махарбек. — Он затеял сдать отару — пусть сам и разбирается...

— Вот это верно, — похвалил его Дзабо. — Был бы здесь Батырбек — он и отару бы отыскал. Всю Осетию бы на ноги поднял, а своего не упустил, — он оглядел столпившихся возле него всадников. — Ни один из вас не может сделать того, что ему по плечу.

— Их было четверо, — кивнув на костер, задумчиво сказал Мурат.

— Почему ты решил, что четверо? — уставился на него Агуз.

— Один сидел там, на корточках, второй там, — Мурат стал водить пальцем вокруг костра, — третий — в сапогах — сидел на бурке, четвертый жарил шашлык.

— А сколько лет было каждому? — усмехнулся Агуз.

Мурат тяжело посмотрел на него, но ответил коротко:

— Этого я не знаю...

***

Затем хохкауцы разделились. Тотикоевы и Кайтазовы отправились в аул, а Гагаевы и Кетоевы продолжили погоню. Напрасно Дзабо думал, что уладил ссору. Таких оскорблений горцы не прощают. И хотя внешне и Кетоевы, и Гагаевы старались выглядеть спокойными, внутри у них все клокотало.

— Зазнался этот мальчишка Агуз, — пробормотал Хамат. — Мне, который не раз со смертью в обнимку ходил, нанести оскорбление!

— Извини, Хамат, из-за нас пострадал, — стал успокаивать его Дзамболат. — Негодуют Тотикоевы. И их понять можно: была отара — и не стало ее...

— Но оскорбив две фамилии, он что, возвратил овец целыми? — спросил Иналык... — Нет, лично я не могу его простить.

— И Дзабо меня удивил, — сказал Хамат. — Старший должен был свою палку о его спину сломать, чтобы другим неповадно стало!

Раздавшийся смешок заставил их оглянуться. Мурат смущенно отвел глаза от стариков.

— Ты чего? — строго спросил его Дзамболат. — Что смешного усмотрел в нашем разговоре?

— Младшие при старших должны молчать, — назидательно промолвил Хамат. — Вот как Касполат, — показал он на смутившегося от такой похвалы брата.

— Ему нечего сказать, — возразил Мурат.

Дзамболат с удивлением посмотрел на него — до этого момента он никогда не слышал таких ноток в голосе сыновей.

— А ты что поведаешь нам? — уставился на Мурата Хамат. — Открой рот, посмеши стариков.

— Извините, — серьезно, без обиды на резкость Хамата сказал Мурат, — я только хотел спросить: как же Тотикоевым и Кайтазовым не быть заодно?

— А разве они братья? — удивился Иналык.

— Богатые все равно что братья, — кивнул головой Мурат.

— Да они из-за одной овцы подерутся, — усмехнулся Иналык.

Двое суток Гагаевы и Кетоевы ездили по ущельям, весь перевал обшарили: отары как будто бы и не существовало...

Спустя годы замысловатыми путями, из уст в уста, из аула в аул, из ущелья в ущелье добралась-таки до них весть о ссоре, что произошла в тот черный день похищения отары...

Мурат был прав — абреков было четверо. Пятый — Газак — находился высоко в горах, в заброшенном ауле, затерянном в лесу. Его трепала лихорадка, и он отлеживался под медвежьей шкурой. Услышав блеяние баранов и веселые крики друзей, Газак выполз из своего логова.

— Погляди, какие шашлыки навестили тебя, Газак, — смеялся абрек со шрамом во всю щеку. — Выбирай, какого подать тебе на стол!

— На весь год хватит мяса! — ликовал седой. — Если даже каждый день резать по барану...

— Не выйдет, — посуровел вожак, — отару оставлять у себя не будем. Абреки не могут стать чабанами. Успокоится аул — погоним через перевал и продадим.

— Опасно, — поежился худой и длинный абрек. — Спросят, откуда отара, что скажем?

— Не все покупатели любят задавать вопросы, — усмехнулся вожак. — Некоторым важна цена, а не чья овца, — засмеялся он.

— В лесу отару не прокормишь, — согласился абрек со шрамом. — А выгонишь в горы — каждый прохожий может спросить, чья отара... Лучше продать.

— Оденемся, обуемся, — закивал головой седой. — Я себе приобрету новую черкеску. Из городского сукна!

— Эй, Газак, так какого тебе зажарить?! — спросил абрек со шрамом.

— Давайте того, со сломанным рогом, — показал рукой худой абрек. — Он все норовил меня поддеть.

Газак посмотрел на сломанный рог барана и вздрогнул. Нет, он не мог ошибиться. Этот баран был в отаре Тотикоевых, которую Гагаевы взяли в аренду.

— Откуда отара? — хрипло спросил он.

— Вот вам покупатель с вопросом! — засмеялся абрек со шрамом.

— У кого угнали? — сердито переспросил Газак.

— Имени чабана забыли спросить, — пошутил худой абрек.

— Кто-нибудь из вас может ответить, где столкнулись с чабанами? — и схватил за грудь седого абрека. — Тебя спрашиваю!

— Пусти! — отпихнул тот Газака.

— Тебе это важно? — серьезно произнес вожак. — Знакомого увидел?

— Да, — кивнул головой Газак. — Того, со сломанным рогом.

Абреки посмотрели на барана.

— Лови его, джигиты, — приказал вожак. — Приметных пускаем на еду в первую очередь...

— Но скажите, чья отара, — простонал Газак.

— Скажу. Обманывать не стану, — пообещал вожак и махнул рукой. — Ловите, ловите барана...

Услышав рассказ вожака банды, Газак бросился к абрекам, которые уже повалили на землю приметного барана:

— Стойте! Отпустите!..

— Ты чего? — уставились на него абреки.

— Отару придется возвратить, — тихо сказал Газак.

Вожак раздвинул рукой товарищей, подошел вплотную к Газаку:

— Почему?

— Этих баранов взял в аренду мой отец.

Кто-то из абреков цокнул языком.

— Вот невезенье!..

Вожак гневным взглядом оборвал его восклицание и вновь уставился на Газака:

— Ну и что?

— Как что? Отец арендовал эту отару, — пояснил Газак, — а вы ее угнали... Отцу нечем возвратить долг Тотикоевым.

— Это не наши заботы, — обрезал холодно вожак. — Твой отец брал в аренду — он пусть и ломает голову, чем платить. Мы-то здесь при чем?!

— Но вы угнали у моего отца! — покраснел Газак. — Как же я могу не думать об этом?!

— Ты — абрек! — напомнил вожак. — Ты давал клятву. Для нас мать-отец не существуют. Мы изгои. Вроде волков. Что досталось в руки, тем и пользуемся.

Газак сделал шаг назад, глаза его блеснули гневом.

— Нет, джигиты, так не пойдет. Мы не волки — мы люди. И эту отару мы должны возвратить!

Вожак вдруг успокоился, показал рукой на абреков, покорно произнес:

— Не будем спорить. Как они скажут — так и сделаем.

Газак метнулся к абрекам, горячо заговорил:

— Я найду вам отару! Еще богаче! Мы ее угоним и продадим за перевалом. Я вам это обещаю! А эту надо возвратить. Отцу и братьям нечем оплатить ее, у них только и надежда, что на этих баранов! Отец всю жизнь провел в бедности и вот теперь опять станет нищим... Джигиты, братья! Я прошу вас! Я обещаю вам не одну отару!.. Ой!.. — сильный удар в бок содрогнул его тело; Газак оглянулся, но сказать ничего не успел...

Оттолкнув его от себя, вожак выдернул кинжал из его бока и, нагнувшись, брезгливо стал вытирать его о черкеску Газака:

— Слизняк! — сказал он. — С такими нам нельзя. До добра не доведут, — и прикрикнул на оторопевших абреков: — Режьте барана. Видите же, поминальный стол надо накрывать...

... Обычай абреки соблюли: доставили тело Газака в Хохкау. Сперва в аул вошел ворованный конь, круп которого был покрыт черной буркой. Конь шел, настороженно поводя ушами, посреди улицы, и каждая сакля отвечала ему плачем. В чей дом пришла беда?.. Конь остановился на лужайке и стал пощипывать траву. Мужчины поспешили к нему, окружили. Умар узнал бурку брата, молча взял уздечку и повел коня к своей сакле...