Заповедь

И будто мысли его дошли до Заремы, она вдруг заявила:

— А не простят — и здесь жить можно. Ты не бойся, Таймураз, я не убегу от тебя. Везде с тобой буду. И без подруг не скучно. Так, самую малость. Считай, что совсем не скучно. Только когда ты на меня не смотришь, бояться начинаю. А когда ты рядом — я смелая! Ты самый сильный, самый мужественный, самый красивый, — и ты мой муж! И кинжал у тебя приметный. Особенно ручка. Вот тысячи положи передо мной — я твой кинжал сразу узнаю. Не веришь?

— Верю, — неохотно ответил он.

— Милый мой, — зашептала она, и Мурат зажал в отчаянии ладонями уши, а когда открыл, она стыдливо смеялась. — Я завидовала Мадине, а ты меня похитил! Какая я была глупая. Это из-за меня ты танцевал с Мадиной, а я...

— Мне идти надо, — глухо произнес Таймураз.

И отсюда было слышно, как раздражен он. Почему Зарема не замечает?

— Какая-то я не такая! — засмеялась Зарема. — С тобой обо всем могу говорить.

— Пойду я, — сказал в нетерпении Таймураз. — Дай ружье.

— Будь осторожен, — попросила она. Спустя мгновенье испуганно закричала: — Таймураз! Ты забыл еду! Я тебе кусок мяса завернула...

— Не надо, — недовольно отозвался Таймураз.

— Я сейчас спущусь, — закричала она. Ноги ее заскользили по склону горы, и, чтобы не упасть, Зарема часто засеменила...

— Что ты делаешь?! — закричал Таймураз. — Держись!

Мурат глянул наверх. Зарема, раскинув руки, во весь дух мчалась вниз и — сумасшедшая! — улыбалась! Еще миг — и ей не удержаться на ногах, и быть беде, ведь вокруг камни, острые выступы скал... Можно разбиться насмерть!

— Держи! — хрипло закричал Мурат Таймуразу.

Но тот уже бежал ей навстречу, роняя на ходу ружье. Они столкнулись посреди склона, Таймураз не удержал ее в руках, и она заскользила на спине, сбив и его с ног, и лишь возле Мурата они застыли. Лицо друга побелело. Она смеялась, да так счастливо, словно ей было совершенно не больно, хотя руки и ноги ее покрылись ссадинами. Внезапно она оборвала смех, и руки ее затрепыхались у ног, натягивая платье на оголившиеся колени. Память Мурата схватила это мгновенье и запечатлела в себе навеки. Потом не раз вспоминались ему стройные белые ноги и бедра, оказавшиеся намного полнее, чем ему представлялось, когда он видел Зарему в платье. Она прикрыла ноги и прежним, знакомым Мурату злым взглядом посмотрела в его сторону, будто обвиняя в своем падении. Таймураз поднялся с земли, спокойно, чуть-чуть устало спросил:

— Пришел?

Улыбка исчезла с лица Заремы. Не помни Мурат, какое настроение несколько мгновений назад было у девушки, ему и в голову бы не пришло, что она счастлива. И он понял: Зарема злится потому, что с его приходом Таймуразу надо покидать ее. Но как им обойтись той пищей, что носит Мурат? Он и так уж чуть ли не похищает еду из кладовой, которая у них не очень богата. Это у Тотикоевых она полна. Но к ним же не заявишься и не скажешь Асланбеку, что его внуку нужна пища. Асланбек вел себя так, словно похищение дочери Дахцыко никак не касается Тотикоевых. Он часто повторял, что не верит в слухи, которыми недоброжелатели хотят очернить его внука. Таймураз не мог поступить так, не посоветовавшись с ним... С каждым днем ему труднее было отмалчиваться. Теперь все отсутствовавшие парни возвратились в аул. Не было лишь Таймураза. И упорнее стали поговаривать о том, что похитил Зарему Таймураз. Обратили внимание и на то, что Дахцыко избегает старца и здоровается весьма сдержанно. Приближался день, когда должно было состояться объяснение, после которого или начнется кровавая вражда, или приступят к переговорам по примирению, в успех которых Мурат не верил...

— Идем? — спросил Мурат друга.

— Да, да! — облегченно сказал Таймураз и не оглядываясь пошел по тропинке.

— Я тебя буду ждать, — бросила ему Зарема.

Он не ответил. Оглянувшись, Мурат увидел, что Зарема жадно смотрела им вслед, и, позови ее муж, она так же, как несколько минут назад, со всех ног бросилась бы следом за ним. Таймураз молча шел впереди и даже ускорил шаг, стараясь поскорее оказаться вне поля ее зрения. Когда они были по ту сторону скалы, Мурату показалось, что он видит силуэт девушки на горе, нависшей над пещерой. Но он засомневался — вряд ли взобраться ей на такую крутизну...

Глава 7

Прошло два месяца после свадьбы Ирбека. Таймураз не появился в ауле. Все стало ясно. Он и только он!.. Асланбек предполагал, почему Таймураз пошел на похищение. Заставив мужчин фамилии ползти на коленях к дому Дахцыко, Асланбек сам создал опасную ситуацию. Смыть позор нельзя иначе, как совершив возмездие. Но почему взял это на себя младший? Разве не было других? Или у них дух ослаб? На сей раз ему не удастся примириться с Дахцыко, если даже он приложит все свое умение, всю хитрость старого, опытного человека, на веку которого немало мудрых дел.

Скучая ли по Таймуразу или надеясь через его ближайшего друга понять, почему внук поступил так опрометчиво, Асланбек каждый день присылал за Муратом младшего из братьев Батырбека — Тузара. Вначале Мурат был насторожен, боясь, что ненароком обмолвится и выложит ему правду о похищении, но потом расслабился, потому что, во-первых, старец больше не настаивал, чтоб Гагаев признался в участии в горестном деле, а во-вторых, он убедился: общение с Муратом облегчало Асланбеку муки... Старец был в том возрасте, когда тянет на откровения и хочется поведать о самом сокровенном. Он признался Мурату, что страдает от того, что на старости лет получил от самого любимого внука такой жестокий удар. Он, гордившийся тем, что прожил свой век праведно, что не совершал поступков против совести, не мог простить Таймуразу, что из-за него на пороге смерти видит укоризненные и недоумевающие взгляды аульчан...

Почему он избрал для своих душевных излияний Мурата — он мог позвать любого своего внука — и тот внимал бы ему с открытым ртом и затаив дыхание, — загадка и для других, и для него самого. Может, оттого, что Асланбек был убежден: Таймураз совершил похищение не без участия Мурата. Впрочем, не исключено, что старец почувствовал в Мурате тоже страдающую душу...

Две раненые души потянулись друг к другу, и если не удалось излечить болезнь, то облегчение обоим все-таки принесли эти долгие встречи-беседы, встречи-исповеди.

— Я с восьми лет трудился. Пас овец. Не своих. Чужих. Батрачил у богатого Кайтмырзы. И рано познал, что такое несправедливость. Однажды ночью, когда на ущелье обрушился сильный ливень, оползень унес в пропасть отару овец, которых арендовал у хозяина чабан по имени Хазби. Он пытался спасти их, да и его самого бросило в расщелину скал. Едва спасли. Получив недобрую весть, хозяин поспешил в горы, да не один, а со своей красавицей дочерью Мартой...

Асланбек рассказывал так интересно, что каждый участник давней истории показался Мурату близким знакомым, точно он расстался с ним вчера...

... Опечаленные чабаны, сидя вокруг костра, тупо смотрели на огонь, над которым повис котел с кипящим варевом. На горной дороге показалась арба. Чабаны стоя встретили хозяина. Кайтмырза грузно сошел на землю, отыскал взглядом Хазби и сказал:

— Ты понимаешь, что тебе и двух жизней не хватит рассчитаться со мной? Ты обязан был каждый понедельник поставлять мне тридцать кругов сыра и бочонок масла, добавь сюда шерсть, что с каждой овцы должен был стричь по триста граммов в сезон. Договор мы заключили на пять лет. Представляешь, сколько ты задолжал шерсти, сыра, масла? А сама отара? Она ведь должна была увеличиться чуть ли не вдвое.

Каждое слово хозяина больно било не только по Хазби — оно отдавалось в душе каждого чабана.

— Я буду работать, — глухо сказал Хазби. — Я возвращу тебе долг.

— Э-э, легко сказать, — покачал головой Кайтмырза. — И дней и ночей не хватит...

Марта бродила неподалеку, стесняясь приблизиться к костру, Асланбек не сводил с нее глаз. Она быстро посмотрела в его сторону, взгляды их встретились, и он смутился.