Заповедь

— Но женщинам не разрешается говорить на нихасе, — напомнила она. — Так ты, Мурат, друг моего мужа, не откажешься быть моим глашатаем?..

Зарема не посмела приблизиться к старикам и остановилась метрах в тридцати от них. По аулу разнеслась весть, что старики будут рассматривать какую-то просьбу женщины, но никто не знал, кто эта женщина и в чем суть вопроса. Тем не менее на нихасе собралось немало горцев. Зарема в траурном темном платке, в платье до пят из грубого материала застыла в отдалении, смущая горцев своим присутствием. Люди узнали ее и с интересом поглядывали на Батырбека: они поняли, что тяжба связана с Тотикоевыми. Батырбек ни разу не повернул головы в сторону этой женщины, что так нагло явилась в их дом и объявила себя женой его брата, а теперь пожаловалась старикам на тех, кто приютил ее, кто кормит. У нее нет ни совести, ни чувства благодарности. Где были глаза у Таймураза, когда он рисковал жизнью, похищая ее? Батырбек не позволил никому из братьев прийти на нихас, и когда Дзабо, занявший место Асланбека, спросил, почему нет других Тотикоевых, он заявил:

— Я старший среди них и по праву представляю здесь нашу фамилию. Я готов выслушать ваше мнение, почтенные.

Дзабо по старой привычке начал издалека. Он напомнил, как Таймураз похитил дочь Дахцыко, как потом погиб, что тело его не нашли, а похищенная и опозоренная девушка пришла не в дом своего отца, а к Тотикоевым. После смерти Асланбека Батырбек и его братья решили разделиться, поделили хадзары, имущество, землю. Все как положено, все полюбовно. Вроде никаких ссор между ними не было.

— Только похищенная, дочь Дахцыко, недовольна разделом. Она считает, что Батырбек и его братья обделили ее. Но как? Где она видит несправедливость? Давайте послушаем, что нам скажут, и рассудим, — Дзабо ткнул палкой в сторону женской фигурки в трауре и спросил: — Кто будет говорить от ее имени?

Мурат отделился от группы парней, стоявших поодаль, и приблизился к старикам. Был он бледен и встревожен, но старался не показать, что просьба Заремы выступить на нихасе от ее имени озадачила его, потому что таким молодым, как он, нечего делать на нихасе, а ему еще предстояло отстаивать интересы одной из спорящих сторон! Но Зареме не к кому было больше обратиться, и волей-неволей пришлось предстать перед стариками Мурату.

— Позвольте мне, — сказал он с хрипотцой. — Она поручила мне свое дело.

— А моложе никого не могла найти? — насмешливо спросил Батырбек.

— Я друг Таймураза. Об этом известно и тебе, уважаемый Батырбек, и всем вам, почтенные, — голос Мурата теперь дрожал от обиды. Важность происходящего давила на него. Руки вдруг стали огромными, и он никак не мог их пристроить, в конце концов обхватил ими кинжал на поясе, и от этого поза его стала боевой и решительной.

— Друг Таймураза имеет право, — сказал Дзамболат.

— Жена покойного Таймураза просит выделить из тотикоевской земли клочок и ей, — выпалил заранее заготовленную фразу Мурат.

— Земля принадлежит мужчинам, — обрушился на него Батырбек. — Тебе это известно?

— Испокон веков у горцев земля делится только между мужчинами, — кивнул важно головой Дзабо.

— Мы так и сделали, — подтвердил Тотикоев-старший.

— Но она просит землю не для себя, — заявил Мурат и замялся, потому что он и сам остолбенел, когда услышал от Заремы основание, на котором Тотикоевы обязаны дать ей землю. Рано или поздно, но Таймураз возвратится, и тогда все равно надо будет выделить полагающийся ему участок земли, так что по сути Мурат просит законное у нихаса, когда требует землю для Заремы. Он просто утаивает то, что может вызвать переполох в ауле, где все убеждены, что Таймураз погиб. — Она просит землю для своего... сына!

Он думал, что старики взорвутся смехом, замашут руками в изумлении, а они уставились на него непонимающими глазами и ждали пояснений. Но у Мурата иссякли слова.

Старики переглянулись между собой. Дзабо забеспокоился: неужто новость обошла его? Но тут его выручил Хамат. Он вытаращил свои бесцветные глаза и вопросил:

— Сын у нее?!

— Быстро как будто, — усмехнулся Иналык.

— Для какого еще сына? — совсем рассвирепел Батырбек.

Дзабо облегченно вздохнул, поняв, что где-то кроется путаница, обратился к Мурату:

— О каком сыне ты ведешь речь? Разве у этой женщины есть сын?

Вот тот момент, которого боялся Мурат. Он не сразу осмелился ответить. Поведя плечом, он тихо произнес:

— Пока еще нет... Но будет.

Нихас разразился смехом. Хохотали все — и Иналык, и Хамат, и Дзамболат, и горцы помоложе. Первым, пожалуй, засмеялся Батырбек, отрывисто и зло. Даже Дзабо не сдержал смешка, хотя ему положено быть нейтральным и суровым, тем более что он впервые вел нихас в таком сложном споре. Батырбек прервал смех, визгливо спросил:

— Сын будет? Откуда ей это известно? Заглянув под юбку? — и стал давиться деланым смехом.

— Кто-то до неба лестницу искал! — вытирая заслезившиеся от веселья глаза, простонал Иналык.

— Как можно, не убив тура, жарить из него шашлык?! — спрашивал Хамат, удивленно пощипывая ус.

— Или она иначе сложена, чем все женщины? — насмехался Батырбек.

Рассердившись, Мурат осмелел:

— Она просит землю потому, что иначе ей не прожить. У нее же ничего нет: ни коровы, ни овец, ни земли, ни даже козы...

На нихасе все смолкли. Слишком близкую горцам проблему задел Мурат.

— Не прожить — это правда, — согласился Дзамболат.

Обрадованный поддержкой, Мурат пояснил:

— И за сына Зарема волнуется. Не дадут землю Тотикоевы — кем ему остается быть? Батраком!

Это правда, и шутить над нею было грешно. Когда дело касается земли, тут человек не смеет улыбаться. Земли у горцев было мало, а тот, кто вообще ее не имел, лишен был всякой основы жизни. Как известно, чем богаты горы, так это камнями. Но на них зерно не растет, а одной охотой сыт не будешь, какой бы удачной она ни была. Слишком хорошо многие из стариков знали, что значит прожить зиму без хлеба. Надо все обмозговать, не то можно бросить человека на голодную смерть.

— А если Тотикоевы выделят землю, а женщина не родит сына? — задумался Хамат. — Неправильно поступим!

— Представь: не дадим землю, а женщина родит сына, — встрепенулся Дзамболат. — Тогда как? Несправедливо! Совсем неправильно!

Эти реплики послужили сигналом к длительному и жаркому спору. Старики, забыв о солидности, присущей их возрасту, говорили горячо, каждый рьяно доказывал свою правоту. Горцы разделились на две группы.

— Надо дать землю! — подвел итоги своим размышлениям Дзамболат.

— Нельзя давать! — стоял на своем Хамат.

— Как жить ей без земли? — вопрошал Дзамболат. — Умрет на наших глазах!

— Думать об этом надо было, когда ноги ее не к тем воротам несли, — стучал гневно по земле Хамат палкой. — Простил бы дочь Дахцыко, — куда ему с его характером за кинжал хвататься? И земля у него есть, а сыновей нет.

Иналык попросил слова у Дзабо. Дождавшись тишины, остряк погладил бороду и снисходительно произнес:

— Известно: каждый даст безбородому волосок со своей бороды — и тот бородатым станет.

И не успел больше ничего добавить, как Батырбек, до этого бормотавший, что больше до самого окончания обсуждения не подаст и слова, вскочил с места, обрушился на Иналыка:

— Легко тебе рассуждать, уважаемый! Была бы земля, а то, как говорится, семеро братьев один орешек делили.

— Ну, таких орешков бы побольше — семью семь братьев прокормят! — усмехнулся Иналык. — Зачем прибедняться?

— Посмотри, сколько нас! — замахал руками Тотикоев. — И земля нам нелегко далась. Попробуй поноси на горбу землю на скалы! Там одни камни были, это ты знаешь! И если теперь она называется землей, то кровью и потом четырех поколений мужчин тотикоевской фамилии добыта! И ты, Иналык, желаешь, чтобы мы отдали ее чужой фамилии?! Этого ты, Дзамболат, тоже хочешь?! Да мои предки из могил поднимутся, а отстоят ее! Будь Таймураз жив — он непременно получил бы одну двадцать восьмую часть нашей земли. Но он погиб! Поэтому мы делим ее на двадцать семь человек. Всех мужчин нашей фамилии учли: и пожилых, и юношей, и даже пятимесячного сына Угалыка! По законам предков поступаем!