Заповедь

— Что же мне делать? — беспомощно развел руками Хазби.

Ох как не хотелось Асланбеку возражать Кайтмырзе при Марте! Он пытался справиться со своим гневом, но это было выше его сил, и он воскликнул:

— Несправедливо же требовать у Хазби то, чего уже никогда не даст погибшая отара! Имей совесть, хозяин!

— Но я тоже не хочу терпеть убытки, — возразил Кайтмырза. — Всевышний не восполнит мне эти потери. Значит, должен Хазби. Случись это с тобой — и с тебя потребую. И получу, не сомневайся. Сполна!

— Все, хозяин, у тебя продумано. Выходит, и гибель отары тебе не во вред.

— Не серди хозяина — тебе же хуже будет, — промолвил кто-то из чабанов.

— Хуже?! — закричал Асланбек. — Да разве может быть хуже, чем сейчас Хазби? Кайтмырза желает на всю жизнь закабалить его, всю кровь его выпить, — он вскочил на ноги, взмахнул рукой: — А мы не дадим! Не унывай, Хазби! Я одиннадцать лет работаю на тебя, Кайтмырза, так? Посчитай, сколько уже моих овец в твоей отаре...

— Знаю, — ровным бесстрастным голосом ответил хозяин.

— Так вот, все они пойдут в уплату твоего долга, Хазби!

— Что ты, Асланбек! — испугался Хазби. — Ты и сам беден.

— Беден, — с сожалением признал Асланбек. — Мои овцы и двадцатой доли твоего долга не покроют. Но все-таки помощь. Мы ведь тоже ЛЮДИ! И мы всего лишь ЛЮДИ! Никто не знает, что ждет нас завтра. Почему бы тебе, хозяин, на миг не представить себя на нашем месте?

— Не могу, — покачал головой Кайтмырза. — Ни себя не могу представить на твоем месте, ни тебя — на своем.

— Думаешь, мы вечно будем батраками? — взревел оскорбленный Асланбек. — Увидишь — и я стану человеком!

— Не станешь, — возразил Кайтмырза. — Делая такие подарки, никогда не вырвешься из нужды.

— Вырвусь! — искоса посмотрел на Марту Тотикоев.

От Кайтмырзы не ускользнул его взгляд. Он усмехнулся.

— Может, ты мечтаешь и породниться со мной? Заметил: поглядываешь на мою дочь. Не смело ли?

— А что? — смутился Асланбек и, негодуя на себя за слабость, гордо поднял голову: — Разве я меньше тебя тружусь? Или хуже сижу на коне?

Хозяин искренне засмеялся:

— В ловкости, силе и джигитовке я с тобой соревноваться не намерен. И в танцах тоже. Но и ты не берись тягаться со мной в том, в чем я силен, — в богатстве, — и сурово спросил: — Что ты можешь дать моей дочери? Что у тебя есть?

— Многое! Такой крыши, как у меня, ни у кого в мире нет. Вот она, — поднял вверх руки Асланбек. — Заоблачное небо! Постель у меня самая мягкая — земля-матушка. Перина — трава альпийских лугов.

— Во как богат! — притворно ахнул хозяин. — Вот что он предлагает тебе, Марта. Пойдешь за него?

Девушка встретилась взглядом с растерявшимся от такой прямоты хозяина Асланбеком.

— Пойду, — неожиданно вырвалось у нее.

— Что?! — ошалел Кайтмырза — игра, к его удивлению, оказалась серьезной. — Ты пойдешь за этого голодранца?! — он покосился взглядом на оживившихся чабанов и убедился, что назад хода нет. — Ну что ж, присылай сватов, Асланбек. Но знай: и калым я потребую под стать заоблачному небу и земле-матушке. Не обессудь. Тот, кто так высоко держит голову, не должен скупиться на калым... Так ждать сватов?

— Пришлю, — твердо пообещал Асланбек.

— И они примут мои условия?

Асланбек посмотрел на покрасневшую девушку и перестал колебаться.

— Примут все твои условия, Кайтмырза, — и обратился к девушке: — У твоего отца не разбогатеть. Я поеду в долину на заработки.

Не постеснялась присутствия отца, кивнула Марта...

... В день возвращения Асланбека из дальних краев домой на его беду в ауле была свадьба. В разгаре была джигитовка, когда на дороге показался Асланбек. Позабыв о джигите, который то поднимал на скаку с земли шапку, то соскакивал с мчавшегося коня и опять влетал в седло, то пролезал под его животом, — оторвавшись от этого захватывающего зрелища, гости выжидающе уставились на приближавшегося горца. Асланбек опустил чемоданы на землю и поздоровался с аульчанами — спокойно и с достоинством. Кайтмырза, прищурившись, окинул оценивающим взглядом чемоданы и сказал:

— Долго же ты отсутствовал, Асланбек.

— Долго, — согласился жених.

— Расскажи нам, что видел, чем занимался, — осторожно прощупывал его Кайтмырза.

— Долго рассказывать. Время ли? — Асланбек показал на дожидавшихся своей очереди продемонстрировать сноровку джигитов.

— Ничего, и им полезно послушать, — оборвал его Кайтмырза. — Сообщи всем, поравнялся ли ты со мной достатком?

Тихо стало на площадке. Теперь уже все с напряженным интересом поглядывали на чемоданы. Горец посмотрел прямо в лицо Кайтмырзе.

— Если говорить о богатстве, то... нет, не разбогател я, — он потыкал ногой чемоданы. — Все, что здесь находится, и двух твоих быков не стоит...

Вздох разочарования пронесся по толпе. Кайтмырза довольно засмеялся, вытерев глаза рукавом черкески, притворно вздохнул:

— Бедняжка дочь сиднем дома сидит, дожидаясь жениха. Даже на джигитовку не пришла. Как она будет разочарована! — и назидательно произнес: — Убедился: сказать легко — сделать трудно.

Увлеченные разговором люди не заметили бежавшую со всех ног к площадке Марту.

— И что теперь, Асланбек? Будешь проситься ко мне в батраки?

— Придется так, — покорно согласился Асланбек.

— Но солидно ли будет бывшего жениха дочери брать батраком? Не осудит ли народ? — лениво размышлял вслух Кайтмырза и презрительно бросил: — А говорил, что вы тоже люди.

И тут раздался отчаянный крик Марты:

— Отец! — запыхавшаяся от бега, она упала на колени, обхватила голову руками и зарыдала взахлеб.

— Дочь, ты позоришь меня, — гневно закричал Кайтмырза. — Встань!

Марта подняла голову, прижав руки к груди, умоляюще простонала:

— Но я люблю его!

Не слова вырвались из ее груди — боль ее, многолетние ожидания, несбывшиеся мечты. Аульчане не только не осудили ее за несдержанность, они встали на ее сторону. В толпе раздались возгласы:

— Она ждала Асланбека шесть лет!

— Нельзя им врозь, Кайтмырза!

— Он работящий человек. И джигит что надо!

Из толпы выскочил пожилой чабан, закричал:

— Кайтмырза, говоря, что не все люди, ты бросаешь камень в каждого из нас. Но и чабаны — люди. А Асланбек — лучший из нас! Дайте ему коня, и приз по джигитовке будет за ним! Почему, хозяин, стоишь на пути дочери и Асланбека?

— Не твое дело, холоп! — отмахнулся от него Кайтмырза. — Я поступаю по обычаю. Я не выгнал сватов Асланбека. Но он не может внести калым. Кому нужны эти ящики? — кивнул он на чемоданы.

— Горцы! Сельчане! Давайте поможем Асланбеку внести калым! — закричал молодой чабан. — Помните, как он помог Хазби? Теперь Асланбек в беде. Не горюй, друг! Я отдаю десять овец!

— И я столько же! — подал голос еще один горец.

— А я бычка!

— Никто не останется в стороне!

Горцы в рваных черкесках, чувяках, в видавших виды шапках обнимали Асланбека, подбадривали Марту... Взволнованный до слез, Асланбек поднял обе руки:

— Спасибо, люди, но смогу ли я возвратить вам долг?

Пожилой чабан притронулся к плечу жениха:

— Сможешь — отдашь, не сможешь — обижаться не будем.

Толпа одобрительно закричала. Асланбек прижал ладони к лицу, чтоб скрыть слезы. Горцы озадаченно умолкли. Асланбек поднял лицо, проникновенно сказал:

— Люди! Я должник ваш!

— Ты человек! — закричал на всю площадь Хазби...

— Пока была жива Марта, я был тверд в своей клятве — жил для людей. Потом болезнь унесла жену. Я по-прежнему слыл справедливым и честным человеком... Но вот теперь... К концу жизни... — Асланбеку было невмоготу признаться в этом. — К концу жизни стал хитрить я. Нет, в просьбах людям я никогда не отказывал, но в ответ высказываю свои просьбы. И получается: люди за мою доброту рассчитываются. Я понимаю, что веду себя неправильно, страдаю от этого, но поступать по-другому уже не могу. И выходит, Мурат, что я по-прежнему должник у людей...