Заповедь

Потом была тишина. Они лежали на поляне, и грудь их ходила ходуном. Сердцу не хватало места в груди, оно пыталось выскочить на простор, чтобы вдоволь вдохнуть воздуха. Мурат сел на землю, повел лихорадочным взглядом по распластанным телам друзей, с трудом выдавил из себя:

— Мне... туда... надо...

— Куда? — приподнял голову Николай.

Мурат раза три вздохнул, провел ладонями по груди, выжал фразу:

— Там Таймураз.

— Не дури, — шепотом произнес Николай, — зря пропадешь...

Мурат отрицательно покачал головой, коротко сказал:

— Я назад пойду.

Франц не мог произнести ни слова, он только показал горцу кулак и гневно заскрежетал зубами...

— Таймураз там, — виновато повторил Мурат.

Глава 15

Разве не безумством было возвращаться на ферму после всего, что произошло? А Мурат боялся, что Таймураз из-за него оказался в беде. Ему мерещилось, что Роллинс бросил его в тюрьму, что он уже убит. И был безмерно рад, когда, прокравшись к ферме, притаившись на холме, увидел у конторы знакомую фигуру друга.

Таймураз стоял напротив сидевшего на ступеньках хозяина и внимательно слушал его. Мистер Роллинс облагодетельствовал Мурата, но тот оказался негодяем и занялся грабежом. Таймураза возмутил не сам поступок Мурата, а то, что друг не посчитался с ним, не посоветовался и даже не рассказал потом о случившемся. Почему поступил так опрометчиво, заботясь не о себе, не о Таймуразе, а о людях, которые им ничего хорошего не сделали? И с каждым словом Роллинса Таймураз наполнялся обидой и гневом.

— Мистер Роллинс уважает тебя и твои друзья, — переводил управляющий слова хозяина на русский язык и поспешно поправился: — Но это раньше. Ты имеешь разум, голова. Жаль, что твой друг не слушает тебя. Он есть неблагодарный. Он сам себе делать плохо.

— Что будет с ним? — заволновался Таймураз.

Хозяин долго молчал, пристально смотря в глаза горца, потом приподнялся со ступенек и добродушно махнул рукой:

— Мистер Роллинс не хочет преследовать тебя и твои друзья. Ты ему нравиться. Ты будешь галопар, скакать. Один лошадь три доллара.

Таймураз понимал, что ему нельзя радоваться, что предает друга, который скрывается сейчас где-то в лесах. Но он ничего не мог поделать с собой, губы его сами собой растянулись в улыбке, и он услышал свой возбужденный голос:

— Сенкью! Спасибо, хозяин!

Мистер Роллинс довольно кивнул головой и приказал:

— Распряги лошадь и дай ей корм.

Таймураз пошел к двуколке, успокаивая себя: я не виноват, что Мурат так поступил, он сам это придумал. Я не виноват...

К навесу, под которым помощник перевязывал руку шерифу, приблизились два охранника. Через седла у них были переброшены тела убитых мексиканцев. Они скинули их на землю. Трупы глухо ударились об утоптанную площадку, пыль из-под них шарахнулась в стороны.

— А третий?! — спросил шериф.

— Привезем и третьего, — сказал охранник и добавил: — Он еще дышит...

Шериф поморщился то ли от боли в руке, то ли от бестактности охранника.

Таймураз, направляясь с конем к сараю, бросил взгляд на трупы и узнал одноглазого Санчеса и Диаса. Конь за спиной фыркнул.

Мимо сарая проехала подвода, наполненная стеблями маиса. Таймураз, занятый тем, что распрягал коня Роллинса, не заметил, как из нее выскользнул Мурат и, прячась за копной, прошмыгнул в сарай. Спрятавшись за плетеной стеной сарая, Мурат наблюдал за живым и здоровым другом и облегченно улыбался.

— Таймураз! — позвал шепотом Мурат.

Оглянувшись на зов, Таймураз тоже невольно прошептал:

— Мурат! Живой! — он тревожно оглянулся по сторонам и, следя за снующими туда-сюда охранниками, освобождая подпругу на коне, спросил: — Ты как тут? Ты что? Тебя же убьют!

— Я за тобой, — радостно засмеялся Мурат. — Пошли, — и удивленно заметил, как окаменело лицо друга, каким сердитым и колючим стал его взгляд, как гневно вздрогнули ноздри, когда он раздраженно зашептал:

— Ты зачем это сделал? Сеньор Роллинс на такую работу нас взял. А ты? Зачем ты? Совсем скоро могли домой вернуться, женился бы, отцу деньги привез. А теперь?

Мурат и сам был не рад, что так все случилось. Но как Таймураз не понимает, что не мог он иначе? И как объяснить ему? Не всегда слова найдешь. Посмотреть бы сейчас ему в глаза, чтобы все он понял.

— Таймураз, может, другую какую работу найдем? — неуверенно сказал Мурат. — Пошли, — и тут он совершенно не стал понимать своего друга, потому что Таймураз вдруг взмахнул рукой, да не просто взмахнул, а гневно и пренебрежительно, даже с ненавистью, и закричал по-осетински так, что на него даже оглянулся один из охранников:

— Я не пойду с тобой. Хватит! — и, мгновенно уловив опасность, сделал вид, что кричит на коня.

Охранник усмехнулся и отвернулся от него.

— Как не пойдешь? — поразился Мурат.

— Ты сам виноват, — стал упрекать друга Таймураз. — Ты всех слушаешь. Ты этих мексиканцев, Франца слушаешь. Только меня совсем не слушаешь. С тобой, Мурат, все время бегаешь. Не хочу больше бегать. Коней объезжать хочу, деньги заработать хочу. Ты тогда на мукомольне тоже сделал как не надо было. С генералом полез драться. Теперь вот мексиканцам помочь хотел. А они лежат на земле мертвые. Не пойду я. — Таймураз тихо сказал: — Уходи, Мурат, уходи.

— Как это? — возразил Мурат и вспомнил: — Ты тогда будешь, как Франц и Николай сказали, штрейкбрехер...

Лучше бы он не произносил это слово, потому что Таймураз мгновенно покраснел от негодования, не дал ему досказать, гневно прошептал:

— Ты опять их слова говоришь. Не со мной ты, а с ними! Мы осетины, друзья, мы должны друг друга понимать. А ты со мной, как с чужим. Уходи! Вот лучший конь стоит там, в углу. Белый. Бери его. И скачи. Не хочу видеть твою смерть, Мурат. Но и с тобой не хочу, — и пошел к конторе.

— Таймураз! Таймураз! — закричал Мурат вслед ему, но друг даже не оглянулся.

Говорят, не бывает, чтоб в дружбе оба были на равных. Кто-то должен главенствовать, а кто-то быть терпеливым. В Хохкау заводилой был Таймураз, а когда они отправились на заработки, с Муратом люди больше считались, и на долю Тотикоева выпало быть терпеливым... А нести этот груз тяжело...

— Таймураз! Таймураз! — вновь закричал ему вслед Мурат.

Слезы навернулись на глаза Мурата. Он осознавал, что Таймуразу было с ним нелегко. Но почему друг не понимает его? Кто виноват, я не знаю. Но я не виноват. И зачем перед тобой оправдываться? Хочешь остаться? Твое дело. Какого ты советовал мне коня взять?! Белого? Неплохой! Я не стану уходить отсюда как вор, не стану дожидаться ночи. Я покину ферму сейчас. На виду у всех. Верхом! И если получу пулю, значит, так тому и быть.

Вскочив на неоседланного коня, он гикнул, лошадь вынесла его из сарая и помчала через всю ферму к воротам. Первым увидел его управляющий, замахал руками, закричал шерифу:

— Это он, разбойник! Хватайте его, стреляйте в него!

Мурат, пригнувшись к гриве коня, скакал мимо охранников и шерифа, который рвал из кобуры пистолет и кричал:

— Не упустите его! Стреляйте!

Мурат скакал той же дорогой, какой они убегали днем: к маису, а потом через лес. И на сей раз всадники, достигнув опушки, выстроились на ней и стали стрелять в горца, который теперь был у них как на ладони. И горец понимал, что ему несдобровать.

— Попали! — радостно вскричал шериф, увидев, как Мурат опрокинулся, свалился набок.

Охранники сразу бросились вслед за конем, тащившим горца. Но когда они настигли коня, то оказалось, что Мурата нигде поблизости нет. Горец схитрил, притворился раненым, а сам соскочил с коня и, пробравшись в лесок, смотрел, как охранники ловили лошадь и разбрелись по плантации в поисках трупа.

С Хуаном друзья попрощались на опушке леса, а за рекой начиналась другая страна — Соединенные Штаты Америки. Друзья стояли в кругу, обняв друг друга за плечи. Мужчины на то и мужчины, чтобы скрывать свои чувства, но за внешней суровостью легко было распознать взволнованность.